Вульф в своем репертуаре. Я не рассказывал ему, что сначала выставил их из комнаты и взял шкатулку так, что они и не догадались Он считал это чем-то само собой разумеющимся. Мне лестно, что он такого высокого мнения обо мне, но в один прекрасный день он ошибется. Я понятия не имел, к чему он клонит, но решил, что театральный жест не помешает. Поэтому я продемонстрировал им шкатулку в одной руке и «морли» в другой. Четыре пары глаз уставились на нее. Энн Тальбот что-то пробормотала. Пердис привстал, но потом, передумав, снова опустился в кресло. Кури буркнул:

– Значит она все-таки там была.

Я держал в руках «морли», но их было четверо, поэтому я встал, прошел к сейфу, открыл его, положил шкатулку, закрыл дверцу и повернул рукоятку. Потом вернулся за свой стол.

Вульф тем временем начал речь.

– Я хочу сделать вам предложение, но сперва вопросы. Моя задача – доказать, что миссис Хейзен не убивала своего мужа. Вчера вы у них обедали. После обеда она ушла к себе, вскоре удалился и мистер Уид. Я не стану расспрашивать каждого из вас о времени ухода и о том, кто куда отправился. Полиция явно этим уже интересовалась. Они мастера выяснять подобные мелочи, и, если бы убийцу можно было найти таким образом, они бы оставили меня без средств к существованию. Но мне хотелось бы знать о вашем разговоре с мистером Хейзеном после обеда, о чем шла речь?

– Ни о чем, – отрезал Кури.

– Неправда. Мистер Хейзен сказал жене, что должен кое-что с вами обсудить. Что именно?

– Ничего существенного. Хейзен открыл бутылку шампанского, мы обсудили биржевые новости. Он спросил миссис Тальбот, что она видела в театре. Потом подбросил Пердису проходную тему.

– Он говорил о ядах, – вставил Пердис.

– Хейзен говорил о своем тесте, – сказала миссис Оливер. – По его словам, это был великий изобретатель. Гений.

Вульф насупился:

– Вы вряд ли сообщили полиции о том, что обсуждали отдельные аспекты ваших отношений с Хейзеном. Но мне известно, что это особые отношения. В отличие от полиции. И мне надо выяснить, о чем именно шел разговор.

– Вы не понимаете, мистер Вульф, – заговорила, подавшись вперед, Энн Тальбот, стараясь понравиться. – Вы не знали этого человека. Это был монстр. Демон. Он не желал ничего обсуждать, никого не слушал. Только требовал, чтобы мы приходили к нему. Это была особая пытка, доставляющая Хейзену наслаждение. Ему нужно было, чтобы каждый из нас знал все про остальных и понимал, что они, в свою очередь, знают все про него. Ему нравилось смотреть, как мы притворяемся, будто все в порядке, будто это самый обычный званый обед. Вы его не знали!

– Хейзен был сущим дьяволом! – подтвердил Пердис.

Вульф оглядел собравшихся.

– Он не сообщал кому-то из вас о природе своей власти над остальными – в тот вечер или когда-нибудь еще? Открытым текстом или намеком?

Энн Тальбот и Кури покачали головами. Миссис Оливер воскликнула:

– Нет! О нет!

Пердис сказал:

– Пожалуй, намекал. Разговором про яд. Похоже, это был намек.

– Но ничего конкретного?

– Нет.

– Это и впрямь был не самый достойный человек. Но его больше нет, а вы собрались здесь. Итак, у меня есть предложение. Вполне вероятно, что в шкатулке содержались сведения, помогавшие держать вас в подчинении. Она сейчас у меня в сейфе. Я не имею ни малейшего желания проверять, что там в ней. Но миссис Хейзен – мой клиент, и я обязан защищать ее личность, и ее собственность. Она не намерена выполнить просьбу мужа и уничтожить содержимое шкатулки. Уничтожить столь ценные сведения – просто донкихотство. Я готов передать вам шкатулку за миллион долларов.

Все четверо оторопело глядели на него.

– Это большая сумма, но не чрезмерная. Если бы Хейзен не погиб, вы бы за семь лет выплатили ему куда большую сумму – и продолжали бы платить. На сей раз платить придется лишь однажды. Если бы я позволил вам самим определять, кому сколько платить, начались бы споры и перепалки, а время дорого. Поэтому я хочу получить от каждого из вас по четверти миллиона, в течение суток, наличными или чеками. Это не шантаж и не вымогательство. Мы не открывали шкатулку. Как доверенное лицо я лишь заявляю: есть цена, за которую ее можно приобрести.

– Значит, вы не открывали шкатулку? – еще раз уточнил Пердис.

– Нет.

– А что если там ничего нет?

– Если там ничего нет, вы ничего не платите – Вульф посмотрел на стенные часы. – Шкатулку мы откроем завтра в полночь в вашем присутствии. Но можно и раньше, если вы согласитесь на условия. Если она пустая, тем проще для всех нас. Но если там что-то есть, могут возникнуть проблемы. Вряд ли кто-то из вас захочет, чтобы другие ознакомились с изобличающими его материалами. Я тоже не намерен их читать. Предлагаю в этом случае, чтобы мистер Гудвин, умеющий держать язык за зубами, извлекал материалы поочередно и, разобравшись, к кому они относятся, вручал бы из рук в руки. Если у вас есть другие предложения, милости прошу.

Миссис Оливер то облизывала губы, то делала глотательные движения. Пердис сгорбился с поджатыми губами. Его тяжелые плечи поднимались и опускались в такт дыханию. Кури сидел, подняв подбородок, и смотрел на Вульфа. Энн Тальбот прикрыла глаза. На ее прелестной шейке дергался мускул.

– Я понимаю, – продолжал Вульф, – что непросто добыть такие деньги за сутки, но больше времени я дать не могу. Хотя и шкатулка, и то, что в ней лежит, – собственность миссис Хейзен, для полиции это вещественные доказательства, необходимые для расследования убийства. Поэтому я не имею права скрывать от них сведения более двадцати четырех часов. – Он оттолкнул кресло и встал. – Я жду вашего решения.

Он замолчал, зато заговорили они. Миссис Оливер требовала, чтобы шкатулку открыли сейчас же и предъявили им содержимое. Кури буркнул, что требование заплатить миллион в течение суток смахивает на вымогательство. Пердис потребовал встречи с миссис Хейзен, хотя знал, что она арестована. Только Энн Тальбот не проронила ни слова. Она стояла, держась за спинку кресла, а мускул продолжал подергиваться. Я решил помочь и принести их пальто. Энн Тальбот попала в рукав лишь с третей попытки.

Когда они ушли, дверь за ними закрылась, а я вернулся в кабинет, Вульф встал из-за стола.

– Учтите, – сказал я, – что уже утром миссис Хейзен может быть выпушена под залог и им без труда удастся встретиться с ней. А вы до одиннадцати общаетесь с орхидеями, и вас нельзя беспокоить. Даже если ее не выпустят, у этих людей достаточно денег и связей. Особенно у Пердиса. Ему ничего не стоит разобраться с окружным прокурором. Я могу позвонить Паркеру и попросить утром лично передать ей следующее, что бы она про вас ни услышала, вы не безумец, а гений, и твердо знаете, что делаете, даже если никто в мире, включая и меня, этого не в силах постичь.

– Не стоит. – Он встал и направился к двери. Потом обернулся. – Проверь, заперт ли сейф. Я устал. Спокойной ночи.

Он прекрасно знает, что я никогда не оставлю сейф открытым. Но знает и то, что в нем не каждый день лежит вещь стоимостью в миллион. Я поднялся к себе на третий этаж и, раздеваясь, стал строить гипотезы насчет завтрашнего дня. Одну мрачнее другой.

Оказалось, что программу дня определяли не мы с Вульфом, а инспектор Кремер. В одиннадцать Вульф, как обычно, спустился из оранжереи, а я, тоже как обычно, вскрыл письма, протер его стол и налил в вазу свежей воды. Вульф подошел к столу и поставил в вазу свежесрезанную ветку орхидеи, затем двинулся к креслу. Не успел он сесть, как позвонили в дверь. Я глянул в глазок – Кремер. Доложил Вульфу. Он хлопнул ладонью по столу, глянул на меня, но ничего не сказал. Я пошел открывать. Мне не понравилось ни выражение лица Кремера, ни то, что он позволил мне принять у него пальто и шляпу. Инспектор даже слегка улыбнулся мне и в кабинет вошел не стремительно, а тихо и плавно.

– У меня мало времени, – бросил он Вульфу. – Скажите, зачем вчера приходила к вам миссис Хейзен, – самую суть. А потом Гудвин поедет со мной, и мы оформим показания протоколом. С его удивительной памятью это просто.