— У меня предложение, — сказала Мурадова, — перенести наш ужин на другую дату и в другое место.

— Может быть…

Саматов оставил на столе деньги и вслед за Анной направился к выходу.

Все молчали, глядя, как они покидают ресторан.

У стола, где сидела компания Мириша, Саматов неожиданно остановился и на блатной манер отбил колено чечетки.

Анна обернулась, удивленно следила за ним.

Закончив па, Тура, так же ни на кого не глядя, спокойно, вместе с Анной, вышел из зала.

Предвечерние сумерки над морем разрезала сигнальная ракета, это шеф браконьерского Берега Баларгимов подал сигнал лодкам причаливать. Ракета ненадолго осветила пустынную прибрежную полосу, метеостанцию и рассыпавшиеся по песку сараи-»козлятники».

И снова прибытию лодок предшествовал далекий приближающийся рев моторов, словно в море разгонялся реактивный авиалайнер.

Браконьерское предприятие работало круглосуточно.

Залаяли собаки. Двое рыбаков потащили весы к месту взвешивания рыбы, поодаль, как и раньше, смирно жались оптовики-покупатели, перекупщики.

Прибывавшие лодки были загружены рыбой. Браконьеры глушили моторы, подходили к берегу.

Однако, оказалось, на этот раз за браконьерами следили.

Инспектор Рыбоохраны Сергей Пухов — рыжеволосый, в брезентовой робе, наблюдал в бинокль за происходящим. Потом он притянул ближе висевший у него на груди фотоаппарат с телеобъективом.

Теперь каждый щелчок затвора фиксировал на пленке происходящее. Стоп-кадры следовали друг за другом. Щелчок — и номер автомашины… Открытый для погрузки багажник… Человек с осетровыми рыбами рядом с машиной… Лодки… Лицо браконьера… Еще… Еще…

Он фотографировал, когда совсем рядом внезапно раздался чей-то голос:

— Вот он! А тебя предупреждали, Пухов!..

Пухов обернулся, но тяжелый сухой щелчок выстрела опередил его.

Инспектор упал сразу и уже не видел, как чьи-то руки подобрали бинокль, фотоаппарат…

Было еще рано.

Но Тура не спал. Он лежал без сна и снова переживал события многолетней давности: как наяву видел перед собой жену, слышал их последний ночной разговор.

— Может, все-таки уедем, Тура? — попросила жена. Утром она и сын должны уехать.. — Если не хочешь жить с моими стариками, можем идти работать по лимиту. Там сразу комнату дают. Я никакой работы не боюсь. Мы с тобой еще молодые, представляешь, как здорово — нам судьба еще одну жизнь предлагает… Я боюсь, Тура! Ты знаешь, я никогда не боялась, но сейчас мне страшно!

— Нет, Наденька! Ну, кто я там? «Бабай», «чурка»… Я умру от тоски…

— Без тебя мы не поедем! Или вместе, или никто!..

— Нет, ты поедешь! — крикнул он.

Неожиданно раздался стук. Стучали в дверь. Громко и требовательно.

Тура поднялся. Не сразу сообразив, где он, накинул халат, подошел к дверям.

— Товарищ подполковник! У нас ЧП, товарищ подполковник!

Тура открыл дверь.

Это был дежурный по милиции — долговязый веснушчатый лейтенант Веденеев.

— Инспектора Рыбнадзора убили! Пухова!

Труп Пухова лежал на песке. С него уже была снята одежда. Сильный, с белыми большими ногами человек. Чуть поодаль стоял брошенный мотоцикл с коляской.

Кроме Туры на месте происшествия были его оперативные сотрудники — и подвижный Хаджинур Орезов, и медлительный, тяжелый, с брюшком Бураков. Они помогали Анне Мурадовой. Легкая, в желтой импортной курточке, Мурадова проводила осмотр трупа.

Она прощупывала голову убитого, диктовала следователю:

— В задней части головы имеются два отверстия, предположительно, оставленные выстрелами из огнестрельного оружия… — Жесткие черные прядки падали ей на глаза, Мурадова то и дело откидывала их.

Следователь прокуратуры писал протокол, то и дело оглядываясь на труп, сверяясь с мнением Мурадовой.

Подошел Орезов, поманил Туру на берег. В песке валялась гильза. Тура присмотрелся и нашел еще одну, и рядом — старый металлический рыболовный крючок.

Рассвет был пасмурный, тяжелый. К тому же пошел дождь. Труп Пухова накрыли брезентом. Следственно-оперативная группа потянулась к видневшейся вдали метеостанции — грузным, осевшим по пояс в песок, домам, иссеченным зимними дождями, искромсанным ветром, оплавленным нещадным солнцем каменным баракам.

На фронтоне одного из них виднелись выложенные кирпичами слова «БАНК» и остатки выведенного густой масляной краской призыва:

«Все на выборы в Верховный Совет СССР!»

С визгом раскачивалась на ржавых петлях дверь.

— Давайте сюда, товарищ подполковник! — позвал Орезов.

Тура подождал. К нему приблизился громадный лысый казах — Адыл, проговорил заплетающимся языком:

— Зачем ты приходил сюда… Ты — кто? Ты — чужой! Ничего не узнаешь! Ничего!..

Его тянула сзади за телогрейку женщина, наглухо замотанная платком — только быстрые глаза были видны сквозь щель, повторяя настойчиво-вкрадчиво:

— Спать, спать, спать тебе надо…

Еще цеплялся маленький старик-карлик Бокасса с черными усами.

— Молчи, молчи…

С ними был еще мальчишка. На шее у него висел маленький магнитофончик-»вокмен».

— Подойдите, — сказал Тура женщине.

Она отпустила Адыла, неуверенно шагнула вперед. Казах угрожающе накренился.

— Вы здесь работаете? — спросил Саматов.

— Да, уборщица я, — донеслось из-за тряпичного забрала.

— А это ваш муж? — он разглядел, в сущности, еще молодое, симпатичное лицо.

— Нет. Моего мужа нет дома…

— А этот? — Тура показал на казаха.

— А это? Он так… сосед… Вы не думайте, он человек хороший… — она слегка улыбнулась.

— А что же он пьяный с утра?

— Жалко ему очень… его… того… Рыжего… — и ее черные влажные глаза исчезли из амбразуры темного платка.

— Как же! Конечно, жалко! Браконьеры, сволочи! Вам всегда жалко мертвого рыбинспектора!.. — Это подошел Кадыров. — Это я, как начальник Рыбоинспекции, которого вы чуть не сожгли, могу лично подтвердить!

В это время пьяный напрягся и медленно проговорил:

— Не говори менту… ничего ты ему не говори…

— Вы за Пухова все здесь кровью харкать будете! — крикнул Кадыров. Он показал на женщину. — Это жена Мазута! «Мазут» значит «Икра»! Первый браконьер здешних мест. Мазута надо брать обязательно… Где он? Иди отсюда! Браконьерское семя!.. — крикнул он на мальчика с «вокменом».

— Мой отец никогда вам не попадался! — возразил мальчик.

— Ты молчи, браконьерский помет… Пухов, царствие ему небесное, жалел твоего отца, вот он и не попадался… Отплатили вы ему — полной мерой…

Неожиданно из проема глухого платка раздался женский неуверенный голос:

— Сережу все уважали… Ни у кого рука бы не поднялась…

— Ну да! Эт-то точно! — сердито рубанул рукой воздух подошедший Бураков. — У вас здесь рука не поднялась. Из Палестины террористы прилетели!..

Тура остановил его, обратился к женщине:

— Вы когда мужа последний раз видели?

— Дня три назад, — прошелестело почти неслышно из-под платка.

Тура спросил мальчишку:

— Где твой отец?

— Не знаю… Нет его…

— И он не знает, — кивнул Кадыров. — И Алия не видела… И никто не в курсе. Чисто — Сицилия!.. Ну-ка, открой нам его «козлятник»!

Женщина подняла руку.

— Да разве он оставит ключ! Вы же знаете… Ну! Никогда он ключа не оставит!

Показалась доктор Мурадова — ее желтая импортная куртка выделялась на унылом желто-сером фоне окружающего мира. Даже издали было видно, какая она еще молодая и гибкая.

— Два выстрела и оба смертельные, — сказала она. — С повреждением жизненно важных органов… Остальное покажет вскрытие…

Тура кивнул. Взгляд его остановился на подписи, сделанной на фронтоне здания.

— А почему — «Банк»?

— Так здесь и был банк. — Мурадова улыбнулась. — Настоящий банк.

— Банк — в пустыне?

— Здесь был город. Вот это все был город… — она широко обвела рукой вокруг себя.

Внезапно Тура поймал себя на том, что смотрит не на разрушенный город, а на нее, на Анну. Она тоже заметила это, отвела взгляд.