– Даже если допустить, что по-человечески я с тобой согласен, мне приходится считаться с другими соображениями, – признался Бардо своему молодому другу. – На мне лежит ответственность, как на хозяине дома и на инициаторе этих собраний. Ты даже представить себе не можешь, что это такое, ей-богу! Имеешь ты понятие о том, сколько всего съедают мои четыреста гостей каждую ночь? Сколько вина и тоалача они выхлестывают? Все говорят, что Бардо богач – а считал кто-нибудь, чего мне стоит тайно ввозить каллу в город? Именно тайно. Не удивляйся так, Паренек, – откуда еще, по-твоему, берется твой «благословенный напиток»? Мы ведь не выжимаем его сами, как сок из кровоплода.

– Я думал, что каллу делают мнемоники, – сказал Данло.

Бардо хлопнул кулаком по ладони так, что по комнате прокатилось эхо.

– Верно, делают – на Самуме. Ты ведь знаешь, что мнемоники принадлежали к цефикам до того, как обе эти дисциплины влились в Орден? А известно ли тебе, что цефики обосновались на Самуме именно из-за тамошних растений, которых нет больше нигде в исследованной нами вселенной? Нет? Так вот, вся мнемоническая фармакология уже несколько тысячелетий производится там. Калла в небольших количествах ежегодно рассылается оттуда мнемоникам всех Цивилизованных Миров, в том числе и невернесским. И поступает она прямиком в их башню. Томас Ран и его ученики, когда согласились помочь мне, захватили, разумеется, с собой свои персональные запасы каллы, но их и на десять дней не хватило. К счастью, я предусмотрительно договорился с одним мнемофармакологом на Самуме, для которого деньги дороже, чем его обеты. Можно сказать, что я подкупил его – отдал громадные деньги, чтобы погрузить несколько бочек каллы на один из моих кораблей. Вот откуда берется твой распроклятый напиток, Паренек.

– Но разве нельзя синтезировать каллу здесь, в Городе?

Лицо Бардо стало печальным, как у клоуна.

– Есть секреты, которые мнемоники хранят даже от самих себя. Даже у того продажного фармаколога есть свои принципы. Я не могу найти никого, кто знал бы формулу каллы. Даже Томас Ран, который знает почти все, ее не знает. Кроме того, синтез каких-либо химических веществ в Городе выходит за рамки закона.

– Зачем же вы тогда мне об этом рассказываете?

– А что такого? Или ты шпионишь на Главного Цефика?

– Нет. – Данло провел рукой по рукаву своей камелайки, вспомнив, что Бардо когда-то тоже носил эту черную шерсть. – Я не шпион, но все-таки кадет… будущий пилот Ордена.

– Ох уж этот Орден, будь он трижды проклят.

Данло стоял, почти касаясь головой купола, дыша паром в холодном воздухе, и смотрел на восток, в сторону Академии, но почти ничего не мог разглядеть сквозь кларий, запорошенный свежим снегом.

– Когда-то я тоже так думал. Помните? Но вы убедили меня остаться в Ордене.

– Неужели? А, да, помню. Печально.

– Я не жалею, что пошел в пилоты. Я много узнал с тех пор – сон-время, цифровой шторм, звезды.

Бардо, покачиваясь на мягких подошвах домашних туфель, испустил долгий, протяжный вздох.

– В моем музыкальном салоне ты можешь узнать куда больше, чем на просторах галактики. Я тебе точно говорю. У тебя дар к мнемонике, это всем видно. Почему, как ты думаешь, я дал тебе постоянное приглашение?

– Я думал, это потому, что мы друзья.

– Конечно, друзья, ей-богу! Хотя у меня, наверно, не все дома, если я вздумал завести дружбу еще с одним Рингессом.

– И наша дружба обязывает меня… хранить секреты этого дома?

– А что, если так?

Бардо смотрел на Данло глубокими темными глазами, полными грусти, вызова и привязанности. Данло долго выдерживал этот взгляд и наконец ответил:

– Хорошо, я сохраню их.

– Правда?

– Да. – Данло медленно кивнул, вспомнив, что взрослый алалой под страхом смерти не должен открывать непосвященным юношам (и женщинам тоже) секреты Песни Жизни. Мужчина, когда нужно, умеет молчать, как небо. Все так же глядя Бардо в глаза, Данло сказал: – Я скорее умру, чем проговорюсь кому-то.

– В самом деле? Ты чертовски благороден – я всегда это говорил. Вообще-то нам скрывать нечего. Всем ясно, откуда мы получаем свою каллу. Думаю, что Главный Мнемоник, если не сам Главный Цефик, вскоре разоблачит нашего фармаколога и дисквалифицирует его. Впрочем, мы обеспечены каллой на пару лет – если только ты и твои друзья не будете лакать ее, как собаки воду из лужи.

– Выпей три глотка каллы – и станешь Богом, – улыбнулся Данло.

– Скажи спасибо, что тебе вообще дают каллу. Может быть, это недолго продлится.

– Как так? Почему?

– Потому, что Орден может запретить своим кадетам – как и всем прочим – употреблять запрещенные наркотики.

– Запретить каллу? – вскричал Данло. – Да как это можно? Если они это сделают, будет война.

Из всех ужасов цивилизации Данло самым ужасным казалось то, как цивилизованные люди всегда стремятся контролировать тела и мысли других людей. Эта вековая борьба за господство приводила к неисчислимым кровавым войнам. Данло достаточно знал историю, чтобы вспомнить о наркотических войнах на Старой Земле и во многих Цивилизованных Мирах. В этих войнах погибли миллиарды людей. Насколько он знал, человечество давным-давно, за тысячу лет до второй волны Роения, дало человеку право распоряжаться собственным сознанием, как он пожелает. Данло всегда считал это право неоспоримым и неотъемлемым, но из слов Бардо следовало, что это не так.

– Война… – сказал Бардо, глядя сквозь купол. – Есть войны, которые ведутся снова и снова, пока последняя женщина не родит последнего несчастного младенца.

– Даже войны из-за наркотиков?

– Слушай, Паренек: всякий, у кого есть власть, может объявить незаконным все что угодно. Хуже того – он может сделать это недоступным.

– Но запретить каллу значит нарушить кодекс.

– Да ну? Ты думаешь, он раньше никогда не нарушался?

– Нет… такое бывало, я знаю.

– Вообще-то главным специалистам не нужно запрещать каллу для того, чтобы отвратить народ от Пути. Стоит только запретить членам Ордена общаться со мной и приходить ко мне в дом. Или закрыть искателям Эдды доступ в Город. Или распустить слух, что калла губительна для мозговых клеток. Можно еще – признаюсь, что это уже паранойя – специально раздавать населению отравленную каллу. А если мы вынудим их пойти на крайние меры, можно нанять воинов-поэтов и перебить наших лидеров.

– Поэтому вы предпочитаете жить с Коллегией в мире?

– В мире? Ей-богу, хотел бы я вовсе забыть о ней, как и обо всем вашем гнилом Ордене. Да нельзя, вот беда.

Данло откинул с глаз свои длинные волосы.

– А не могли бы мы… помочь лордам вспомнить Старшую Эдду?

– И обратить весь Орден в нашу веру? – засмеялся Бардо. – Я всю чертову вселенную обратил бы в нее, если б мог. Старшая Эдда, проклятущая память – это ключ ко всему. В ней будущее, открывшееся лишь немногим из нас, в ней новый образ жизни для нашего поганого вида. Слушай меня: я лучший пропагандист самого себя! Но правда есть правда. Путь Рингесса – не просто культ, придуманный, чтобы обеспечить Бардо женщинами, деньгами и властью, уверяю тебя. Это единственный путь – ладно, скажу по-другому, чтобы не показаться фанатиком: лучший путь, которым чертово человечество может исполнить свое предназначение.

– И вы верите, что нам предназначено стать богами? Правда верите?

– Верю ли? – взревел Бардо. – Да я собственными глазами видел, как твой папаша преобразился в бога!

Вселенная – это чрево, рождающее богов, вспомнилось Данло, и он сказал, глядя Бардо в глаза:

– Выпей три глотка каллы и…

– Твой отец, – перебил его Бардо, – вспомнил Эдду яснее кого бы то ни было, хотя каллы в жизни не пробовал.

– Я часто думаю о том, что вспомнил отец. Что он видел.

Бардо заложил руки за спину и тяжело зашагал по комнате, волоча ноги по неровным каменным плитам и не заботясь о судьбе своих шелковых туфель.

– Если он заглянул в будущее – а я думаю, так оно и было, – то, наверно, понял, что калла опасна.