Лорд остолбенело смотрел на сыщика, словно тот возник перед ним из преисподней в облаке серных паров.

Уильям же, не скрывая своего удовольствия, продолжил:

– Другой, вполне вероятной, может быть версия о том, что это Гизела, а не Фридрих, была намеченной жертвой. Его смерть могла оказаться роковой случайностью. И здесь можно назвать нескольких лиц, которые не прочь были сделать это. Наиболее очевидным среди них является граф Лансдорф, брат герцогини.

– Это… – начал Уэллборо и тут же медленно умолк, а лицо его покрылось мертвенной бледностью. Монк догадался, что лорд был достаточно осведомлен о планах и переговорах той роковой недели.

– Или баронесса Бригитта фон Арльсбах, – неумолимо продолжал детектив. – И, к сожалению, вы сами.

– Я?.. Меня не интересует внешняя политика! – протестующе воскликнул Уэллборо. Он действительно был ошарашен. – Мне абсолютно все равно, кто будет править Фельцбургом, станет ли он частью Германии или навеки останется в числе прочих крохотных независимых государств.

– Но вы производите оружие, – заметил Уильям. – А война в Европе создает огромный рынок…

– Это несправедливо, сэр! – яростно воспротивился лорд. Его поджатые губы превратились в тонкую линию, а челюсть окаменела. – Если вы будете делать подобные предположения за стенами этого дома, я подам на вас в суд.

– Я не делаю никаких предположений, – возразил Монк. – Я лишь констатирую факты. Но можете быть уверены, что общество сделает из этого выводы, а вам не удастся судиться со всем Лондоном.

– Я могу предъявить иск первому, кто это скажет!

Сыщик почти успокоился. Хотя бы эта победа была у него в руках.

– Не сомневаюсь. Но такой иск обойдется вам слишком дорого и ни к чему не приведет. Чтобы разубедить общественное мнение, надо сказать ему правду.

Уэллборо уставился на Уильяма во все глаза.

– Я вас понимаю, сэр, – наконец сказал он. – Я нахожу ваши методы и манеры возмутительными, но понимаю, что это необходимо. В моем доме вы можете допрашивать всех, кого хотите, и я лично велю им отвечать вам без запинок и честно… при условии, что в конце дня вы будете полностью информировать меня. Оставайтесь в поместье столько, сколько вам потребуется, и делайте свое дело, пока не придете к нужным вам выводам и неопровержимым заключениям. Надеюсь, мы понимаем друг друга?

– Безусловно, – ответил Монк и кивнул головой. – У меня с собою мой чемодан. Если вы распорядитесь, чтобы меня провели в мою комнату, я начну работать прямо сейчас. Время не ждет.

Лорд Уэллборо, сжав зубы, потянулся к звонку.

Детектив решил, что разумнее всего будет начать с разговора с леди Уэллборо – к тому же это было бы еще и знаком вежливости. Хозяйка приняла его в малой гостиной – весьма нарядной комнате, меблированной в изящном французском стиле, но, по мнению Монка, страдающей от избытка позолоты. Все, что ему там понравилось, – это огромная ваза с ранними золотистыми хризантемами, наполнявшими воздух крепким запахом весны.

Войдя, Эмма Уэллборо плотно закрыла за собой дверь. На ней был пеньюар темно-голубого цвета, так идущего блондинкам, но лицо ее было бледным, а сама она – растеряна, удивлена и даже напугана, что было видно по ее глазам.

– Мой муж сказал, что принц Фридрих, возможно, был убит, – прямо сказала она, обращаясь к сыщику. Ей было за тридцать, но в ней сохранилось что-то детское, неиспорченное. – Он сказал, что вы приехали сюда, чтобы еще до суда выяснить, кто убийца. Я, возможно, ничего не понимаю, но мне кажется, что вы ошибаетесь. Это слишком ужасно.

Уильям уже приготовился к тому, что хозяйка поместья ему не понравится, поскольку ему не нравился ее муж, вызывающий у него презрение. Поэтому он был поражен таким несходством этой супружеской пары. Леди Эмма, очевидно, была во всем послушна мужу и из-за обстоятельств, незнания или зависимого положения не смела иметь собственное мнение, что, видимо, противоречило ее воле и характеру.

– К сожалению, в нашей жизни иногда случаются ужасные вещи, леди Уэллборо, – ответил детектив, не проявляя никаких эмоций. – Слишком многое ставилось на карту в случае возвращения принца Фридриха на родину. Возможно, вы этого не знали.

– Я не знала, что он собирался вернуться, – ответила женщина, вопросительно глядя на Монка. – Мне никто об этом не говорил.

– Видимо, это было тайной, если такое решение вообще было принято. Возможно, оно только готовилось.

Леди Уэллборо по-прежнему была напугана и удивлена.

– Вы считаете, что кто-то убил его, чтобы помешать его возвращению домой? Мне казалось, что такое невозможно, поскольку он отрекся от престола. В конце концов, он выбрал Гизелу вместо короны. Разве это не так? – Леди Эмма покачала головой и пожала плечами, продолжая стоять, словно она отказывалась сесть и чувствовать себя более свободной, чтобы не затягивать разговор, который был ей неприятен. – Я не верю, мистер Монк, что он вернулся бы домой без нее, даже ради спасения родины от присоединения к Германии, которое, как говорят все, неизбежно произойдет. Если б вы видели их здесь, вам бы не пришла в голову такая мысль. – Дама старалась дать детективу понять, насколько это абсурдно, и в ее голосе звучали насмешка, сожаление и даже зависть. – Я еще не встречала людей, которые так любили бы друг друга. Иногда казалось, что они говорят одним голосом. – Голубые глаза леди Уэллборо смотрели куда-то мимо Уильяма. – Она заканчивала фразу, которую начинал Фридрих, а он завершал то, что начинала говорить Гизела. Они читали мысли друг друга. Я лишь в мечтах могла представить себе такое всепоглощающее единство.

Монк смотрел на стоящую перед ним леди и думал, что видит перед собою женщину, которая после нескольких лет брака, повзрослев, вынуждена была проститься с мечтами и примириться с реальностью. Она совсем недавно поняла, что ее душевное одиночество не может ни интересовать, ни беспокоить кого-либо. Однако есть все же счастливцы, кому удалось найти свой идеал дружбы и общения! Леди Эмма увидела их в собственном доме, когда, казалось, уже примирилась со своей судьбой.

Перед Монком внезапно возник живой образ Эстер, и он почувствовал глубокое доверие к ней. Эта девушка была своевольна и упряма. В ней было много того, что раздражало его, как незаживающий порез, болезненный и неприятный на ощупь. Каждый раз, когда сыщик думал, что порез зажил, он давал о себе знать. Но Уильям также помнил о смелости мисс Лэттерли, ее способности сострадать и быть честной во всем, и знал в ней все эти качества лучше, чем в себе самом. А еще он не сомневался в том, что Эстер никогда намеренно не причинит ему зла. Хотя это и бесило детектива, он не мог этого не оценить. Он боялся подобного совершенства, не зная, что с ним делать, – этот удивительный характер так легко можно было сломать… А кроме того, сыщик боялся потерять свою верную подругу.

Однако Эстер может невольно причинить ему боль, сама не ведая этого, если полюбит Рэтбоуна сильнее, чем просто друга. Об этом Монк даже не хотел думать.

– Возможно, это так, – наконец ответил он леди Уэллборо. – Но сейчас главное, что мы должны узнать, как уже, без сомнения, предупредил вас муж, – это правду о том, что произошло здесь, и убедительные ее доказательства. Иначе нам не избежать расследования в суде.

– Да, – согласилась леди Эмма. – Я вас понимаю. Вам не надо объяснять мне, мистер Монк, я уже велела всем слугам отвечать на ваши вопросы. Что бы вы хотели услышать от меня? Адвокаты принцессы Гизелы уже беседовали со мною в связи с клеветническим обвинением графини Зоры.

– Я понимаю. Скажите, во время пребывания принца и принцессы у вас не навещал ли принца Фридриха граф Лансдорф, не было ли у них долгих бесед наедине?

– Нет. – По лицу хозяйки было видно, что она понимает всю важность своих ответов. – Гизела не позволяла мужу кого-либо видеть. Он был слишком болен.

– Я имел в виду, до того как произошел несчастный случай.