– Ах, мой друг, – произнес он хорошо поставленным голосом, – мы снова встретились.
Глаза его сверкнули молодым задором. Он протянул руку.
Холмс, опираясь на палку с таким видом, будто она ему нисколько не нужна, ответил на рукопожатие.
– Рад возобновить наше знакомство, сэр Александр. Позвольте представить вам моего друга.
Он говорил и действовал с бодростью, которой я не замечал в нем уже много лет.
Пожимая руку хозяина, я нашел ее теплой и твердой. Первое впечатление оказалось обманчивым. Сэр Александр вовсе не походил на человека, который одной ногой стоит в могиле. А ведь его сын убеждал нас в обратном.
– Ты хочешь остаться наедине с гостями, отец? – спросил Питер Норвуд.
Баронет вяло махнул рукой.
– Да, мой мальчик, если ты ничего не имеешь против. Увидимся за чаем, а может, и раньше.
Молодой Норвуд поклонился, повернувшись спиной к отцу, подмигнул нам и вышел из комнаты.
Когда мы остались одни, сэр Александр позволил себе улыбнуться.
– По-моему, Питер считает меня слегка помешанным.
Сыщик осторожно опустился в кресло и полез в карман пиджака за трубкой.
– Расскажите нам все с самого начала, ладно?
Баронет наклонил голову и поглядел на него. Он нахмурился, заметив, видно, как постарел мой друг со времени их последней встречи. Наконец он сказал:
– Боюсь, я в невыгодном положении. У вас наверняка сложилось обо мне предвзятое мнение.
Я кашлянул, удивленный таким началом. Я ожидал умственного расстройства, но не видел пока никаких его признаков. Неужели баронет умудрился заморочить голову собственному сыну?
Мой друг, который разжигал, трубку, ответил ровно и твердо:
– Как вы имели возможность убедиться, сэр Александр, я не отношусь к людям, готовым верить всему, что они слышат.
Баронет покраснел.
– Простите меня, дорогой друг. Если бы не ваша выдержка тогда, тридцать лет назад, мне не привелось бы встретиться с вами вновь.
Он поглядел в сторону, словно решая, с чего начать.
– Пожалуй, начала и не вспомнишь, – проговорил он. – Всю свою сознательную жизнь я был связан с этой проблемой, но лишь недавно стал уделять ей внимание, которого она заслуживала.
Поколебавшись, он повернулся ко мне:
– Доктор, вас не затруднит передать мне книгу, которая лежит наверху вон той стопки слева от вас?
Он указал на стопку рядом с моим креслом. Я взял нужную книгу и не вставая протянул ему.
– Полагаю, вам обоим, джентльмены, известно имя Спенсера Джонса? – торжественно спросил сэр Александр.
– Королевского астронома? – уточнил я. – Конечно.
Баронет повертел в руках пухлый том.
– А вы слышали о его книге «Жизнь на других планетах»?
– Боюсь, что нет, – отозвался Холмс.
Я покачал головой.
– Тогда позвольте мне прочитать вам пару абзацев, – наш хозяин быстро перевернул несколько страниц. – Ну, хотя бы вот отсюда.
Он начал читать:
– «Поскольку вселенная воистину безгранична, кажется попросту невозможным, чтобы жизнь зародилась только на нашей крохотной планете».
Он принялся листать страницы дальше.
– А вот еще: «Мы вправе предположить, что если в каком-либо уголке вселенной возникают подходящие условия, то это непременно ведет к возникновению жизни. Подобный взгляд на проблему разделяет большинство биологов».
Он хотел было продолжать чтение дальше, но мой друг остановил его.
– Не надо, сэр Александр. Я согласен с вами. Вернее, я согласен, что существует возможность. Возможность, но не вероятность того, что во вселенной могут быть обнаружены другие формы жизни, – Холмс хихикнул, – ибо, сэр Александр, вселенная необъятна.
Я вынужден был признать, что у престарелого сыщика есть еще порох в пороховницах. Я, честно говоря, думал, что он заснет через пять минут после начала разговора.
Баронет кивнул.
– Да, она беспредельна. Будьте добры, доктор, передайте мне вон тот журнальчик справа от вас.
Взяв журнал в руки, он пролистал его.
– Ага, вот эта статья. Она написана молодым немцем по имени Вилли Лей, который, судя по всему, серьезно интересуется проблемой покорения человеком космоса. Послушайте, что он пишет: «Мы вряд ли ошибемся, предположив, что на Марсе существует стойкая растительная жизнь. Изменения цвета планеты, которые мы можем наблюдать, логичнее и проще всего объясняются именно наличием растительной жизни».
Пропустив несколько строк, он продолжил чтение:
– «Из земных растений трансплантацию на Марс, скорее всего, выдержат лишайники. Кроме них, к тамошним условиям могут приспособиться отдельные представители флоры Тибета. Во всяком случае мы вполне можем сказать, что жизнь на Марсе тяжела, но возможна».
Сэр Александр остановился и вопросительно поглядел на нас.
– Мне кажется, сэр Александр, – заметил я, – что из наличия на Марсе лишайников и предполагаемого существования на какой-нибудь далекой звезде разумной жизни вовсе не вытекает присутствие на улицах Лондона инопланетян.
Баронет начал горячиться. Он подался вперед.
– Мой милый доктор, неужели вы не понимаете? Допуская вероятность существования разумной жизни вне Земли, вы тем самым признаете возможные последствия этого факта.
Я нахмурился.
– Боюсь, я что-то упустил в ваших рассуждениях.
– Неужели вы не видите? – торопливо произнес сэр Александр. – Если во Вселенной имеется жизнь, мы можем предположить, что она либо уступает нам в развитии, либо стоит наравне с нами, либо превосходит нас.
Мой друг снова хихикнул.
– Вы, похоже, тщательно все продумали, сэр Александр?
– А как же. Отметьте себе, пожалуйста, что люди Земли уже познали тягу те звездам. Вилли Лей, отрывки из статьи которого я вам читал, лишь один из нескольких тысяч молодых людей, уверенных в том, что завтра они отправятся исследовать Луну, а немного погодя – и Солнечную систему. Они мечтают о полете к звездам.
Если мы допускаем возможность существования во Вселенной разумной жизни, мы должны также допустить, что намного отстали от ее представителей в деле покорения космоса. Человечество, джентльмены, еще весьма и весьма молодо. Наши далекие друзья в своем развитии вполне могли опередить нас на миллионы лет.