Он сверху вниз посмотрел на Хаджинура:
— Меня сразу завезите к дежурному по облисполкому. Я — депутат и пользуюсь депутатской неприкосновенностью… А за провокацию, — бешено закрутил огромным кулаком, — за то, что мне подсунули в машину! Вместе с этим… — Он жестко ткнул пальцем в Вахидова. — Вы ответите…
Вахидов подскочил от неожиданности, однако ничего не сказал.
— Сегодня же об этом будут знать в Президиуме Верховного Совета! Не случайно, что вы оказались ночью на трассе! Вы все за это ответите! — Он снова жестко ткнул пальцем в каждого, в том числе и снабженца.
Шалаев сел в машину, но не сзади, а на первое сиденье, рядом с Силовым.
Вахидов не спешил в машину, он попытался привлечь внимание Хаджинура, но тот не отозвался, уже прошел к КРАЗу, водитель которого включил мотор. Тогда Вахидов обратился к Туре.
— Одну минутку… — В машине их не могли слышать. — Я человек не богатый. Есть люди богаче меня… Я позвоню от вас из кабинета, мне принесут. Сколько? Пятьдесят тысяч? Шестьдесят?
— Садитесь в машину, — сказал Саматов.
— Сто? Пятьсот тысяч?
— Товарищ майор, — Тура нагнулся к кабине. — Вызывайте следователя прокуратуры. Пусть возбуждает уголовное дело, допрашивает. А Хаджинура, как только освободится, пошлите на обыск к Вахидову. И сразу арест на имущество…
Тура подождал, пока «Волга» и КРАЗ двинулись маленькой колонной сквозь ночь. Завел «Ниву».
Еще несколько километров он буквально крался с «Нивой» по трассе. Время от времени он останавливался, выходил на дорогу.
Дождь кончился.
Показалась луна, она была словно перевернута — похожа на огромную приплюснутую чашу.
Стояла абсолютная тишина.
Тура ехал без света.
Внезапно впереди кто-то выпустил в небо сигнальную ракету.
Тура увидел «козлятники» на берегу, остановил машину. Вдали виднелось несколько домов — в них никто не жил: пустые глазницы окон, выщербленные стены.
Вдруг он услышал звонок велосипеда.
Это ехал карлик Бокасса, высокий Адыл шел рядом с ним. Они едва не коснулись Туры, тут же исчезли.
Тура услышал громкий свист — кто-то из них подал сигнал. И тут же какая-то машина быстро отъехала от берега.
Тура увидел проблесковые огни.
Это был морковного цвета «Москвич» с забрызганным грязью номером. Водитель шел на скорости по грунтовой, сильно петлявшей дороге в сторону шоссе.
На трассе машина остановилась. Водитель тоже, как и Саматов, выключил фары, вышел из кабины — было хорошо слышно, как щелкнула дверца. Он несколько секунд постоял. Потом дверца щелкнула вторично, вспыхнул свет фар.
Он ехал в сторону города.
Саматов дал ему отъехать, подождал, пока погаснет последний красный зрачок стоп-сигнала, осторожно повел «Ниву» к шоссе.
Водитель впереди знал местность: несколько раз он съезжал с шоссе, вел машину между барханов. Тура несколько раз терял его из вида, но перед въездом в город увидел снова.
Они тянулись еще некоторое время один за другим, когда неизвестный водитель неожиданно свернул к «Нахалстрою». Машины проскочили центр неряшливой площади с «парикмахерской Гарегина» и призывом наказать смертью убийцу рыбойнспектора и сделали два-три поворота. Тут Саматов его потерял.
Было темно. Тура прекратил преследование, выскочил из машины. У колонки какой-то старик набирал воду.
— Что это за улица? — спросил у него Тура.
— Это не улица. Второй тупик Чапаева…
— Я и не знал, что у Чапаева было два тупика, — подумал вслух Тура.
— Было, сынок. Может, даже гораздо больше. Как у каждого человека…
Тура еще несколько минут ходил по коротким кривым улицам.
Сарайчики. Гаражи. «Москвич» исчез.
Во дворе было темно. Садык Баларгимов поставил машину между сараем и гаражом. Хлопнул дверцей, вошел в дом.
В передней было темно, но в глубине квартиры горел свет, там не спали.
Баларгимов скинул мокрый пиджак, повесил на вешалку, снял халат.
Жена Баларгимова — женщина с открытым приятным лицом, пышной грудью, с русым тугим пучком на затылке, вышла в переднюю.
— Что случилось? — спросил Баларгимов.
— Там Джафар… Москва утвердила Умару расстрел. — Баларгимов помолчал, сказал:
— Опусти шторы. Один шакал за мной увязался. Сейчас, наверное, ходит под окнами. Ищет, где свет…
Жена ушла.
Баларгимов надел халат, вошел в комнату. Окна были уже занавешены. За столом сидел Джафар, не старый еще , но словно уже махнувший рукой на все, смертельно усталый человек. На нем был мятый изношенный донельзя костюм.
Увидев Баларгимова, Джафар поднялся. Баларгимов подошел к нему, ободряюще потрепал по плечу.
— Не все потеряно… Держись, я вытащу твоего сына оттуда…
Джафар готов был расплакаться.
— Неси все на стол, — сказал Баларгимов жене. — Мой старший брат приехал. Я сейчас…
Он пошел в ванную, включил газовую колонку, разделся, встал под душ.
Джафар был здесь же — братьев отделяла полупрозрачная занавеска.
— Теперь вся надежда на Верховный Совет… — Джафар хрустнул переплетенными пальцами. — Мы подали на помилование…
— Ты передал адвокату деньги, которые я дал? — Баларгимов с силой растирал мускулистое, с синими узорами татуировки тело.
— Передал. Он сейчас с Верой в Москве.
— Позвони ей. В Москве пусть адвокат не жмется. За свою работу он получит, сколько скажет. Пусть идет в комиссию по помилованиям… Сколько им надо? Миллион? Достанем… Сейчас все покупается и продается. Дело только в цене…
Он выключил воду, растер тело полотенцем, накинул халат. Пошел в комнату. Брат шел за ним.
В комнате был уже накрыт стол: коньяк, овощи, рыба нескольких сортов. Икра. В центре стояла бутылка.
Баларгимов взял бутылку с водкой, сорвал пробку, плеснул в два стакана. Не ожидая брата, выпил. Сказал жене:
— Принеси деньги…
Жена вышла и вернулась с целлофановым пакетом. Баларгимов взял его, вынул несколько пачек в банковских упаковках, подержал в руке, бросил назад в пакет.
Отдавая брату пакет, Баларгимов сказал:
— Здесь на все хватит…
Джафар ушел. Жена Баларгимова закрыла за ним дверь.
В это время раздался звонок. Баларгимов сказал жене:
— Возьми…
Она сняла трубку, послушала, передала мужу:
— Садык, это тебя. Бураков. — Баларгимов подошел к телефону:
— Что скажешь?
Бураков держал трубку. Молчал.
— Чего молчишь? — раздался голос Баларгимова.
— Вахидова взяли, — медленно ответил Бураков.
В отделении Саматова встретил дежурный — лейтенант Веденеев. Он казался встревоженным.
— Звонил полковник Агаев… Прокурор области вас разыскивает. Просил сразу ему позвонить. Вообще очень много звонков.
Тура зашел в кабинет к Силову. При свете настольной лампы тот объяснялся с Вахидовым. Напротив него, обняв ладонями лицо, беззвучно раскачивался на стуле задержанный. Он то ли молился, то ли плакал.
Когда Вахидов поднял голову, Тура поразился. Перед ним сидел человек, который словно увидел в коридоре за спиной Саматова собственную смерть.
Тура поманил Силова на балюстраду.
— Что случилось?
— Он все рассказывает! Даже гордится! «Начальство знает! Оно в курсе!» Он и рад! Набивает карманы! А начальство — умное! Ни письменных приказов, ничего! Одни устные распоряжения: кому подмазать, кому отослать. Ни расписок, ни квитанций! По всему Союзу рассылал осетрину да икру! Пришлось показать Уголовный кодекс. А там под самую завязку, да еще с конфискацией… А сейчас до него дошло, что начальство от него открестилось. Скорее всего, сделает козлом отпущения…
— Каким образом?
— Когда Шалаев икру, которую вез для себя, тоже на него свалил…
— На обыск уехали?
— Да. Хаджинур и Бураков. Сразу же, как только мы вернулись. Прокурор области звонил, спрашивал тебя. Наверное, еще позвонит…
— Сделаем так… — сказал Тура. Силов посмотрел на него.
— Сейчас ты с ним уедешь. Тут нам не дадут работать. Перевезем Вахидова на пристань, в пристройку. Вот ключи… Магнитофон здесь?
