Сидящие у костра спецназовцы затихли, устремив внимательные взоры на Стрельцова. Стало слышно, как закипает в котелке вода, потрескивают угольки, вдалеке перекликаются дозорные, где-то в княжеском стане ржут лошади.

— Я не умею красиво сочинять всякую хрень, поэтому скажу чистую правду — я не знаю, как мы здесь очутились, и возможен ли путь обратно, — глухо зазвучал голос майора. — Не исключено, что мы не вернёмся отсюда домой, товарищи… Как командир, я несу ответственность за жизнь каждого из вас, поэтому, (цензура), никому не позволю сдохнуть хрен знает за чьи интересы в этой переделке!

Слушая Стрельцова, я машинально всматривался в лица спецназовцев, пытаясь определить психологическое состояние своих товарищей по несчастью. Поймав мой, вероятно, излишне наряжённый взгляд, сидевший прямо напротив капитан Коваль слегка усмехнулся, подмигнув в ответ. Да, не просто так Владимир получил свой позывной, напоминавший о неуязвимой фантастической боевой машине в человеческом обличии. На прошедшего кровавую мясорубку двух чеченских войн Коваля можно смело положиться в любой ситуации, он никогда не подведёт. Стоит Стрельцову отдать приказ, и Володя моментально превратится в того самого Шварца, именем которого арабские наёмники пугали в горах молодое поколение рекрутов-боевиков.

— С этой минуты приказываю считать, что началась мировая война, а мы находимся в автономном рейде в полном отрыве от основных сил. Почти каждый из нас проходил через подобные командировки, и большинство прекрасно знает, что и как, — железным тоном продолжал наш командир. — У каждого из нас, и у меня в том числе, дома остались родные и близкие. Думаю, что там им ничего не грозит, наоборот — командование обязательно окажет всяческую помощь нашим семьям. Если кто-то почувствует, что не в состоянии справиться с этим грузом, не предлагаю, а приказываю — обращаться ко мне, к доктору, либо к Артуру Ивановичу. Вопросы есть?

Понятно, что произнося столь проникновенную речь, Стрельцов, прежде всего, обращался к бойцам-срочникам, которым, безусловно, требовалась моральная поддержка со стороны более старших товарищей. Ну, и, в какой-то мере, слова майора касались лейтенанта Скорохватова, самого молодого из офицеров, а может быть — и меня. Остальные спецназовцы являлись достаточно закаленными в последних военных конфликтах мужиками, а кроме того, представляли собой спаянную дружбой, потом, и кровью боевую команду.

— Слышали, бойцы? — обернулся к одному из мехводов Степан Кравченко. — Не вешать нос, никто вас в обиду не даст, в рабство местным не продаст.

— Да мы и не вешаем нос, товарищ старший лейтенант, — не совсем уверенным тоном ответил Василевский. — Вот, только, мало нас…

— Мало? С чего это ты, Леонид, решил, что нас мало? — поинтересовался капитан Хабибуллин. — Говори смело, здесь все свои.

— Ну, я и Виталик, т. е. старший сержант Бондаренко, не имеем никакого боевого опыта, хотя и служим прилично, — поняв по жесту Стрельцова, что можно высказывать любые мысли, произнёс Василевский. — Товарищ майор, ну, Артур Иванович, работает в полиции, и служил очень давно. Остаётесь вы семеро, товарищ капитан, воевавшие на реальной войне. Вот так, как-то.

Ага, а механик-водитель вовсе не дурак, хотя и разгильдяй порядочный. Ну, в таком духе о нём отзывались его непосредственные начальники. Но боец сразу же уловил свою главную проблему — оба срочника не видели настоящего врага в своих прицелах, не стреляли по живым людям.

— Что же, вполне логичное умозаключение, товарищ старший сержант, — кивнул майор. — Боевой опыт — вещь, безусловно, ценная, и Артур Иванович, действительно, служил лет двадцать с гаком назад, ещё при Союзе. Значит, нас семеро, говоришь… А ты знаешь, Леонид, что на спецназ не распространяются обычные законы математики?

— Товарищ майор, математика — наука точная, и её законы неизменны, — блеснул знаниями предмета мехвод «триста четвёртой» машины.

— Ну, давай-ка, Лёня, сейчас посчитаем вместе. Один спецназовец — это просто спецназовец, два спецназовца — уже отделение, три — целый взвод, — невозмутимо начал подсчёт Стрельцов. — Четыре спецназовца — рота, пять — батальон, шесть — полк, семь — бригада. Сколько нас — семеро? Значит, мы — бригада спецназа. Целая бригада, не меньше. Вот такая, вот, Лёня, математика у спецназа.

Наблюдая за реакцией явно озадаченного подобным математическим раскладом Василевского, я невольно заулыбался. Судя по всему, Леонид никогда не читал классику советской патриотической литературы, чем и воспользовался наш командир. Эх, поколение перестройки и демократии, телевизора и компьютерных игр… А Стрельцов — голова! Вон, даже Скорохватов и Мышкин, похоже, не сразу врубились в хитроумную спецназовскую математику. А внешне невозмутимый, похожий на каменное изваяние Вонг, поначалу удивлённо приподнял бровь. Впрочем, снайпер быстро просёк логику майора, и вернулся к прежнему занятию — перебиранию патронов от своей любимой ВСС. Так, что у нас, там, с патронами?

Открыв один из блокнотов, я быстренько пробежал глазами ровные столбики цифр. Ай, да молодцы, мужики, как всё грамотно расписали! И общее количество боеприпасов, и конкретные данные по каждому человеку. Плюс — амуниция, экипировка, отдельным листом идёт техническое состояние БТРов, вплоть до наличия лопат и тросов, остаток горючего. Кстати, соляры у нас осталось на сто сорок — сто пятьдесят километров пути максимум. До Москвы, может быть, и хватит, а что дальше?

— Артур, дай-ка глянуть наш гроссбух, — протянул руку Стрельцов. — Шварц, ты писал? Ага, вижу: всё толково подсчитано.

— Колдун, мы тут с Юрой подумали — нет никакого смысла во втором снайпере, — вместо ответа произнёс капитан Коваль. — У Кома патронов к его красавице кот наплакал, поэтому я отдал ему «эсвэдэшку».

— Чёрт, жаль, если честно, — почесал подбородок майор. — Нам бы весьма пригодилась хорошая снайперская пара в местных условиях. Так, а что у нас с дополнительным оружием?

— Командир, ты же знаешь, что без короткоствола за пазухой на войне никуда, — ответил на вопрос капитан Хабибуллин. — Опыт Гудермеса и Ачхой-Мартана, ети его мать, кровью писаный. В общем, у каждого из нас в наличии родной сердцу солдата «стечкин», по два-три ножа, а у Шварца ещё и сюрикены в поясе зашиты.

— Нету у меня никаких сюрикенов, — под дружный хохот офицеров возразил Коваль. — Всего лишь пара метательных ножей в разгрузке, и всё. Хорош ржать, Гюрза, лучше займись вооружением сержантов и товарища майора из смежного ведомства.

— Да нормально у парней с оружием: по АКМу с пятью набитыми магазинами на брата, штык-ножи есть, — вступился за механиков-водителей Кравченко. — Командир, если Артур Иванович не возражает, мы бы отдали им бандитские ТТшки. Всё равно патронов к ним с гулькин нос. Ну, и пару ножей из трофеев.

— Артур, нет претензий насчёт вещдоков? — посмотрел на меня Стрельцов. — Ну, и хорошо. Филин, обучи парней обращаться с «токаревами», чтобы руки себе не попортили. И ножи выдай, здесь это не оружие, а что-то вроде столового прибора для всех нужд.

— Раз пошла такая пьянка, то я тоже хочу охотничий нож, трофейный, — вступил в разговор я. — И рацию себе прихомячу, для полноты радости жизни. Если серьёзно — у меня ПМ с тремя полными магазинами, плюс — ещё восемь патронов россыпью. Кстати, наган никому не нужен? Тогда забираю его себе.

— Ну, ты, Иваныч, и хомякоид, почище нашего Валентиныча будешь, — покачал головой майор. — Ладно, забирай наган, и бери себе трофейную рацию. Да, и набери штук шесть магазинов к «калашникову» из бандитских запасов. Будешь работать со мной в паре, если стрелять придётся. Чёрт, жаль, что лишней разгрузки нет.

— О, Артур Иванович, а не поделитесь ли ПМовскими «маслятами»? — неожиданно попросил Мышкин, как раз доставший из разгрузки свой пистолет. — У меня всего пятнадцать патронов в «стечкине», авось понадобится побольше.

— Да не вопрос, Миша, — ответил я, вытаскивая из кармана неожиданно пригодившийся излишек боеприпасов. — Держи.