В глубоком метафизическом смысле всё, что обусловлено, иллюзорно. Все явления — буквально «видимости», внешние маски, в которых Единая Реальность показывается в нашей изменяющейся вселенной. Чем «материальнее» и плотнее видимость, тем дальше она от Реальности, и поэтому — более иллюзорна. Что может быть б`ольшим обманом, чем наше тело, неизменность, видимость, осязаемость и плотность которого столь очевидны? Оно есть постоянно изменяющееся скопление живущих не более минуты частиц с центром притяжения, в который непрерывно текут мириады крошечных невидимок, становящихся видимыми путём их скопления в этом центре, и затем снова вытекающих и становящихся невидимыми из-за их незначительности, поскольку они отделяются от этого скопления. По сравнению с этим непрерывно изменяющимся, но, очевидно, устойчивым телом, насколько менее иллюзорен ум, который в состоянии представить притязания тела в их истинном свете. Ум постоянно обманывается чувствами, и сознание — самая реальная вещь в нас — склонно расценивать себя, как нереальное. По правде говоря, оно — в мире мысли, который является самым близким к реальности, а вещи становятся всё более и более иллюзорными, когда они приобретают всё более и более воспринимаемый характер.

Повторяю, ум является долговременным по сравнению с преходящим физическим миром. Потому что «ум» — только неуклюжее название живущего в нас мыслителя, истинного и сознательного существа, внутреннего человека, “который был, есть и будет, чей час никогда не пробьёт”. Чем меньше этот внутренний человек погружен в материю, тем более реальна его жизнь; и когда он избавился от одеяний, в которых он был в воплощении — своего физического, эфирного и эмоционального тел — тогда он ближе к душе вещей, чем прежде, и хотя завесы иллюзии всё ещё затемняют его видение, они являются намного более тонкими, чем те, которые омрачали его, когда он был обёрнут одеянием плоти. Его более свободная и менее иллюзорная жизнь состоит в том, что он без тела, развоплощён, что вообще-то является его нормальным состоянием. Из этого нормального состояния он погружается в физическую жизнь в течение кратких периодов, чтобы получить опыт, недосягаемый иначе, и возвратиться с ним, чтобы обогатить своё более устойчивое состояние. Как водолаз погружается в глубины океана в поисках жемчуга, так и мыслитель погружается в глубины жизненного океана в поисках жемчуга опыта; но он не остаётся там надолго, это не его элемент; он поднимается снова в свою собственную атмосферу, избавляясь от более тяжёлого элемента. И поэтому, действительно, это сказано о душе, которая покинула землю, чтобы возвратиться к её собственному месту жительства, поскольку её дом — “страна богов”, а здесь, на земле она — изгнанный и заключённый. Это представление было очень ясно отражено Учителем мудрости в беседе, о которой сообщает Е. П. Блаватская, и которая была напечатана под названием “Жизнь и смерть” (см. “Люцифер”, окт. 1892, т. XI, № 62). Следующие выдержки определяют положение дел:

“Ведантист, признавая два вида сознательного существования, земное и духовное, укажет только на последнее, как на бесспорную действительность. А земная жизнь, вследствие её непостоянства и краткости, — только иллюзия наших чувств. О нашей жизни в духовных сферах д`олжно думать как о реальности, потому что именно там живёт наше бесконечное, никогда не изменяющееся, бессмертное Я, сутратма, в каждом новом воплощении облачающаяся в совершенно разные личности, временные и недолго живущие. <…> Самая сущность всего этого, то есть духа, силы и материи, не имеет ни конца, ни начала, но форма, приобретенная этим тройным единством во время его воплощений, его внешность, если можно так выразиться, является только простой иллюзией личных концепций. Именно поэтому мы называем посмертную жизнь единственной реальностью, а земную жизнь самой личности — лишь воображаемой”.

Почему в этом случае мы должны называть сон действительностью, а пробуждение иллюзией?

“Это сравнение было сделано мною, чтобы облегчить ваше понимание. С точки зрения ваших земных понятий это совершенно точно”.

Отметьте слова “с точки зрения ваших земных понятий”, поскольку они — ключ ко всем фразам о дэвачане как «иллюзии». Там нет нашей грубой физической материи; там нет ограничений, налагаемых ею; ум находится в своём собственном царстве, где воля созидает, где мысли есть вещи. Итак, когда Учителя спросили: “Не лучше было бы сказать, что смерть — только рождение для новой жизни, или ещё точнее, возвращение к вечной жизни?”, он ответил:

“Это действительно так, и я ничего не имею против такого способа понимания. Только наши принятые для представлений о материальной жизни слова «живут» и «существуют», не применимы к чисто субъективному состоянию после смерти; и они были использованы в нашей философии без строгого определения их значений. Ведантист никогда не признал бы идеи, распространённые в наше время среди американских спиритуалистов, которые проповедуют о духах, заключающих браки между собой и со смертными. Как у истинных, не номинальных, христиан, так и у ведантистов — жизнь с другой стороны могилы — жизнь в стране, где нет никаких слёз, никаких вздохов, где никто не женится, никто не выходит замуж, и где можно достигнуть полного совершенства”.

Опасение материализовать умственные и духовные концепции всегда было очень сильно среди философов и устных учителей Дальнего Востока. Они постоянно стремились в максимально возможной степени освободить мыслителя от оков материи, даже во время воплощения, чтобы открыть клетку для божественной ласточки, несмотря на то, что она должна возвращаться в неё через какое-то время. Они постоянно стремились “одухотворить материальное”, в то время как на Западе постоянной тенденцией была "материализация духовного”. Таким образом, индус описывает жизнь освобождённой души полностью терминами, которые менее всего связаны с материальным, — иллюзией, мечтой и так далее — тогда как еврей пытается обрисовать её в терминах, описывающих материальную роскошь и земной блеск — брачный пир, золотые улицы, троны и короны из драгоценных металлов и камней. Запад, последовав за еврейскими материальными концепциями, изображает небеса в виде простого двойника земли с прихваченными с собой земными печалями. Наконец, мы приходим к самой вульгарной концепции — к современной Стране Лета с её «духами-мужьями», “духами-жёнами” и «духами-детьми», которые идут в школу и колледж и становятся “духами-взрослыми”.

В “Заметках по дэвачану” (“Путь”, май 1890) кто-то (очевидно, пишущий со знанием дела) говорит о дэвачани:

“Идеи "пространства и времени" априори не контролируют его чувства; напротив, мы открываем, что этот обитатель исключительно сам создает и уничтожает их. Как физическое существование имеет свой период нарастающей напряженности от детства до возмужалости и уменьшающуюся энергию с этого времени до второго детства и смерти, так и жизнь — сон дэвачана — протекает соответственно. Природа не более обманывает обитателя дэвачана, нежели живущего физического человека. Природа предоставляет ему гораздо более реальное счастье и блаженство там, нежели здесь, где все условия зла и случайности против него. Назвать существование в дэвачане сном в другом смысле, нежели в условном термине выражения, значит отказаться навсегда от знания эзотерической доктрины — единственного хранителя Истины”.

"Сон" только в том смысле, что он не имеет плана грубой материи, что он не принадлежит физическому миру.

Давайте попытаемся получить общее представление о жизни вечного странника, внутреннего «я», человеческой души, во время цикла воплощения. До начала своего нового странствия после многих странствий, оставшихся у него в прошлом, во время которых он получил силы, которые позволяют ему шагать сейчас, он — духовное существо, но то, которое уже вышло из пассивного состояния чистого духа и развило за счёт предыдущего материального опыта прошлых жизней интеллект, самосознание. Но это развитие за счёт опыта далеко от завершения, так же далеко, как и его господство над материей; его невежество делает его жертвой всех иллюзий грубой материи, как только он входит в контакт с ней, и он не готов быть строителем вселенной, будучи подвержен обманчивым видениям, вызванным такой материей — как ребёнок, смотрящий через осколок синего стекла и предполагающий, что весь внешний мир — синий. Цель цикла воплощений состоит в том, чтобы освободить его от этих иллюзий таким образом, чтобы, когда он окружён грубой материей и работает с ней, он мог бы сохранять ясное видение и не быть ослеплённым иллюзией. Теперь цикл воплощения состоит из двух чередующихся состояний: короткого, называемого земной жизнью, во время которой странник-бог погружён в грубую материю, и сравнительно длинного, названного жизнью в дэвачане, во время которой он окружён тонкой материей, всё ещё иллюзорной, но намного менее, чем таковая на земле. Второе его состояние можно справедливо назвать нормальным, поскольку оно имеет огромную протяжённость по сравнению с перерывами, которые он тратит на землю; оно сравнительно нормально также и потому, что менее удалено от внутренне присущей ему божественной жизни; он менее заключён в футляр материи, менее введён в заблуждение её стремительно меняющимися проявлениями. Медленно и постепенно, путём повторения опытов, грубая материя теряет свою власть над ним и становится его слугой, тогда как раньше была его тираном. В частичной свободе дэвачана он ассимилирует свои земные опыты, — всё ещё частично находясь в их власти, сначала, действительно, почти полностью в их власти, так, что его жизнь в дэвачане есть просто возвышенное продолжение земной жизни, но, постепенно освобождаясь всё больше и больше, поскольку он признает их как преходящее и внешнее, — пока не сможет перемещаться через любую область нашей вселенной с не разрушаемым самосознанием, как истинный повелитель ума, как свободный и торжествующий бог. Таков триумф божественной природы, проявленной в плоти, — подчинение любой формы материи, превращаемой в послушный инструмент духа. Учитель сказал так: