Превращение, впрочем, вскоре закончилось. Тело Пьера стало обрастать пушком. И вот он уже был не Пьер?крестьянский парень, а сине?желто?черная бабочка, именуемая махаоном.

Окно было открыто. Вылетев на улицу, Пьер какое?то время порезвился в лучах летнего солнца, затем перелетел через крышу и очутился в саду.

Гусыня, знавшая, что он намеревался поселиться именно здесь, уже ждала его. Махаон стал порхать над ней, хотя краснолапая была далеко не цветок.

– Ах, как прелестно! – восклицал Пьер. – Ах! Какая чудесная жизнь! Как приятно парить в воздухе, пить росу, питаться медом и ароматами. Я больше не человек. И даже не бабочка! Я божество!

– Однако, мэтр Пьер, кое?что вам забывать не следовало бы, – проговорила старая гусыня. – Конечно, ваше существование приятно! Но имейте в виду: оно будет недолгим, потому что бабочки, насколько мне известно, относятся к племени эфемеров, то есть существ быстроисчезающих. Так что у вас всего один день жизни. Сутки… не больше. Разумеется, счастье не измеряется в единицах времени, и можно двадцать четыре часа прожить счастливее, нежели восемьдесят лет.

– Черт возьми! – всполошился Пьер. – Хорошо, что вы мне об этом напомнили. Я тоже где?то что?то об этом читал! Ах, я простофиля! Если бы у меня были кулаки, я надавал бы себе тумаков за такую глупость! Стоило так мучиться, чтобы сразу умереть?! Как бы теперь не опоздать с возвращением в человеческий облик!

– Не теряйте ни минуты, мой дорогой мэтр Пьер! – воскликнула гусыня. – Скорее пожелайте стать самим собой! Торопитесь! Мне кажется, вы уже начали слабеть!

Страх парализовал Пьера, и он упал в траву.

– Хочу стать человеком! Хочу стать самим собой! – простонал он.

Но, как мы уже отмечали, дорогие дети, с некоторых пор превращения протекали все медленнее и медленнее. К тому же проходили они теперь далеко не безболезненно, и во время обратного превращения Пьеру пришлось претерпеть невыносимые мучения. Но, как бы то ни было, желание Пьера вновь стать человеком было произнесено вовремя, хотя и в самый наипоследний момент. Прошел не один час, прежде чем Пьер освободился от личины бабочки. И только с последними лучами солнца, сопровождаемый гусыней, он смог войти в собственный дом.

Пьер был совершенно разбит. Он лег в постель и тут же заснул.

Проснувшись на следующее утро, он вспомнил, что осталось всего одно яйцо, и стал размышлять, как бы поудачнее его использовать.

В этом, последнем, яйце была вся судьба нашего героя.

И потому он уселся на скамью у двери дома и задумался.

Старая гусыня украдкой за ним наблюдала.

Вдруг Пьер вздрогнул.

– О чем задумались, мэтр Пьер? – окликнула она его.

– Думаю над тем, что пожелать… Осталось всего одно яйцо.

– Да уж… пожалуйста, не ошибитесь на этот раз! Я вижу, вы собираетесь разбить яйцо, но совершенно не представляете себе, что с вами станет… Впрочем, можете его не трогать… но в таком случае никогда не узнаете, что в нем было! Удача или нет?.. Что до меня, то, ради Бога, не спрашивайте меня ни о чем! Я не хочу влиять на ваше решение.

– И все?таки, скажите, госпожа гусыня, если и это превращение мне не понравится – смогу ли я вновь стать человеком?

– Несомненно! Но кто знает, сколько времени для этого понадобится?

Пьер махнул рукой:

– Была не была! Рискнем… До сих пор все мои пожелания заканчивались неудачей. Может, на этот раз повезет? Впрочем, мне больше любопытно, чем страшно. Если я не разобью этого яйца, то всю оставшуюся жизнь буду себя упрекать за то, что, возможно, упустил свое счастье… Вот оно! В руке!.. Пан или пропал!

Пьер размахнулся и разбил яйцо о стену.

В тот же миг он почувствовал, как тысячи перьев пронзили его кожу. Он сполз со скамьи и оказался стоящим на двух коротких лапах, а между глазами у него вырос длинный желтый клюв, позволявший смотреть только в бок.

Пьер воскликнул:

– Кем же я стал?

– Гусыней! Гусыней! – закричала его подружка, да так и покатилась со смеху.

От негодования кровь вскипела у Пьера.

– Что это значит, госпожа гусыня? Мне кажется – да простит меня Создатель! – вы смеетесь надо мной!

– Ох! – отвечала гусыня, с трудом переводя дыхание. – Вы стали не просто гусыней, а гусыней такой странной, что на вас просто невозможно смотреть без смеха. Вы как?то смешно кривитесь и у вас невероятно скрипучий голос; вдобавок вы страшно косите обоими глазами! Прошу меня извинить за смех, мэтр Пьер, но уверяю вас, что если бы вы могли себя видеть, вы бы тоже рассмеялись!

Виляя хвостом, расстроенный Пьер ушел в курятник и вышел оттуда мрачный и изнеможенный, лишь после того, как превратился в человека.

Этот урок оказался особенно горьким. Всю ночь наш герой не сомкнул глаз, а наутро, бросив серп на плечо, пошел в поле, оставленное ему родителями.

– Здравствуйте, мэтр Пьер! – приветствовала его гусыня, копавшаяся у дверей. – Куда это вы направляетесь с утра пораньше?

– Вы что? Ослепли? – довольно грубо оборвал ее Пьер. – Иду работать.

– Отцы?святители! – ехидно проговорила птица. – Похоже, чудесам не будет конца…

На что Пьер отвечал, приосанясь:

– Безмозглая птица! Ступай к себе подобным! В птичник! Что до меня, то я достаточно поумнел, чтобы понять, наконец, как был я глуп, пренебрегая достоянием, дарованным мне Провидением, и, по сути, терял время даром в поисках, из которых ничего, кроме разочарований и неприятностей, не получил, потому что мне все хотелось быть не тем, кем я есть на самом деле. Но самой большой моей глупостью было просить совета у какой?то гусыни, которая добилась только того, что я стал гусыней… Однако вот что я вам скажу, моя милая. Я решительно не желаю более мечтать о невозможном. Я бесповоротно решил следовать примеру своих трудолюбивых родителей. Идя по их стопам, я получу в будущем все необходимое для жизни в этом мире.

Окончив речь, наш герой направился в поле, где, как и положено молодому трудолюбивому фермеру, занялся крестьянским трудом. А став взрослым мужчиной, Пьер старался избегать плохих компаний и глупых советчиков. Яйца же разбивал только те, что съедал за завтраком. Так?то, дорогие дети.

СИРЕНОЧКА

I

Случалось ли вам видеть море, дорогие дети? Если да – то вы, конечно, заметили, что чем оно глубже, тем синее вода. Однако синева моря зависит еще и от цвета неба. Ведь море – всего лишь зеркало, положенное Господом на землю, чтобы в нем могло отражаться небо.

И еще: чем ближе к экватору, то есть к самому широкому месту земного шара, тем синее небо, а значит, и море.

Надо заметить, море в этих краях очень глубокое. В некоторых местах пока даже не нашли дна, хотя опускали туда самые длинные веревки: более тысячи метров! Если собрать в вашем городе или селе двенадцать или пятнадцать колоколен и поставить их друг на друга – получится как раз такая высота.

В морских и океанских глубинах живет, как говорится, морское население.

Кроме рыб, каждый день подаваемых к столу ваших родителей и которых вы хорошо знаете – я имею в виду мерлана, тунца, ската, сельдь, сардину – это население состоит еще из огромного количества животных, совершенно вам незнакомых: начиная от огромных кальмаров, чью точную форму и длину установить пока не удалось, и кончая абсолютно неощутимыми медузами, которых миллиардами съедают киты, растирая своими усами, являющимися ни чем иным, как их зубами, служащими для изготовления корсетов ваших матушек.

Не думайте, дорогие дети, что на дне морской пучины лежит лишь тот мокрый песок, который открывает откатывающийся прибой на пляжах Дьеппа или Трувиля. Если вы так считаете, то сильно ошибаетесь. Поднимающиеся до самой поверхности моря растения свидетельствуют о том, что эти бездны полны гигантской растительностью. По сравнению с ней допотопные папоротники длиной в восемьдесят или сто футов, встречаемые в каменоломнях Монмартра – всего лишь жалкие травинки.

И как гнутся и раскачиваются от порывов ветра воспетые поэтами пальмы африканских пустынь – точно так же сгибаются, следуя каждому движению моря, эти водоросли. И как порхают среди ветвей земных деревьев, сверкая в лучах солнца разноцветным оперением, птицы наших лесов, так же скользят меж стеблей и листьев морских деревьев рыбы, блестя золотом и серебром в прозрачной лазури водной толщи.