— Так мне рассказывали. Его жена сказала, что это случилось две недели назад. А больше я ничего не знаю. А что?..

— Да нет, ничего, — пробормотал фотограф и обратился к обсуждению электротехнических проблем с Янушеком.

К этой теме специалист-универсал вернулся перед самым отъездом, когда все рассаживались по машинам. Загрузив в свой автомобиль все громоздкое оборудование, он подбежал к Шпульке.

— Я бы хотел вас расспросить о том типе в Мослах, — быстро начал фотограф, сильно смущаясь. — Что там у него вышло с рукой? Вы знаете подробности?

Шпулька отвела взгляд от того места, где за деревьями только что исчез мотоцикл, увозивший Тереску и Робина.

— Нет, не знаю, — ответила она. — Только то, что вам рассказала. И жена его, похоже, знала немногим больше, так как лежала в роддоме и её известили, кажется, телеграммой. Был в Мослах и сломал руку. Да, вроде он ещё машину разбил.

— И машину! Холера! Тут такое дело…

Фотограф смущённо поскрёб подбородок, и кадык на худой шее забавно задвигался. Шпулька вопросительно смотрела на него.

— Знаете ли, — наконец решился он. — У меня к вам огромная просьба. Если бы вы узнали об этом поподробнее. Извините, что голову вам морочу, но мне уж совсем неудобно расспрашивать эту жену или самого потерпевшего. А вы все-таки с ними знакомы. Если вдруг что-нибудь узнаете, не сочтите за труд, позвоните мне, пожалуйста. Вот моя визитная карточка, я сюда ещё рабочий телефон допишу… И очень вас прошу, никому об этом не рассказывайте. Ну, что я расспрашивал… А то меня совсем засмеют. Очень вас прошу…

Фотограф всучил обалдевшей Шпульке свою визитку и почти бегом кинулся к авто. Девчонка долго смотрела ему вслед, затем машинально спрятала карточку и медленно направилась к машине, откуда ей уже нетерпеливо махали Зигмунт с Янушеком. Странное поведение фотографа-электрика совершенно вывело её из равновесия.

Опавшие листья и сухие стебли горели неохотно и дымили, как старый паровоз. Тереска вырывала остатки сухих растений, а Шпулька сгребала их граблями поближе к костру. Осенние работы в саду были настоящим отдохновением после утомительных школьных будней.

— Ну, знаешь, если он даже не проявился, то или умер, или просто свинья, — вынесла суровый приговор Шпулька, подбрасывая в огонь очередную охапку сухих листьев.

Тереска выпрямилась над грядкой.

— Ни то, ни другое. Я как раз вспомнила, что не оставила своих координат. Совсем из головы вон, а она тоже не подумала, не до того было.

— И очень жаль, — расстроилась Шпулька. — А я так надеялась… Хотела узнать, как он эту руку сломал.

— На что тебе? — удивилась подруга, снова принимаясь выдирать стебли. — Двести злотых, конечно, пропали. Ну, да я не в претензии.

— Слушай, а может, ты к ним сходишь?

— Спятила? Ни за что! Исключено! Во-первых, можно подумать, мне эти двести злотых нужны, а во-вторых, я их адреса не помню. А все новые районы на одно лицо, мне их квартиру ни в жизнь не найти!

Шпулька продолжала подгребать листья к костру.

— Если ты такая гордая, могла бы и не брать свои двести злотых, — предложила она не слишком уверенно.

— Это был бы полный маразм. Ну а тебе-то какой интерес?

— Хочу знать, как он руку сломал.

— Что вдруг на тебя нашло? Собираешь статистику сломанных рук?

Шпулька молча «грабила» листву. Тереска снова выпрямилась и посмотрела на подругу со все возрастающей подозрительностью. Та упорно трудилась, делая вид, что не замечает бросаемых на неё взглядов.

— Ладно, — сдалась она в конце концов. — Слушай. Ты заметила тех фотографов у могилы вождя?..

Не прерывая подругу, Тереска выслушала рассказ о странном поведении фотографа с кадыком. Шпулька подтянула к себе грабли и опёрлась о них.

— И просил никому ничего не говорить, а то, мол, будут над ним смеяться, — закончила она. — Все это маловразумительно. Мне показалось, он опасался, уж не сам ли он сломал тому типу руку, может, в темноте или по пьянке…

— Пусть тогда радуется, если все только смехом кончится.

— Да уж… Так он про эту руку расспрашивал. Я-то рассчитывала, что ты мне поможешь все выяснить. Как же теперь быть?

— Ничего не поделаешь. Не судьба.

Вернувшись домой довольно поздно после как всегда жутко затянувшегося провожания Шпульки до автобуса и увидев в гостиной человека с рукой в гипсе, Тереска сразу поняла, кто это такой. Пришлось только пожалеть, что Шпулька так рано ушла. Мужчина был среднего роста, худощавый, производил очень приятное впечатление и ничуть не походил на идиота. К тому же принёс прекрасный букет гвоздик.

— Прошу прощения, что я явился так поздно! — кинулся он извиняться с самого начала. — Это же целая эпопея, как я вас нашёл! Я бы сразу прибежал, чтобы вас поблагодарить, жена без слез о вас вспоминать не может, да ведь вы адреса не оставили. Я вас нашёл, можно сказать, по цепочке. Жена припомнила фамилию той пани, от которой вы ожидали записки там, в роддоме, пани Беднарская, правильно? Так вот. В роддоме мне дали её адрес, я — туда, а дома-то, оказывается, нет! Снесли. Я догадался, что пани Беднарская не погребена под руинами, а переехала, я — в жилконтору, получил новый адрес. Помчался по этому новому адресу, а пани Беднарская, оказывается, вас не знает, зато знает вашу подругу, дала адрес семейства Букатов. Я полетел к Букатам, где вашей подруги не застал, а только её мать, которая вашего адреса не помнила. Зато она знала вашу фамилию и нашла ваш телефон. И вот я здесь. Пришлось немного побегать, вы уж меня простите, что не сразу пришёл, так ведь отцовские обязанности, знаете ли. Да и не везде мне сразу ответ давали, в том же роддоме… А жена все время выпроваживает гулять с ребёнком, благо я на бюллетене…

Здесь Тереска энергично вмешалась в монолог и уже не позволила отклониться от интересовавшей её темы. Историю со сломанной рукой она велела рассказать трижды, выспрашивая мельчайшие подробности, так как приходилось заменять Шпульку. Молодой отец, переполненный благодарностью, готов был отвечать на любые странные вопросы.

— Можешь своего фотографа успокоить, — доложила Тереска подруге сразу же после первого урока. — Не он ему руку сломал.

Шпулька с трудом дотерпела до конца физики и теперь требовала подробностей. Тереска удовлетворила её любопытство.

— Его жена права. Он — точно идиот. Ну, во всяком случае, процентов на пятьдесят. Когда мой адрес искал, вёл себя вполне разумно. Зато в остальном…

— Ну рассказывай же скорее, а то переменка кончится!

— Дело было так. Выехал он на машине вечером, уже стемнело, моросил дождь, он здорово торопился, чтобы успеть забрать жену из роддома. Говорил, что нервничал.

— Почему? — сухо поинтересовалась Шпулька.

— Да все сразу: задержался и теперь боялся опоздать, как там жена, опять же какие-то проблемы по работе. Ага, ещё дождь. Все было сухо, а тут, как назло, ехать — и дождь. Так вот: только тронулся, вдруг в машине что-то как грохнет! Сзади. А у него мотор сзади. Похоже на взрыв. Он, ясное дело, жутко перепугался, резко тормознул, машину занесло…

— И он врезался в дерево?

— Ничего подобного. Если бы в дерево, тогда хоть не так обидно. Никуда не врезался, только остановился поперёк дороги. Открыл дверцу. Я тебе в подробностях говорю, сама просила. Открыл и выскочил как ошпаренный. То есть собирался выскочить, из-за всех своих переживаний сделал это слишком резко и с размаху врубился в раму, ну, знаешь, часть машины, что прямо над дверцей. Умудриться же надо…

— Очень даже может быть, — признала Шпулька. — Сама сколько раз видела, как люди таким макаром шляпы сбивают.

— Он без шляпы был. Так башкой трахнулся, аж искры из глаз, ну и немного голова закружилась. А он как раз вылезал, вот и шлёпнулся. Прямиком на левую руку. И готов перелом. Кое-как очухался, залез в машину и потихоньку дотащился до ближайшей больницы. Из разбитой черепушки кровь капает, рука висит. Его тут же в гипс. Никуда не отпускали, боялись сотрясения мозга. С трудом упросил позвонить жене. Верить не хотели, что это он без аварии так покалечился. Всей больницей на него ходили смотреть. Главврач сказал, что за двадцать лет впервые такое видит. Выписали его только на восьмой день и на машине ехать не разрешили. Она и сейчас там во дворе больницы стоит.