– Мало, – соврал он исключительно затем, чтобы остудить Риткин шопоголический запал. – Больше не хватит ни на что.

– Дай-ка посмотрю! – Рита проворно выхватила баксы, пересчитала, беззвучно шевеля губами, а потом радостно сообщила: – Да нормально еще осталось. Поехали!

– Куда? – насторожился Данила.

– Парфюм тебе покупать.

– Не нужен мне никакой парфюм! – Вот уж действительно пустая трата денег, ладно бы куртку какую или перчатки…

– Нужен! – Рита решительно притопнула ногой. – Если ты Вервольф, значит, и пахнуть от тебя должно соответственно.

– Это как же? Псиной, что ли?

– Не псиной, а дорогим парфюмом.

– Насколько дорогим? – Сердце кольнула жадность.

– Достаточно дорогим, но главное – эксклюзивным. Не тем барахлом, которым завалены прилавки, а чем-то совершенно особенным, селективным…

– Каким? – не понял Данила.

– Селективным. Считай, таким, который в народе не в ходу, которым не пахнет от первого встречного. Особенным.

– Сколько? – спросил он обреченно.

– Думаю, долларов в двести пятьдесят уложимся.

– Двести пятьдесят долларов! – взвыл Данила. – Рита, ты в своем уме?! Да там всего триста. А жить я, по-твоему, на что буду?

– Это нормальная цена, Оборотень, вполне вменяемая. Если на прокорм не хватит, я тебе одолжу, не проблема. Да ты пойми, глупый, когда ты останешься без одежды, – Рита поймала настороженный взгляд Данилы и успокаивающе улыбнулась, – ну, почти без одежды, аромат станет твоей визитной карточкой. Понимаешь?

– Нет! – Он и в самом деле не понимал, как можно платить такие деньжищи за какой-то там запах. Да за двести пятьдесят долларов на рынке он мог одеться с ног до головы, и еще бы осталось на сигареты.

– Ничего, потом поймешь, еще и благодарить станешь. Ты знаешь, Оборотень, а ведь это идея – с эксклюзивным запахом! У меня даже есть кое-что на примете: кожа, дым, дорогой табак, приключения…

– Кожа – это в каком смысле? – Данила еще сопротивлялся, но они оба уже знали, что победа останется за Ритой.

– Ну как тебе объяснить?! – Рита прикрыла глаза, задумалась. – Вот представь себе новый кожаный ремень, или нет, лучше крутую байкерскую куртку, такую… обветренную, пропитанную дымом костров. Представил?

Данила тоже закрыл глаза, призывая на помощь если не жизненный опыт, то хотя бы воображение.

– Понимаешь, какой это запах? – Голос Риты упал до едва различимого шепота. – Это не запах в чистом виде, это свобода, приключения, драйв!

Свобода и драйв подкупили его окончательно, вдруг захотелось плюнуть на экономию и узнать наконец, как же пахнет настоящая свобода.

– Там не только кожа, Оборотень, – продолжала искушать Рита, – там такая гремучая смесь! Я знаю, о чем говорю, и знаю, как это действует на женщин. Уверена, Алекс понравится.

– А что, Алекс у нас не только клички выбирает, но и парфюм? – Данила мотнул головой, стряхивая наваждение.

– Клички, парфюм, сценические костюмы, цвет загара и сорт зубной пасты, – очень серьезно сказала Рита.

– Да ну?!

– С пастой я, пожалуй, погорячилась, а вот со всем остальным… – Рита улыбнулась. – Мальчики у нее все вот здесь. – Она сжала кулачок, помахала им перед носом у Данилы.

– Прямо железная леди, – сказал он скептически.

– А то! Очень даже железная и очень даже леди. В этом бизнесе без стального характера никак. Хотя у нашей Алекс есть добрая фея-крестная.

– Это кто?

– Это Эдик.

– Странный он какой-то, – хмыкнул Данила.

– Странный в смысле голубой? – уточнила Рита.

– Странный в смысле странный. Сверху – рюшечки-финтифлюшечки, а под всем этим – кремень.

– А ты наблюдательный, Оборотень. Чуешь в человеках суть. Неспроста тебе Алекс это имя дала. У Алекс тоже чутье есть. И у Эда есть.

– А у тебя?

– А у меня так – не чутье, а чутьишко. – Рита беззаботно усмехнулась, потянула Данилу за рукав куртки. – Пойдем, Оборотень, покупать тебе свободу, драйв и приключения. Тут недалеко, в квартале всего.

Он не хотел больше ничего покупать, яркая и призывная картинка уже давно выветрилась из головы, уступив место куда более практичным и разумным мыслям.

– Может, ты сама, если недалеко? – спросил он. – А я тут пока… машину покараулю.

– И понюхать даже не хочешь? – В голосе Риты послышалось разочарование. – А вдруг не понравится?

– Я доверяю твоему вкусу.

– Он доверяет моему вкусу! – сказала она раздраженно и сунула баксы в сумочку. – Ну, смотри, Оборотень, потом чтобы не жаловался, если что…

Данила дождался, когда Рита скроется за поворотом, и только потом нырнул в уже успевший выстыть салон «Опеля». Парень потянулся, погладил себя по обтянутым плотной джинсой коленям, забросил ногу за ногу, любуясь рифленой подошвой ботинок. Классные боты, куда как круче какого-то там парфюма! И свитер тоже классный. Интересно, почему у него никогда раньше не было белых вещей? Наверное, потому, что белое красиво, но непрактично, а вся его прошлая жизнь подчинялась исключительно соображениям практичности. Одежда, пусть мрачных расцветок, но зато немаркая. Еда, пусть невкусная, зато питательная. Специальность, пусть непрестижная, зато востребованная… Данила криво усмехнулся своему отражению в зеркальце заднего вида, потеребил ворот снежно-белого свитера. Все, больше никакой серости! Теперь его жизнь никогда не будет двухцветной. Теперь только яркое, пусть даже непрактичное. И кожаный плащ он со временем себе купит, или даже не плащ, а ту самую, пахнущую свободой, дымом и еще чем-то там байкерскую куртку, и дорогую машину…

Когда дверца «Опеля» с грохотом распахнулась, задумавшийся Данила вздрогнул от неожиданности.

– Вот, зацени! – Рита плюхнулась рядом с ним на заднее сиденье, поймала руку, подтянула вверх рукав свитера, обнажая смуглое запястье. – Да не дергайся ты! – сказала строго. – Будем тест-драйв проводить, чтобы понять.

Флакончик был небольшой и незатейливый: прямоугольная форма, черное стекло, черная с позолотой наклейка. До чего же обидно отдавать за такую мелочь большие деньги.

– Сейчас-сейчас, Оборотень, – бормотала Рита, свинчивая с флакончика крышку. – Сейчас ты сам поймешь.

Он не понял. Внюхивался в щедро сбрызнутое парфюмом запястье, морщился от одуряюще резкого, ничего общего со свободой не имеющего запаха, и не понимал, как мог пойти на такую авантюру. Гадость гадостью. Мало того, гадость, которая стоит больше двух сотен баксов…

– Ну как? – спросила Рита, уткнувшись носом в его запястье. – Что скажешь, Оборотень?

Что он скажет? А что сказать, когда она предлагала выбрать вдвоем, а он отказался?! Сам виноват. Что уж теперь…

– Ну, ничего так… наверное. Неожиданно.

– Врешь! – усмехнулась Рита и, оттолкнув его руку, ящеркой юркнула на водительское место. – Сказал бы правду. Это не неожиданно, Оборотень, это резко и не слишком приятно.

Вот тебе номер! Сама же нахваливала ему свободу и драйв, а теперь что получается?

– Подожди, Оборотень. – Рита не дала ему возможности ответить. – Сначала будет ужасно, а потом он раскроется.

– Кто раскроется? – пробормотал Данила, одергивая рукав свитера, чтобы хоть как-то заглушить запах.

– Аромат раскроется. Это же тебе не лосьон после бритья, который зимой и летом одним цветом. Это селектив! Просто подожди, пока он раскроется. Вы подружитесь, я думаю. – Она повернула ключ в замке зажигания, и «Опель» громко чихнул, наполняя салон выхлопными газами.

Они подружатся… Данила втянул ноздрями с детства знакомый и понятный запах машинного масла и старой резины. Ладно, подружатся так подружатся…

«Опель» резво мчался по вечернему городу, и задумавшийся Данила не сразу понял, что Рита везет его вовсе не к общаге.

– Куда мы едем? – вяло поинтересовался он, вглядываясь в проплывающие за окном желтые огни.

– Хочу показать тебя Алекс. – Рита чуть дернула рыжей головой. – Она просила.

– Что я, обезьяна дрессированная, чтобы меня всем показывать? – Даниле вдруг стало неловко, почти так же неловко, как в кабинете Эда, когда он стоял перед Алекс в одних трусах.