— Я была на работе.

— Дети есть у вас?

— Двое. Они сейчас в пионерском лагере… — Она снова расплакалась.

Тура обернулся к брату:

— Где вы обнаружили труп?

— Недалеко от метеостанции…

— В воде?

— Да.

— А почему вы решили искать его там? — Мужчина задумался:

— Не знаю, словно подсказало что…

— Я возьму объяснения, товарищ подполковник… — сказал Бураков. — И приеду!

Тура и Мурадова вышли во двор. Анна вынула из халата сигареты, Тура чиркнул зажигалкой.

— Какой сегодня длинный день, — сказала она. — И конца не видно!

— У меня тоже. Даже шашлык «Дружбу» не поешь…

— Хотите напроситься на ужин?

— Хочу…

Она поколебалась.

— Хорошо. Принимается…

Коридоры водной милиции заполнили рыбаки — молодые и старые, но все одинаково загорелые, с обветренными лицами; громкоголосые, тяжелые, сильные.

В кабинете перед Турой сидел Багиров, видавший виды старик-рыбак. Отвечая Туре, он время от времени оглядывался на дверь, боясь, что его могут подслушать. Было заметно, что ему нравится играть с Турой в кошки-мышки.

— Я вижу, Багиров, вы не очень-то многословны, — заметил ему Тура.

— Браконьер — это профессия на всю жизнь… Когда человек на моем месте начинает разговаривать с милицией, язык у него становится длинным и извилистым, как Военно-Грузинская дорога… Этому меня шесть лет учили…

— И меня.

— Я слышал — говорили! А где освобождался?

— В Бутырках.

— Значит, стоит еще?

— Стоит. Даже новый женский корпус построили… За медпунктом.

— Правильно! Мне тоже говорили! — Бураков открыл дверь.

— Одну минуту, — сказал ему Тура.

Бураков понимающе кивнул головой. Закрыл дверь. Браконьер поймал взгляд Туры, пальцем поманил его ближе.

— Ты вечерком возьми машину да прогуляйся по берегу, где Рыжего подстрелили… Многое поймешь.

— А Мазут? — спросил Тура. — Где он может быть?

Браконьер с секунду смотрел на него, мигнул, сказал тихо:

— Ты съезди на Осыпной. К старику прокаженному — к Кериму. Может статься, что и Мазут там…

— Они дружат?

— Бывает…

Старик закончил шепотом:

— Прокаженный Керим все знает. Но я тебе ничего не говорил. И больше меня не вызывай. Все. Мне еще внуков поднять надо…

Он пошел к выходу. Дверь за ним еще не закрылась, как зашел Бураков. Он мельком внимательно взглянул на Туру.

— Что-нибудь новое?

Тура покачал головой:

— Нет…

— Я чего зашел, — начал Бураков. — Полковник Агаев звонил, просил выбрать время заехать к нему…

— Ясно.

Бураков помолчал, потом нерешительно сказал:

— Вы меня извините, Тура Саматович, я хотел совет вам дать. От души!

— Ну, говори…

— Вы здесь человек новый, а я вырос, всю жизнь здесь прожил. У нас здесь нравы дикие, и на советы людей вокруг полагайтесь осторожно, вы себе больше доверяйте.

Саматов покачал головой:

— Ну, так я и к твоему совету должен осторожно относиться.

— А вы и отнеситесь осторожно. Но я все-таки скажу. В Библии, — он ткнул в потолок, — записано: «Не будь слишком грешен, но и не будь слишком праведным…» Вы еще только появились, а уже нажили врага себе. И какого! Директора Сажевого комбината Кудреватых! Да это фигура союзного масштаба… Он в этих делах может вам помощь оказать! И какую! А вы остановили и обыскали машину его снабженца… Вахидова… Мы здесь охотимся за браконьерами, а не за начальством! Нам с ним все равно не справиться! Это я честно, по совести…

— И я тебе честно. Ты увидишь Кудреватых? Или будешь с ним говорить?

— Я с ним часто разговариваю.

— Передай, чтобы он шел к едреной матери. Со своей сажей. А с браконьерством я сам разберусь…

В дверях показался начальник Рыбоинспекции Кадыров.

— Последние новости. Умара Кулиева за поджог и убийство приговорили к расстрелу… Теперь эти твари поутихнут! Подыхать никому не хочется!

Вдова Сейфуллина стояла у окна в своей квартире и смотрела в пустой двор, в котором ее оставил одну погибший муж.

Квартира была маленькая, с дешевой мебелью, с домоткаными половиками. Над кроватью висели фотографии — ее и мужа. Портрет Сейфуллина был в траурной рамке.

Внезапно позади скрипнула дверь — кто-то шел по квартире.

Сейфуллина вздрогнула.

На пороге стоял Садык Баларгимов — глава браконьерской мафии Берега. Он выглядел весьма респектабельно, хотя и не без уголовного шика.

— Сашка не вернулся с охоты? — спросил он у вдовы. Она молча, с ужасом смотрела на него. Потом кивнула на траурную рамку вокруг портрета.

— Э-э… А я-то думал — он выплыл! Только не заявляется! Пьянствует где-нибудь… С радости…

Баларгимов прошел во вторую комнату, осмотрелся. На столе лежала тетрадка, рядом — ручка.

— На меня пишешь? — он кивнул на тетрадь. — Нашептали уже… Люди у нас такое наговорят — диву даешься.

— Это от детей осталось, — через силу выдавила Сейфуллина. — В пионерлагере они…

— Садись, сестра, — пригласил ее Баларгимов. И сам сел — на корточках. У стены. — Запомни. Вот как дело было… Мы с ним на охоту пошли. На качкалдаков. Ночь, а оба пьяные, с ружьями. И перевернулись… Ружье у него ударилось о лодку и выстрелило… — Баларгимов поднялся, прошел по комнате. — и говори, если хочешь здесь жить. А не нравится — езжайте к себе. Никого не держим. Страна у нас большая, все равно вы чужие тут. И о детках своих подумай. Как бы с ними чего не случилось. А то овдовеешь ты, сестра, еще раз — и окончательно. На… Тут на первое время. На расходы… — Он бросил на стол толстую пачку денег.

Дачи, в которых жило руководство области, были окружены забором. У ворот дежурил работник милиции. За воротами стояли уютные двухэтажные коттеджи, утопавшие в зелени.

Тура и Агаев разговаривали за столом в светлой огромной гостиной. Из нее вело несколько дверей. Жена Агаева — из жен, главная обязанность которых — состоять при муже; — придвинула ближе к Туре стол на колесиках.

— Пожалуйста, Тура…

Агаев налил чаю в пиалу, подал Туре.

— Прошу тебя… — Он продолжал прерванный женою разговор. — Сложность в том, что здешние люди — рыбаки. Аллах разрешил употреблять рыбу в пищу, а значит, и рыбную ловлю. Сейчас мы им запретили это, а сами не обеспечили их никакими продуктами. Ты видел, что у нас в магазинах… Пустые полки… Мы делаем их преступниками, сажаем… А они по-своему выполняют продовольственную программу…

— Ты совсем Туру заговорил… — улыбнулась жена Агаева. — Берите сладости, Тура. Здесь изюм, орешки…

— Мы сейчас, Лора… — отстранил ее Агаев. — И, конечно, Рыбоинспекция в очень тяжелом положении. Раскрыть убийство Пухова будет очень трудно!.. Браконьерский промысел носит организованный характер. Берег и море поделены между шефами лодок…

— Целое браконьерское производство…

— Государство в государстве. А во главе стоит хозяин Берега. Обычно с богатым уголовным прошлым. Он железной рукой наводит порядок…

— И высокое начальство знает об этом?

— Безусловно! Вот погоди, скоро они соберутся тут на мой юбилей…

— По-моему, он у тебя осенью.

— Юбилей — когда к тебе собираются самые достойные люди…

— Ты ждешь много гостей?

— Будешь ты! Замминистра — генерал. Он здесь раньше работал. Обстановку нашу знает… Приедет Первый и его люди… Ну, облисполком, городские власти…

Раздался звонкий детский голосок в дверях — и Тура уже подхватил вбежавшую в комнатку девочку.

— Как дела? — он посадил ее на колени.

— Нормально…

— Ты помнишь дядю Туру? — спросил Агаев. — Помнишь, как он вытащил тебя из воды…

— Ну где же девочка помнит! — вступилась Лора. — Ей и трех лет не было!..

— Ты знаешь.. — Тура прижал к себе ребенка. — Мне иногда жаль твоего папочку! Он играет в очень серьезные игры…

— Обстоятельства принуждают… — ответил Агаев, нагибаясь, чтобы взять дочь у Туры. — Иди, я тебя потискаю…

— Ну, папочка, не надо… — девочка шутливо уклонялась от отцовской ласки, которой в действительности была рада.