— Не говори глупостей, на днях свяжусь. Такси внизу. Билет сможешь по дороге купить?

— Конечно. Я помню, ты…

— Хорошо, хорошо, билет бери бизнес или первый, в экономический могут не пустить с таким баулом… Обязательно Индия. Как можно скорее улететь. Долларов пять пачек, рублей десять, — я подкреплял, показывая пальцы, — не берут — звони. Если от меня ничего не слышно, выжидаешь год. Давай.

Она постояла секунду в нерешительности, словно собираясь что-то спросить. Так ничего и не сказав, обвила шею и, привстав на цыпочки, поцеловала долго, влажно и мягко.

Молния второго застегивания не перенесла, разойдясь. Ветровка с застрявшей посередине застежкой органично дополняла наряд патентованного кретина, но выбросить было нельзя, все-таки капюшон хоть немного прятал лицо. Вместе с молочными сумерками сильно похолодало, и я слегка продрог, даже не дойдя еще до улицы.

В голову шел единственный более-менее разумный план. Один скользкий мужичонка, бывший старший инспектор полиции, выйдя на пенсию, затеял сеть почасовых отелей. Трудно сказать, был ли пенсионер единственным хозяином, дольщиком или управляющим, но вел дело именно он. Мы продали им два помещения из пяти или шести. Одно из гнездышек разврата располагалось буквально в двух кварталах отсюда. Конечно, такой бизнес не мог обходиться без тесной дружбы с конторой и полицией. Оставалась надежда на безразличие усталых теток за ресепшеном. Для такого места я одет вполне сносно (ветровку сниму на лестнице), они и не такое видели, их не удивишь, вырядись хоть Микки Маусом.

— Подвести?

Я резко развернулся. Возле черного мерседеса стоял Костя, почесывая щеку.

— Ты что здесь делаешь? И как меня нашел? Ладно, понятно, я так, от обалдения. Костя, у меня неприятности небольшие, от меня лучше пока подальше держаться.

— Я думаю, — забубнил Костя обычным монотонным голосом, — надо тебе из зеленки выбираться.

— Прекрасная мысль. Спасибо, что подсказал. Осталось придумать, как это сделать. Можно переодеться Дедом Морозом и ломануться напрямую через мосты, можно перелететь на голубом вертолете, еще можно переплыть Фонтанку на подводной лодке. Возможностей не счесть. Правда, не все они безупречны. Дед Мороз в мае…

— На кораблике можно, на прогулочном. Я договорился.

Пока мы ехали, Костя, с его темпом речи, едва успел рассказать подробности.

— Деньги есть?

— Сколько?

— Не мне, — он, видимо, заметил в зеркале, что я полез в рюкзак. — На второй лодке, сговорились на три миллиона, дорого, но…

— Неважно, на первой?

— По бабкам не говорили.

На набережной возле пристани нас встретил дядька моих примерно лет, может, чуть старше. Он с чувством потряс Костину руку и внимательно рассмотрел меня.

— Интересный груз. Мужчина, вам не дует? У нас на воде бывает прохладно, — к сожалению, сумерки не успели еще загустеть, и он разглядел рюкзак. — Какая у вас сумочка симпатичная, просто прелесть.

Дядька вопросительно посмотрел на Костю, дескать, что за клоуна ты привел. Оставалось утешаться, что на опасного террориста я, во всяком случае, не похож.

— Это Коля. Ты знаешь. Ну, Коля-Шайтан. А это Леха, Чумка, снайпер из батальона Горового, с нами потом был.

Леша еще раз осмотрел меня, словно теперь появилась возможность разглядеть что-то новое и по-настоящему важное.

— Шайтан. Точно, Шайтан. Ну, дела, — он явно меня знал.

Я сжал протянутую руку посильней, такие ценят крепкие рукопожатия. У меня не было ни малейшего представления, кто он такой, даже Горовой с батальоном отзывались лишь смазанным воспоминанием: пыльная дорога, чумазые люди на броне БМП, мужественный баритон из динамиков сдержанно проговаривает слова глупой песни. Даже помни я Чумку-снайпера, его, надо думать, было бы непросто узнать. Наверняка огромное пузо, вываливающееся из спортивных штанов, и неопрятная лысина, окруженная кустиками седины, появились годы спустя. А тогда был он, наверное, ловким и шустрым, какими случаются невысокие люди.

На борту, прямо на палубе, двое молодых парней, тощих и длинных, словно нарочно подобранных для контраста, возились с каким-то механизмом. Руки и лица были измазаны маслом.

— С нами пойдет, матросом, — он кивнул на меня.

Парни приняли сообщение равнодушно, им явно было все равно.

— Сын мой и племяш, — пояснил Леша.

В грязноватой рубке он кивнул мне на сиденье, обтянутое драной красной кожей, приделанное в стороне от штурвала.

— Тебе б, конечно, накинуть чего. Я погляжу, но на такого медведя у нас навряд ли есть. Тут пока побудь, мне по хозяйству надо пошуршать.

Леша словно отпрашивался, а я был вовсе не прочь побыть один, чертовски длинный выдался день и закончится, похоже, нескоро.

— Ау, спишь?

— Я? Нет, — как ни удивительно, кажется, действительно задремал.

— Димка, — он похлопал длинного и тощего по плечу, — сын мой. А это Шайтан, я тебе рассказывал. Ну, когда мы…

Леша затянул битую молью боевую историю. Конкретную я не помнил, но все они на одно лицо. Мы были лихие удальцы, и они были ребята жесткие и умелые, но, конечно, не с нами тягаться. И с девками мы были лихие удальцы, и в бане, и на танцах. Сын явно слушал побасенку не в первый раз и минут через десять сбежал, сославшись на срочное корабельное дело.

Собеседник Лехе был не нужен, ему была нужна сочувствующая аудитория. Я послушно поддакивал, азартно вспыхивал улыбкой, хлопал по колену. Терпеть не могу все эти вечера легенд и воспоминаний. В особенности скверно, что нас только двое. Когда собираешься хотя бы втроем, они без помощи и участия сами перебрасываются воспоминаниями, перебивая друг друга.

Байки у Лехи были частью незнакомые, частью знакомые смутно, хотя по случаю радостной встречи он отбирал те, где главная роль отводилось парню, отдаленно напоминавшему меня. Не был я, конечно, никогда таким ловким и удачливым хитрецом, а был, как всегда, запоминавшейся каланчой на пол-головы длиннее самых рослых. Еще я был тогда большим балагуром и рассказчиком, почти осознанно сочинял байки по мотивам боев и попоек (еще вопрос, что опасней). Выдавал удачное совпадение за хитрую задумку, невнятный ответ переделывал задним числом в колкую насмешку, в общем, усердно ароматизировал нашу тяжелую жизнь. Пройдя несколько человек и много лет, байки отполировались до блеска и приобрели совсем уже невозможный сюжет. Два, три поколения — и можно искать Гомера для новой «Илиады», где мне бы досталась роль Гектора или Ахила. Впрочем, следующего поколения рассказчиков, кажется, не предвидится.

Удивительна легкость, позволившая людям вроде Леши заместить личную память какими-то индийскими фильмами жанра экшн. Они словно забыли про настоящую войну, тяжелое, нудное и неясное дело, где никогда и ничего до конца не поймешь, где каждый по-своему помнит, кто стрелял и куда бежал. Забыли пьяное свинство нашего отдыха, превратили пересказом в молодежную комедию 12+. От их упоения байками мне всегда становилось неловко. Было вполне очевидно, что ничего примечательного в их жизни за следующие двадцать лет не случилось.

На кораблике заиграла, и довольно громко, «Смерть цвета бейсик», заглавная композиция одноименного альбома. На самом деле никакого альбома, конечно, не было. Боре хорошо писалось в то лето, и не только политическое. Уже потом Катю убедили объединить для удобства маркетинга тематические песни. Деньги, кстати, от музыки до сих пор приходили очень серьезные, не только для меня, но даже и для дяди Миши. Причем, поступления почти не падали с годами, что, насколько я понимаю, для шоу-бизнеса довольно необычно. 95 % поступлений давал последний альбом, а 90 % — три самые раскрученные песни. Была даже некоторая интрига, дядя Миша с Катей деликатно старались не подпустить Мишу напрямую управлять доходом, не из-за самих денег, а опасаясь рисковых причуд.

— Люблю эту песню.

Вежливость требовала не выказывать сомнений в случайности, хотя, кто знает, может, действительно совпадение, слушают же все остальные, почему бы не он.