Сейчас эти двое буйных лежали без сознания, тихонько посапывая в две дырки, словно спящие сном праведника. Приткнувшийся к причалу паром смахивал на филиал бабского ада, точнее, на ад для грешников, которые угодили в преисподнюю. Над рекой нёсся вой, чем-то напоминающий волчий, исполняемый множеством женских голосов.

— А зачем хотели паром украсть? — остановившись рядом со старшим, повысив голос, я начал задавать вопросы. Приходилось говорить громко, почти орать. — Ведь это мы отобрали его у татар.

— Эх, боярин, так на пароме куда проще переправить семью на тот берег, чем вплавь, — поворачиваясь на мой голос, громко ответил мужик. — Ежели вплавь, то малы детишки запросто потонуть могут. Не губите их, бояре!

— Вы видели, как мы расстреляли ордынцев? — задал я следующий вопрос. — Это ты и твои люди сидели на опушке леса?

— Да, боярин, мы как раз подошли к крайним берёзкам, когда ваши страшные повозки выскочили из леса, — голос крестьянина дрогнул. — И пошли метать гром на нехристей!

— Где ваша деревня, как она называется? — опять повышая голос, поинтересовался я. — Далеко ли отсюда?

— Да здесь рядышком, не боле версты будет, — отозвался землепашец. — Наше село Зарубиным прозвано.

— Это та деревушка, что стоит на дороге, примерно в километре отсюда? — уточнил я.

— Ась? Прости, боярин, недопонял я тебя, — удивлённо воззрился на меня крестьянин.

— Твоё село стоит на дороге в версте отсюда? — я заменил термин

«километр» понятной для местных мерой расстояния.

— Оно самое, боярин. Мы, как про татар услыхали, дома побросали, баб да детишек в охапку, и лесом к реке, — ответил мужик, поднимая на меня слезящиеся глаза. — Да тока обогнали нас нехристи, первыми поспели к берегу!

Всё становилось ясно. Эти с полсотни крестьянских душ и представителей их семейств уходили пешком через лес, в то время как конные татары скакали по дороге, и, соответственно, первыми оказались у реки. Где и захватили бесхозный паром. Ненадолго, правда. Крестьяне, же, сидя на опушке леса, прекрасно видели, как и приватизацию парома ордынцами, так и то, что произошло дальше со степными чубайсятами. Вероятно, появление пары бронетранспортёров напугало мужиков до усрачки, но мы перебили татар, подтащили паром к этому берегу, а затем оперативно покинули место действия. И вот тогда-то мужики решили рискнуть, да и воспользоваться чужим трофеем, чтобы спасти себя и свои семьи. Надо сказать, у них это почти удалось: опоздай мы на пару минут, паром бы уже отчалил от берега.

— «Колдун», «Колдун», мы закончили с раненым, и готовы двигаться дальше, — голосом Рината произнесла рация. — Ждём указаний.

— Блин горелый, надо парней и «литовцев» вытаскивать, а мы здесь фигнёй маемся, — скривился наш командир. — «Гюрза», «Гюрза», ждите меня с «триста первым». Как понял, «Гюрза»?

— Понял тебя, «Колдун», ждём, — ответил капитан Хабибуллин.

— Артур, ты останешься здесь, поможешь Володе, — бросил мне Стрельцов, а затем повернулся к капитану. — Шварц, пока меня не будет, перекинь этих пейзан на тот берег, пусть сваливают со своими бабами хоть к Москве, хоть к чёрту на кулички. Всё, я поехал.

— Сделаем, освободим паром, — сдержано кивнул Коваль. — Похоже, Артур Иванович уже нашёл общий язык с их старшим, так что, начнём прямо сейчас.

Когда раздался вызов по рации, сидевшие на земле крестьяне замерли, с выражением страха на лицах слушая недолгие переговоры майора с Ринатом. Старший из землепашцев даже перекрестился, изумлённо косясь на чёрный брусок в руке Стрельцова. Затем крестьяне вздрогнули ещё раз, когда «триста первый» БТР взревел мотором, и лихо развернулся всего в каком-то десятке метров от них.

— Я приказал Филину сидеть за пулемётами, на всякий случай, — провожая взглядом удаляющийся бронетранспортёр, произнёс капитан. — Артур Иванович, давай-ка, лучше ты с местными будь за главного, у тебя это как-то получше получается.

— Хорошо, Володя, подстрахуй, если что, — кивнул я, и повернулся к старшему среди крестьян. — Так, как тебя зовут?

— Илларионом кличут, боярин, — отозвался мужик, похоже, подозревая какой-то подвох. — За старосту, я, вроде, как.

— Слушай меня внимательно, Илларион, — начал я. — Сейчас ты и твои парни берут ноги в руки, быстро собирают своё и татарское оружие, и столь же быстро переправляются на тот берег. Вместе с бабами и детьми. Да, и прекратите этот вой, а то уши вянут!

— Ась? Ноги в руки? — моё выражение двадцать первого столетия, похоже, поставило крестьянина в тупик. — Прости, боярин, недопонял я, малость!

— Повторяю ещё раз, слушай внимательно, Илларион! Вы зазря метнули стрелу в боярина Стрельцова, за что и поплатились, — я слегка придал своему голосу властности и железа. — Мы воюем с ордынцами, и не бьём подданных Московского князя. Убивать вас никто не станет, если, только, вы не решите ударить нам в спину. Тут, уж, не обессудь, наша повозка перебьёт всех вас, громом и молниями, как татар. Ты меня понимаешь?

— Да, вроде, всё ясно, боярин, — пожал плечами мужик. — Вы изначально не желали нам смерти, иначе бы давно перебили, как тех татар.

— Молодец, соображаешь, — кивнул я, и продолжил. — Ты и твои люди соберут здесь татарские копья и сабли, вооружатся ими, а затем переправят свои семьи на тот берег. Уразумел?

— Да, боярин, понял я твою задумку, — Илларион, кряхтя, принялся подниматься с земли. — Тебе надобно, чтобы мы, ежели что, сами себя от ворогов оборонить смогли, вот ты и отдаёшь нам взятое на меч своими воями.

— Верно мыслишь, именно это мне и нужно, — еле сдержал я улыбку.

Да, даже в четырнадцатом веке наш народ сразу же вникает в ситуацию, если впереди замаячит волшебное понятие «халява». — Давайте, мужики, поднимайтесь, и за работу. Да, прекратите, наконец, этот бабий концерт! Всех волков, поди, уже распугали по округе.

Недоверчиво посматривая на нас, крестьяне принялись подниматься с земли. Илларион сразу же показал свои организаторские способности, зычным голосом отрядив половину мужиков собирать наши трофеи, и вторую половину заниматься паромом. Плавсредство, к слову сказать, сначала пришлось разгрузить, а потом загрузить вновь, уже притихшими и успокоенными женщинами и детьми. С наведением порядка среди домочадцев, к слову сказать, землепашцы не церемонились: тумаками и оплеухами привели в чувство нескольких наиболее истеричных, гаркнули на остальных, вот и всё успокоение.

— Может, предложить мужикам изловить татарских коней, пока время есть? — поглядев на готовый отчалить паром, предложил капитан Коваль.

— Володя, если они успеют, — кивнул я. — Илларион! На том берегу могут быть раненые ордынцы. Добейте их, и так же само соберите трофеи!

— Я — «триста первый», прошёл перекрёсток. Всё чисто, — голосом нашего командира произнесла рация. — «Гюрза», выдвигайтесь навстречу, приём.

— Понял, тебя, «триста первый». Уже едем, — отозвался капитан Хабибуллин. — С передовым дозором сотник Владимир, за ним — трофейный табун, и мы.

— Принято, иду навстречу, отбой, — произнёс майор, и отключился.

Мы с Ковалем забрались на бронетранспортёр, визуально контролируя процесс приватизации пейзанами трофейного оружия, а заодно и поглядывая по сторонам. Мало ли что. Крестьяне успокоились, видя, что им, в общем-то, ничего не угрожает, и деловито разоружали и раздевали мёртвых ордынцев. Спустя какое-то время мы заметили, что кроме оружия на берегу вырастает гора кольчуг и шлемов, прочей воинской амуниции, а также всяческого тряпья.

Исполняя наше, скажем так, настоятельное желание, первым же рейсом на противоположный берег переправились человек пять крепких мужиков, основательно вооружённые трофеями и своим собственным оружием. Кроме этого, многие женщины взяли в руки копья, сулицы, и даже татарские луки. Едва паром пересёк реку, ткнувшись носом в причал, оружные мужики поспешили на берег, и принялись проводить контроль. Вскоре, послышались отдалённые возгласы, свидетельствующие о том, что кто-то из ордынцев всё ещё оставался жив до этого самого момента.