отделе о теле материй патент
потопа этапа дуэта потец
а терек артели потели партит
атума эдипа [ .шва] труха гепатит
натугаутама ума кахетин
облаты киото глаза пехотин
дикарь – укротитель кратила имен
небес апеннинами опьянен
енота пената пята тапиол
пенультимой дуба кропит апиол
солоха короста попа растяни
антономозаиками[ .шва]дистимий
ступени петуний и циннова связь
бонита нидаба дыбой навострясь
стрибога расстрига и стрега и хекс
быстрее [ .шва] стретто seretur [ .шва] est
скорее, Геркейос, корица-зевес
осей [ .шва] тейвазами сто [ .шва] завес
бори припарками оддитей
поли приапами сто детей
Арамейское Ruah относится исключительно к духовному началу, а женское плодородное начало обозначалось словом Nidaba (ср. с nindabû, ритуальное приношение фруктов). Причем слова эти, судя по всему, были изначально противопоставлены – стоит лишь посмотреть на древнейший протосемитский корень 'rh (не путать с rh'!), один из самых старых дериватов которого – arâhu (Arâhu -> *Aruahu (долгая дифтонгизируется) -> *Ruahu (спекулятивное шумерское) или Aruah (реально существующая основа) -> Ruah): в аккадском он был связан с отрицанием бытия чего-то физического – нечто физически уничтоженное. Позже, в собственно сирийском и арамейском, по общему закону снижения эмфазиса, значение уничтожения утратилось, но значение отрицания физического начала осталось.
пасий-пасий, пациент,
ктесий-ктесий, диссидент,
где же, где же во вселенной
декоратор-градиент?
повязало волосями
зев асеева мадьяр
милетяне кифносяне
синяками громадья
журной жерди жёны шакти
колмидраш шехине-шахте
шёпот жемчуга лачуг
чум-очаг уже клочок
анку анху Энки-кнуспер,
пастор-пустор-пустельга
унган магом окна вусмерть
постеколье постигал.
зондер киндер гендер кондор
отрок отруба утроб
кантор гондор рёв о ком-то,
кто реторты не утрёт
Пошатнуть aššātum многоженства значит тоже решето: множественность – это женская характеристика. В аккадском языке некоторые существительные мужского рода образуют плюралис суффиксацией -t-, таким образом переходя в женский род. До возможных пределов это следует перенести в русский язык, где место -t- занимает -к-, «к», Ка. – Матка звука. Ка – это частица понуждения, «сделай-ка»: «я делаю то, что желает мой Ка» (Книга Мертвых.26). Разумеется, бог и фараон имеют множественные Ка, Vielweiberei и преисполненную телему. Так же естественна связь Ка и плодородного Хнума, сына Нуна (у Гофмансталя Ка = Тень = детородность). Нун – семитская буква, присоединение которой, называемое нунацией, происходит в аккадском языке в двойном числе; так, «две жены» – это aššatān, и то же слово в родственном иврите значит «дьявольский», или «противостоящий». Два, II – число противостояния одного и того же самому себе, и так 2 = 0, две воли означают равновесие противостояний, или отсутствие п(р)орывов. Русский язык следует принудительно отрешить от склонности отождествлять двойственность и множество, введя двойное число, указывающее на отличие нунации Ка от мимации Ка, – например, пассивные «окно» (то, во что смотрят), «книга» (то, что читают), «песенка» (то, что поют) и активные «съёмка» (процесс съёма), «рамка» (то, чем обрамляют), «ломка» (процесс слома), – и избавляющее от существующих противоречий. Мимация есть множественность в согласии с единственностью (используется во всех числах, кроме двойного), монолатрия; мимированное Ка есть Ка-самка, совершенное и замкнутое.
ксений, ксений, семьи наснаг
наказанья блестни нам знак
повивально-суровый риск
триба войлока леватрис
пурим перин евфрата диван
Перун pour une infante d é funte
ксений, ксений, лотар-орест
sator satur rutate est
тел телема для матерей
крепни, фетус, и матерей
пурим перин евфрата диван
Перун pour une infante d é funt
телегонией налетай
в наиконенный календарь
с василисками породнясь
наливайся узором мяс
коронация араньяк
ореонная скоромня
пурим перин евфрата диван
Перун pour une infante d é funt
«Совершенно неприличны цветы зимою, мужской наряд на женщине и женский – на мужчине», – писал Григорий Назиниан. Столь же неприличествующей многим ознакомившимся с общей фрейдистской теорией о происхождении обычая цветодарения начинает казаться традиция возложения цветов на могилы. Действительно, если в древности на похоронах специи, цветы и пахучие вещества использовались, чтобы скрывать смрад разложения, то сейчас, когда необходимости в этом уже нет, христианский мир, отказавшись от специй, продолжает держаться цветочного обычая. Вероятно, это связано с тем, что, во-первых, венок, который возлагают на могилу, символизирует круг жизни (круг – форма венка, жизнь – содержимое венка), отсюда же – четное количество цветов на похоронах; кроме того, во-вторых, христианские похороны являются символической свадьбой, то есть умерший венчается со своей «истинной» жизнью (объединяется святым духом с божественным миром для того, чтобы перейти на иной уровень существования – так же, как венчание с женой означает перевод с помощью святого духа в новую сущность двух человек вместе) и пресуществляется для жизни вечной. Другими словами, нет прямой связи похоронной традиции с идеей дефлорации, лежащей в основе бытового дарения цветов, и, тем не менее, тесная связь Эроса и Танатоса прослеживается также и в сходстве брачных и похоронных ритуалов (стоит вспомнить, что существовал славянский ритуал «свадьбы-смерти»).
НАДУТЫ НАДИТУ НА ДАТУ УДАРА,
на раду подарка,
пуукко закупорок
в тел рванье
у курдов festin de l'araignée
кайку kaikua
caita caimassea
наузея,
недомогание –
КОРОНАРНАЯ КУРКУМА
кабогания маркоман.
Трафальгар –
Hагльфар,
МИ тифоны латифундий,
Комитас,
как Мидас,
гнида Нуха это Хундинг:
– пуповинами опутан
кейко, кайко,
боробудур –
на древесного кобольда
майкапар
лусиньолами какой-то
закопал
КАЙ----КО—БАД
КА------ТАЙ-БА-
Т.
------------------------------------------------------------------------
Вилли Р. Мельников
ДООС – лингвозавр
Сармато-скифское послестишие
( оригинал и перевод на русский)
…Изребрился мой день — и спотыкается о его ступени ночь… Кто сумеет срубить сердцевину солнца отдельно от коры дождя?.. Тучи растают быстрее, чем из них секиру вытесать успеете. Пламя-молчание её испеплит скорее, чем закалится она. Неразделивень сплавит святилище со вздохами тех, кому не хватило раскрошившихся лун дойти до него… Всинённая в горизонт ржавчина не привыкла зеленовато проигрывать в поединках с оттенками искривлённостей непреодолинии горизонта, древесно вычерневшейся из насмешливых скал,,, Но они — сгущённые оттирания вдумий от усталости болей: их возьмут с собою отплески побоявшихся пряно пересыхать озёр,,,
Шиповатая доброта расклёвывает беззащитную злобу… Стены всегда чувствуют себя гостями в ими же порождаемом доме, если окна отказываются время от времени становиться замочными скважинами в так и не прорубленных дверях… Облачаться в стену не построенной крепости – значит принуждать эхо изгорчающих безветрие бойниц к клыкастой наготе… Позволишь глубоководным окнам дышать жабрами дверей — и постигнешь законы впадения потока слепоты перьев сна в без-слышье надменного пробуждения, сжигающего недоцветшие проклятвы…