В этот раз Мария не сказала ничего конкретного, но Элефантов, войдя в роль «настоящего жокея», повторил вопрос через день, потом через два, через неделю…

Наконец она решилась.

Уезжая в двухмесячную командировку, Витя Ларин оставил Элефантову ключи от новой квартиры и поручение приглядывать, чтобы все было в порядке, но за прошедшее время он так и не удосужился выбраться сюда. Вся обстановка единственной комнаты состояла из двух стульев и массивной тахты без спинки и ножек, стоявшей прямо на полу. Везде лежала пыль, застоявшийся воздух тоже пропах пылью.

Мария должна подойти через пять минут — чтобы не привлекать постороннего внимания, они решили заходить порознь, и до ее прихода следовало хотя бы немного навести здесь порядок.

Намочив тряпку, Элефантов протер подоконник, стулья, поколотил ладонью матрац и распахнул дверь на балкон. Окраина. Частный сектор. Маленькие, покосившиеся домишки, бесконечные заборы, прямоугольники приусадебных участков, крохотные огородики. Размеренный, почти деревенский уклад жизни. Старый, обреченный на снос район — новостройки подошли уже вплотную.

Внизу толпились люди, вначале показалось — вокруг прилавка. Небольшой базарчик, что ли? Присмотревшись, он понял, что ошибся. Это отпевали покойника.

Элефантову стало неприятно. Подумалось: увиденная картина символична и как-то связана с тем, что сейчас должно произойти. Но в чем смысл этого символа? Дурное предзнаменование? Грозное предостережение: мол, ничего хорошего греховная связь с Марией не сулит? Или, наоборот, напоминание о бренности и кратковременности человеческого существования, о том, что часы, дни, недели, месяцы и годы пролетают быстро, и если не заботиться о маленьких радостях, то можно безнадежно опоздать?

А может быть, это выражение философской концепции: мертвым — небесное, а живым — земное? Или еще более глубокий: хотя человек и умер, но жизнь продолжается, молодость берет свое, а любовь обещает зарождение новой жизни?

Впрочем, он не может сказать, что любит Марию, и вряд ли она любит его, к тому же адюльтерные связи, как известно, не преследуют цели продолжения рода…

Но тогда вообще зачем он здесь?

Элефантов закурил, выпуская дым в проем балконной двери.

Если Нежинская размышляет о том же самом, она тоже задаст себе этот вопрос. Ответить на него ей очень просто: достаточно повернуться и уйти.

Может, так и будет лучше… Кстати, сколько минут уже он ее ждет?

Плям-плям, — раздельно проговорил звонок.

«Утри слюни, братец, — посоветовал Элефантов сам себе, направляясь к двери. — Опять тебя потянуло на высокие материи. Горбатого могила исправит!»

— Сразу нашла? — спросил он.

— Конечно. Ты же объяснил.

Переступив порог, Мария с интересом осмотрелась.

— Интерьерчик, конечно, своеобразный… — затараторил Элефантов. Ему было неудобно за обнаженную недвусмысленность обстановки, и он пытался затушевать это оживленной болтовней.

— …как у вегетарианца Коли Калачова из дикого общежития имени монаха Бертольда Шварца…

Мария смотрела непонимающе.

— Ну, Ильф и Петров, — подбодрил он. — «Двенадцать стульев». Комната — пенал, и посередине — матрац. Помнишь?

— Я не читала, — покачала головой она.

Такую неосведомленность в любом другом человеке Элефантов расценил бы как признак крайней невежественности, но сейчас он подумал, что Мария молодец — не старается казаться умнее, чем есть.

— Много потеряла. Ничего, я тебе дам. Замечательный роман!

Собираясь сюда, Элефантов хотел купить бутылку шампанского, но в магазине была только водка и крепленое вино. Значит, подготовительный период отпадал, следовало сразу переходить к делу: всякая заминка усиливала неловкость.

— Наконец-то мы одни… — другим голосом произнес он, подойдя вплотную к Нежинской.

— Ты этого долго ждал? — тихо спросила Мария.

— Да, долго…

— Просто так тебе казалось…

Лицо Марии было совсем близко, глаза загадочно поблескивали. Губы у нее оказались мягкими и влажными.

Когда он начал ее раздевать, она, в свою очередь, стала расстегивать на нем рубашку, сняла и положила на стул галстук. Смелая женщина!

— Чему ты улыбаешься? — Элефантову показалось, что она почему-то смеется над ним.

— Я всегда улыбаюсь, — немного напряженным тоном ответила она.

Когда одежды упали, оказалось, что Нежинская худее, чем он предполагал. Выступающие ключицы, оттопыренные лопатки, торчащие кости таза — во всем этом было что-то болезненное. Когда она нагнулась, чтобы расшнуровать свои полуботинки, Элефантов с трудом заставил себя поцеловать узкую спину с отчетливо выделяющимися позвонками.

Нагота Марии не располагала к ласкам, и Элефантов поспешил быстрее закончить то, ради чего они сюда пришли.

В последнюю минуту Мария сказала:

— Иногда я думаю, что этого не следовало бы делать…

— Перестань, — приникнув к влажному рту, он подумал, что она тоже не удержалась от кокетства. От тахты почему-то пахло мышами.

Близость с Марией не доставила Элефантову удовольствия, и она, почувствовав его холодность, поспешила высвободиться.

— Все, я убегаю.

И тут же добавила:

— Это наша последняя такая встреча.

«Ну и хорошо», — подумал он. Теперь, когда все кончилось, он жалел, что вступил в связь с женщиной, к которой не испытывал никаких чувств.

Сейчас он потерял к Марии всякий интерес, но допустить, чтобы она это поняла, было нельзя: некрасиво, неблагородна.

Поэтому он вслух произнес:

— Не надо так говорить.

И постарался, чтобы в голосе чувствовалась некоторая укоризна.

Когда она встала, он, вспомнив что-то, сказал:

— Посмотри в окошко.

Мария босиком подошла к окну. Ноги у нее были прямые, длинные, икры почти не выражены, узкие щиколотки и широкие пятки.

— Продают что-то?

— Присмотрись внимательней.

— Фу! Зачем ты это сделал?

— Я размышлял, как соотносится то, что происходит там, и то, что происходило здесь. И не пришел к определенному выводу. А ты что скажешь?

— Да ну тебя! — она действительно была раздосадована. — Испортил мне настроение!

Собрав свои вещи в охапку, Мария ушла на кухню одеваться.

Выходили они тоже раздельно, договорившись встретиться на остановке такси. Элефантов пришел туда первым и, ожидая Марию, размышлял о том, что произошло.

Все очень просто, как и говорил Орех. Неужели он во всем прав? И действительно, ни к чему сомнения, переживания, а вера в идеалы попросту глупость?

На другой стороне улицы показалась Мария. Немного угловатая, с сумкой через плечо, она шла как ни в чем не бывало.

Впрочем, а как она должна идти? Судя по уверенному поведению в постели, она не первый раз изменяет мужу. А так никогда не скажешь… Хотя некоторые сомнения появились уже во время знакомства… Но мало ли что может показаться. Предположения остаются предположениями. Возможно, это ее первое грехопадение… К тому же, по существу, вынужденное — под натиском домогательств очень напористого субъекта… Не исключено, что она сожалеет о случившемся…

«Опять? — одернул себя Элефантов. — Когда-нибудь ты покончишь с этим самоедством?»

Они отсутствовали на работе часа два: по официальной версии, получали на заводе «Прибор» результаты внедрения в производство последних исследований лаборатории. На самом деле все необходимые данные Элефантов получил накануне — работник он был быстрый и энергичный.

Жизнь шла своим чередом. Новые идеи проверялись расчетами, потом на ватмане появлялась блоксхема будущего прибора, затем рождалась принципиальная схема — десятки конденсаторов, резисторов, реле, катушек индуктивности, транзисторов, причудливо связанных сложной, как кровеносная система, сетью проводников. На следующем этапе в лаборатории пахло канифолью и расплавленным оловом — начинался монтаж модели, ее доводка и много других операций, которые завершались либо внедрением нового образца, либо закрытием темы как бесперспективной.