В задумчивости я увлеклась шарканьем решётки из-под шашлыков и не заметила, как вернулся Дилан.

— Ты пойдёшь мыться? — спросил он.

— Да, я уже почти закончила здесь…

— Я оставил нагреватель включенным. Не забудь потом выключить.

Каждая бессмысленная фраза ещё больше убеждала меня в том, что мы отдалились друг от друга. Меня волновал вопрос: достигнута ли уже точка невозврата, или у нас пока остаётся шанс на воссоединение?

Вот уже несколько месяцев подряд все мои попытки поговорить о главном одна за другой терпели фиаско. Дилан умел резко осадить, заткнуть мне рот, когда ему что-то не нравилось. Да, кое-кто на глазах превращался в Седого номер два.

К тому времени как я вернулась из душа, никто и не подумал застелить кровать. Дилан был далёк от бытовых забот, ему и в голову не приходило предложить помощь, а я была слишком выжата и измотана, чтобы воевать с ним и отстаивать свои позиции.

Мы легли и выключили свет. Я снова поймала себя на мысли о том, что даже после светлого радостного дня в кругу семьи чувствую себя несчастной. Самовнушением заниматься не хотелось, тем более что это было бы, скорее, самообманом.

Не спалось, даже несмотря на усталость. Дилан тоже не спал, это легко было определить по его дыханию. Вдруг, не говоря ни слова, он резко стянул с меня трусы, затем разделся сам и вставил в меня свой член. Его ладони сжали мою грудь так, что мне стало больно.

— Ай, осторожней… — попросила я. — И кончай не в меня, я не пью противозачаточные.

Он молчал, как будто отключил звуки в своей голове.

Секса у меня не было настолько давно, что от долгого трения кожа воспалилась, последние минуты я просто терпела и ждала, пока он закончит. И, да, это был именно секс, а не занятие любовью, — секс без нежности и без единого поцелуя.

После окончания Дилан отдышался и первый ушёл в душевую, а мне пришлось смывать с себя сперму уже холодной водой, так как водонагреватель был выключен. Специально? Это, что, такое наказание за то, что забыла выключить, как просил Дилан? Или попытка проучить меня за предполагаемую неверность?

Я чертыхалась про себя, удивлялась, как можно было докатиться до такого, и не видела выхода. Сегодня меня унизили открыто.

Мысли в голове путались: «На сколько ещё должно хватить моего терпения? Где я совершила ошибку? Люблю ли я тебя, Дилан? Ведь если даже я признаюсь тебе, что люблю, это прозвучит нелепо… А ты меня, похоже, нет. Унизительно… И у нас вовсе не кризис семейной жизни, а её смерть, и я уже чувствую холодное дыхание».

Утром завтракали и собирались быстро, Дилан запланировал на вечер какую-то встречу. Почему именно в воскресенье и почему вечером, он не объяснил.

«Неужели у него всё-таки есть любовница? — с содроганием думала я. — Старикашка Игорь Евгеньевич когда-то тоже назначал мне встречи по воскресным дням. Но ведь… разве… Это чушь, какая к чёрту волчья верность…»

О проектах и партнёрах Дилан тоже никогда не рассказывал, чётко разграничивал семейную жизнь и работу, делал всё, чтобы они не пересекались. Я была знакома кое с кем из его давних коллег, но таких в фирме осталось всего двое.

Я старалась полностью погрузить своё внимание в детей, отвлечься от захватившей меня депрессии.

— Диана, ты подумала над моим предложением отправить Полину в клинику? — снова затронул неприятную для меня тему Дилан.

— Подумала, — ответила я. Голос мой прозвучал глухо и тускло. — И считаю, что лучше отложить это хотя бы до следующего года.

— И почему же? — он уже начал раздражаться.

— Это будет для неё большим стрессом. Она не любит незнакомых людей. Мы можем только навредить. Тем более, я плохо понимаю по-английски.

Дилан издал звук недовольства и покачал головой. Следующие полчаса мы молчали. Притихли и дети, видимо, внимательно слушали наш разговор и ждали, будет ли продолжение.

Первой нарушить напряжённую тишину решилась я:

— В следующие выходные я хочу увезти детей в Нижний Волчок, мы поживём там пару-тройку недель. Ты сможешь нас отвезти?

— Нет, я улетаю в Штаты завтра, минимум на пару недель.

— И когда ты собирался мне об этом сказать?

— Когда счёл бы нужным, — резко отозвался он.

Я сглотнула ком в горле и уставилась в окно. Конечно, был вариант позвонить Свете и спросить, не собирается ли она навестить маму, но с ней у нас установились прохладные отношения.

По прибытии домой все разбрелись по своим делам. Даже я, чтобы не впадать в уныние, позвонила маме и постаралась ничем не выказать своего надрывного состояния. Мама сообщила, что Света улетела по каким-то там личным делам в Милан, так что ехать в деревню нам теперь уж точно предстояло на автобусе.

Дилан перед отъездом оставил нам денег: сумму, которой хватило бы только на проезд и хлеб с молоком. Он мотивировал это тем, что в деревне нам некуда будет тратить деньги, а о каких-то других поездках я непременно должна договариваться с ним, так как живу полностью за его счёт. Этим Дилан планировал связать мне руки, чтобы я больше не была замечена во время охоты на людей в каком-нибудь Ростове-на-Дону и не портила ему репутацию.

К счастью, у меня была небольшая заначка, да и Сашка готов был спонсировать мне дорогу туда и обратно ради совместной охоты.

Я подумала, что нет смысла ждать выходных: целых две недели не нужно будет стирать, выглаживать мужские рубашки и готовить на четверых.

Нам с детьми будет хорошо и спокойно в деревне, позовём Егора. Давно не виделись. Парнем Егор был просто замечательным, а уж как он обожал Полину…

Однако в понедельник Дилан никуда не улетел. Напротив, американский партнёр и его супруга сами решили посетить Россию. По случаю на среду запланировали ужин в ресторане. Так как другой законной жены у Дилана не было, позвали меня.

Понятно, что сам Дилан был не в восторге от такой идеи, он стыдился моего незнания английского языка и неухоженного внешнего вида с вечно обломанными ногтями и уложенными как попало волосами.

Более-менее приличной одежды для ужина в моём гардеробе тоже не оказалось, а то платье, что я купила, Дилан в негодовании порвал и бросил в угол.

Мы сильно поругались. От обиды я снова разревелась, не понимая, чем так сильно раздражаю его. В итоге я так и осталась дома, а Дилан придумал причину: что-то типа «заболел ребёнок».

За время декрета я отвыкла от шопинга, затаскивала одежду до дыр. Мне некуда было носить красивые платья и дорогие туфли. Поэтому ни того, ни другого у меня не было.

Единственное, что я приобрела пару лет назад, — это чёрную кожаную куртку и лосины для удобной охоты. Этот вызывающий наряд я тщательно прятала и надевала только по случаю.

В остальном я была похожа на замученную мамашу в старых джинсах и вытершейся на локтях водолазке или выцветшей футболке.

В Нижний Волчок мы с детьми уехали в четверг на автобусе, я даже не сочла нужным оставить записку или предупредить Дилана: на этот раз мириться с унижением и скрывать свою обиду я не собиралась, на уме крутились только нецензурные выражения. Захотелось отомстить, точнее, достойно отплатить за всю боль, что он мне причинил. Я понимала, что месть не вернёт ему любовь ко мне, но мой внутренний кувшин был переполнен негативом, и ничто другое из него выплеснуться не могло.

Он позвонил следующим утром:

— Почему не предупредила? — резко и без вступления выругался его голос.

Я знала, что этот вопрос прозвучит, поэтому ответила уже заготовленной фразой:

— Ты думал, я захочу с тобой разговаривать после такого?

— Ты забываешься, — тихим, но угрожающим тоном сказал он.

— Я устала от твоего вечного недовольства и оскорблений. Нам с детьми будет лучше в деревне.

Он отключил разговор и оставил меня наедине со своим негодованием. Мне было интересно, когда же всё-таки дело дойдёт до развода?

— Кто звонил, мам? — спросил Максим.

— Никто.

— М-м, — догадался о личности некоего «никто» сын. — Я уже готов идти. А ты?