А насчет апогея красноармейцы подумали, что это название немецкой деревни. Стали искать на географической карте:

Верчусь —
аж дыру провертел в сапоге я, —
не могу найти никакого Апогея!
II

Но значит ли это, что иноязычные слова, иноязычные термины, вошедшие в русскую речь, всегда, во всех случаях плохи? Что и апогей и фиаско, раз они непонятны в деревне Акуловке, должны быть изгнаны из наших книг и статей навсегда? А вместе с ними неисчислимое множество иноязычных оборотов и слов, которые давно уже усвоены нашими предками?

Имеем ли мы право решать этот вопрос по-шишковски,[212] сплеча: к черту всякую иностранщину, какова б она ни была, и да здравствует химически чистый, беспримесный славяно-русский язык, свободный от латинизмов, галлицизмов, англицизмов и прочих кощунственных измов?

Такая шишковщина, думается мне, просто немыслима, потому что, чуть только мы вступим на эту дорогу, нам придется выбросить за борт такие слова, унаследованные русской культурой от Древнего Рима и Греции, как республика, диктатура, амнистия, милиция, герой, реформа, пропаганда, космос, атом, грамматика, механика, тетрадь, фонарь, лаборатория, формула, доктор, экзамен и т. д., и т. д., и т. д.

А также слова, образованные в более позднее время от греческих и латинских корней: геометрия, физика, зоология, интернационал, индустриализация, политика, экономика, стратосфера, термометр, телефон, телеграф, телевизор.

И слова, пришедшие к нам от арабов: алгебра, альманах, гарем, алкоголь, нашатырь.

И слова, пришедшие от тюркских народов: жемчуг, армяк, артель, лапша, аршин, балаган, бакалея, базар, башмак, башлык, болван, казна, караул, кутерьма, чулан, чулок.

И слова, пришедшие из Италии: купол, кабинет, бюллетень, скарлатина, газета, симфония, соната, касса, кассир, галерея, балкон, опера, оратория, тенор, сопрано, сценарий и др.

И слова, пришедшие из Англии: митинг, бойкот, пикник, клуб, чемпион, рельсы, руль, лидер, спорт, вокзал, ростбиф, бифштекс, хулиган и т. д.

И слова, пришедшие из Франции: дипломат, компания, кулисы, суп, бюро, депо, наивный, серьезный, солидный, массивный, эластичный, репрессия, депрессия, партизан, декрет, батарея, сеанс, саботаж, авантюра, авангард, кошмар, блуза, метр, сантиметр, декада, парламент, браслет, пудра, одеколон, вуаль, котлета, трико, корсаж и т. д.

И слова, пришедшие из Германии: штопор, бутерброд, шлагбаум, слесарь, брудершафт, бухгалтер, вексель, штраф, флейта, мундир, шахта, офицер, клейстер, штаб, шницель, вундеркинд, парик, локон и мн. др.

Слово краля взято из чешского, чай — из китайского, бекеша, гуляш — из венгерского, какао, колибри, гитара — из испанского, инжир — из персидского, какаду — из малайского.

Многие иностранные слова пришли к нам из вторых и третьих рук. Слово почта заимствовано не прямо из итальянского posta, а через посредство польского poczta, чем и объясняется произношение его в русском языке. Слово матрац пришло из немецкого (Matratze), а слово матрас— из голландского (matras), но оба они восходят к одному и тому же арабскому слову, означающему подушка.

Не следует забывать, что в трехстишии Пушкина:

Летит кибитка удалая,
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке, —

целых четыре слова, происходящих от чужеземных корней:

кибитка — от татарского кибет (лавка) и от арабского куббат (купол, свод),

ямщик — от тюркского ям,

тулуп — от тюркского тулуп (шкура),

кушак — от турецкого кушак.

Не думаю, чтобы нашелся пурист, который потребовал бы, чтобы мы отказались от всех этих нужнейших и полезнейших слов, давно ощущаемых нами как русские.

Почему же в стране, где весь народ принял и превосходно усвоил такие иноязычные слова, как революция, социализм, коммунизм, пролетарий, капитализм,

буржуй, саботаж, интернационал, агитация, демонстрация, мандат, комитет, милиция, империализм, колониализм, марксизм, и не только усвоил, а сделал их русскими, родными, все еще находятся люди, которые буквально дрожат от боязни, как бы в богатейшую, самобытную русскую речь, не дай бог, не проникло еще одно слово с суффиксами ация, ист или изм.

Такие страхи бессмысленны хотя бы уже потому, что в настоящее время суффиксы ация, изм и ист ощущаются нами как русские: очень уж легко и свободно стали они сочетаться с чисто русскими коренными словами — с такими, как, например, правда, служба, очерк, связь, отозвать и др., — отчего сделались возможны следующие — прежде немыслимые — русские формы:

правдист,

связист,

очеркист,

уклонист,

декабрист,

отзовист,

службист,

значкист,

пушкинист.

Из чего следует, что русские люди мало-помалу привыкли считать суффикс ист не чужим, а своим — таким же, как тель или чик в словах извозчик, служитель и пр. Теперь уже невозможно сказать, будто это русские корни с иноязычными суффиксами, так как сами эти суффиксы мало-помалу становятся русскими.

Даже древнее слово баян и то получило в народе суффикс ист:

баянист.

Вот до какой степени активизировалось окончание ист, каким живым и понятным для русского уха наполнилось оно содержанием.

Окончательно убедил меня в этом один пятилетний мальчишка, который, впервые увидев извозчика, с восторгом сказал отцу:

— Смотри, лошадист поехал!

Мальчик знал, что на свете существуют трактористы, танкисты, таксисты, велосипедисты, но слова извозчик никогда не слыхал и создал свое: лошадист.

И кто после этого может сказать, что суффикс ист не обрусел у нас окончательно! Его смысл ощущается даже детьми, и не мудрено, что он становится все продуктивнее.

Когда Белинский применял этот суффикс к русским фамилиям и писал шишковисты, карамзинисты, когда Щедрин вводил в литературу слово ерундист, они обращались к образованным людям, ощущавшим иностранную природу этого суффикса, но когда в самой гуще народной возникают и утверждаются такие слова, как гармонист, баянист, это значит, что русский народ воспринимает этот суффикс как свой.

Так же обрусел суффикс изм. Академик В. В. Виноградов указывает, что в современном языке этот суффикс «широко употребляется в сочетании с русскими основами, иногда даже яркой разговорной окраски: хвостизм, наплевизм».

К этим словам можно присоседить мещанизм, ставший устойчивым лингвистическим термином.

И царизм.

Или вспомним, например, иностранный суффикс тори(я) в таких словах, как оратория, лаборатория, консерватория, обсерватория и т. д.

Не замечательно ли, что даже этот суффикс, крепко припаянный к иностранным корням, настолько обрусел в последнее время, что стал легко сочетаться с исконно русскими, славянскими корнями. По крайней мере у Александра Твардовского в знаменитой «Муравии» вполне естественно прозвучало крестьянское словцо суетория.

Конец предвидится ай нет
Всей этой суетории?

И вспомним шутливо-фамильярные: бумаженция, штукенция, старушенция и другие примеры обрусения суффикса енция.

Суффикс аци(я) также вполне обрусел: русское ухо освоилось с такими словами, как яровизация, военизация, советизация, большевизация и даже теплофикация. Л. М. Копенкина пишет мне из города Верхняя Салда (Свердловской обл.), что ее сын, пятилетний Сережа, услышав от нее, что пора подстригать ему волосы, тотчас же спросил:

вернуться

212

А. С. Шишков (1754–1841) — автор реакционной книги «Рассуждения о старом и новом слоге российского языка» — был очень колоритной фигурой: «консерватор, напуганный событиями французской революции, адмирал, позднее министр просвещения, президент академии, выступавший против всего иноязычного, и в первую очередь против слова „революция“», — говорит о нем профессор А. И. Ефимов в своей «Истории русского литературного языка» (М, 1961. С. 143).