— Не стану я пачкать руки о такое ничтожество, как ты! — проговорил он и, повернувшись, вышел во внутреннюю дверь.

Уэнтард тупо посмотрел ему вслед, потом, по-прежнему стоя на коленях, стал разглаживать надорванный портрет, негромко поскуливая, как раненое животное, которое зализывает свои раны. В тропиках с людьми происходят невероятные вещи, и Уэнтард был в эти мгновения словно помешанный.

Он не поднял головы и тогда, когда вновь послышались мягкие шаги Вулми. Пират вернулся, изменив своему обыкновению появляться неслышно, и до боли сжал рукой плечо англичанина. Бессмысленными глазами Уэнтард поглядел на своего врага.

— Проклятая собака! — выкрикнул Вулми, но в его взгляде уже не было прежней безумной ненависти. — Я должен был раскроить тебе череп. Долгие годы я мечтал об этом, особенно когда напивался, и если ты до сих пор жив, так это потому, что я круглый дурак. Будь ты проклят, я не должен ничего тебе объяснять! Что мне за дело до твоей жены и дочки? Но я глуп, как все ирландцы, я мягкосердечный сентиментальный дурак. Я не хочу обрекать на голодную смерть беспомощную женщину и ее ребенка. Вставай, и хватит сопли распускать!

Уэнтард продолжал смотреть на него, ничего не понимая.

— Ты… ты вернулся, чтобы помочь мне?

— Я мог бы заколоть тебя, как овцу, или оставить здесь подыхать от голода! — рявкнул пират, убрав саблю в ножны. — Поднимайся и подбери свой меч, он еще может тебе пригодиться. Кто бы мог подумать, что такому мерзавцу достанется в жены ангел! Черт тебя побери, тебя бы следовало пристрелить, как бешеную собаку! Знай, что я доверяю тебе не больше, чем старым сказкам. Твои пистоли останутся при мне. Если только ты попытаешься исподтишка убить меня, я разобью твою башку рукояткой сабли.

Ошеломленный Уэнтард бережно убрал портрет за пазуху и, двигаясь словно во сне, поднял меч и вложил его в ножны. К нему будто вернулось сознание, и он пытался взять себя в руки.

— Что мы теперь должны сделать? — спросил он.

— Заткнись! — прорычал ирландец. — Я спасу тебя ради твоей жены и девчурки, но разговаривать с тобой я не обязан! — Он помолчал, потом все же продолжил: — Мы выйдем отсюда тем же путем, которым я приходил и уходил. Четыре года назад я пришел сюда с сотней людей. Я слыхал об этом разрушенном городе и думал, что здесь могут оказаться сокровища. От берега мы шли по старой дороге, и краснокожие не показывались. Они ждали, когда мы окажемся в ущелье, и тогда напали на нас. Их было впятеро больше нашего. Они стреляли со скал, потом отрезали нам дорогу назад и всех перебили. Мне одному удалось спастись. Я прорвался вперед и добежал до этого каменного мешка. Они не преследовали меня, а остались там, за воротами, ждать, когда я выйду. Однако я нашел другую дорогу — в комнате возле самой скалы обрушился кусок стены, и я увидел ступени, вырубленные в скале. Они привели меня к потайному ходу, и я выбрался наверх. Выход был завален камнем. Не думаю, что индейцы знают этот ход, — они никогда не появляются на тех скалах, что окружают колодец. И из ущелья сюда они тоже не заходят. Чего-то здесь они боятся — духов, должно быть.

Эти скалы с другой стороны спускаются в джунгли и покрыты густым лесом. В тот раз индейцы выставили свои караулы у подножия скал, но ночью я без труда прошел мимо них, добрался до берега и наш корабль, на котором оставалась горстка людей, ушел отсюда. Когда ты велел привести меня, я собирался тебя убить, и мне бы при этом не помешали наручники, но ты завел разговор о сокровищах, и я подумал, что тебя можно заманить в ловушку. Я хорошо помнил это место, и в моем рассказе правда перемешалась с ложью. Клыки Дьявола существуют на самом деле, и спрятаны они где-то на этом берегу, но вовсе не здесь. Здесь нет ничего.

На этот раз индейцы так же, как тогда, окружили скалы. Я-то могу пробраться мимо них, а вот тебе вряд ли удастся это так же легко. Вы, англичане, в лесу похожи на бизонов. Мы войдем в лес, когда стемнеет, и попытаемся пройти мимо них до того, как поднимется луна. А теперь пойдем, я покажу тебе ступени.

Уэнтард последовал за ирландцем через анфиладу полуразрушенных комнат, со стен которых тут и там свисали лианы, и вскоре Вулми остановился возле двери, вырубленной в стене, которая примыкала к скале. Возле этой стены лежала груда каменных обломков. Англичанин увидел вырубленные в скале узкие ступени, уводившие в темную шахту.

— Я хотел завалить ход камнями, — сказал Вулми. — Это когда я думал, что ты должен подохнуть от голода. Я понимал, что ты можешь забрести сюда и увидеть ступени. Но индейцам этот ход неизвестен, я уже говорил тебе, что они не заходят сюда — ни в лабиринт, ни на скалы. Однако они знают, что отсюда можно как-то выбраться, потому и выставляют караульных у подножия скал.

Другое дело чернокожий, которого я убил Год назад здесь потерпел крушение корабль с черными рабами, и негры, которые спаслись тогда, бежали в джунгли.

С тех пор они живут где-то неподалеку. Этот негр не побоялся войти в ворота. Если с краснокожими есть негры, они могут попытаться найти тебя нынешней ночью. Будем надеяться, что этот был единственным, иначе они пошли бы все вместе.

— А почему бы нам не подняться на скалу прямо сейчас? Разве мы не можем укрыться в лесу? — спросил Уэнтард.

— Нет, краснокожие могут заметить нас снизу. Тогда они поймут, что ночью мы собираемся бежать, и удвоят свои караулы. Немного позже я один выберусь наверх и добуду еще какой-нибудь еды. Меня они не увидят.

Они вернулись в комнату, где спал Уэнтард. Вулми мрачно молчал, и Уэнтард не пытался заговорить с ним. Так молча они сидели долго. Примерно за час до заката Вулми поднялся, выругался сквозь зубы и отправился наверх. Там, в лесу, ему опять удалось камнем сбить с дерева обезьяну. Он освежевал ее, набрал в роднике воды в бутыль, выдолбленную из тыквы, и принес мясо и воду обратно в развалины. Однако на этот раз за ним наблюдали. Его исключительное чутье изменило ему, и он не заметил в лесной чаще чернокожего, злобно глядевшего на него из-за деревьев.

Позже, когда они с Уэнтардом развели огонь и жарили мясо, он поднял голову и прислушался.

— Что ты услышал? — спросил Уэнтард.

— Барабан, — коротко ответил ирландец.

— Я тоже слышу его, — сказал Уэнтард через несколько мгновений. — Но что тут удивительного?

— Это не индейцы, — отозвался Вулми. — Этот барабан больше похож на африканский.

Уэнтард кивнул; ему приходилось бывать на Черном Берегу, и он слышал там ночную перекличку барабанов. Африканские барабаны звучали совсем не так, как индейские.

Наступил вечер. Темнота медленно сгущалась. Барабан замолк. Среди низких холмов у подножия окружавших лабиринт скал под деревьями ярко горел костер, освещая смуглые и черные лица.

Сидевший на корточках индеец, чья одежда и манеры выдавали в нем вождя, повернул непроницаемое лицо к черному великану, стоявшему перед ним. Этот чернокожий был огромного роста и могучего сложения, он резко выделялся и среди индейцев, сидевших вокруг костра, и среди других чернокожих, стоявших за его спиной. Его плечи покрывала шкура леопарда, на сильных руках были медные браслеты. На жестких курчавых черных волосах лежал головной убор из перьев попугая. В левой руке чернокожий держал деревянный щит, обтянутый бычьей кожей, а в правой — тяжелое копье с огромным железным наконечником размером с ладонь.

— Я пришел к тебе сразу, когда услышал барабан, — гортанно сказал негр на ломаном испанском языке, который служил для переговоров дикарям всех рас. — Я знал, что это Н'Онга зовет меня. Н'Онга ушел из нашего лагеря, чтобы привести Аджумбу, который задержался в твоем племени. Барабан Н'Онги рассказал мне, что в залив пришел бледнолицый и что Аджумба мертв. Я спешил. Теперь ты говоришь, что не смеешь входить в Старый Город.

— Я сказал тебе, что там обитает дьявол, — упрямо ответил индеец. — Он выбрал себе в жертву бледнолицего. Он рассердится, если ты отнимешь его жертву. Идти в его владения — значит умереть.