Назавтра Элефантов опять уехал в Москву. Его вопрос стоял последним в повестке дня ученого совета, но он был спокоен: Карпухин сказал, что серьезных возражений ни у кого нет — обычные замечания по мелочам. И точно.

Председатель кратко доложил суть дела, охарактеризовал предложение Элефантова как новое и представляющее несомненный интерес, суммируя мнения членов совета, предложил доработать представленный материал, в частности, показать практические возможности внечувственной передачи информации, после чего на следующем заседании совет даст рекомендацию включить тему в план их института. Другие мнения есть? Других мнений не было. Обсуждение вопроса заняло пять минут.

— Доволен? — спросил Карпухин. — За месяц успеешь?

«Успею за два дня», — хотел ответить Элефантов чистую правду, но передумал.

— Постараюсь. Хотя замечания накидали серьезные.

— А что ты думал, брат, у нашей фирмы уровень — будь здоров!

На улицу Элефантов вышел в хорошем настроении.

— Постой, Серега, — его догнал Володя Калина, завотделом беспроволочной связи.

— Мечты сбываются, старик! Рад за тебя. Все сбывается, если изо всех сил бить в одну точку. Правда, — он хохотнул, — вопрос в том, сколько уйдет на это времени. Иногда всю жизнь простучишь, как дятел, а результатов — никаких! Так что тебе повезло.

Володя был умным парнем, довольно известным, несмотря на молодость, теоретиком и хорошим администратором. Ко всему этому — большим жизнелюбом, балагуром, знатоком бесчисленного количества анекдотов и постоянным тамадой на любых застольях. С Элефантовым они испытывали взаимную симпатию.

— Понял, к чему я клоню?

По его хитрому прищуру Сергей, конечно, все понял, но решил подыграть и постарался изобразить недоумение.

— Не совсем.

— Странно, ты же сообразительный парень. Видно, у тебя избирательная непонятливость. С тебя же причитается!

— Ну что ж, придется уступить такому прямолинейному натиску. Куда пойдем?

— О, я знаю чудесное местечко неподалеку.

Калина заговорщически взял его под руку.

— Как ты насчет кавказской кухни?

Элефантов подкатил глаза и восторженно покачал головой.

— Отлично, там мы с тобой обсудим взаимно интересный вопрос. И имей в виду — я угощаю!

По Гоголевскому бульвару они вышли на Калининский проспект.

— Хочешь пить?

Элефантов кивнул.

— Сейчас изопьем холодного кваску.

На углу вилась к квасной цистерне огромная очередь.

— Перестань. Пошли дальше.

— Почему?

— Тут человек девяносто, не меньше!

— Ничего, движется быстро.

— Пошли, пошли, — Элефантов потащил Калину за собой. Тот рассмеялся.

— Я и не думал становиться. Это был тест для тебя. Прелюдия к настоящему разговору.

— Что за тест?

— Ну вот объясни: почему ты ушел? Ты же хочешь пить?

— Ну и что? Потратить сорок минут из-за кружки кваса? Да дело не только во времени. Знакомиться, смотреть на потные физиономии вокруг…

«Кто последний? Нет, я за этим мужчиной… Вы здесь не стояли!» Бесцельное, зряшное времяпрепровождение… И вообще…

— Ну-ну, формулируй четче! — Калина даже чуть забегал вперед, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Да, лучше потерпеть! А если хочешь четкую формулировку, пожалуйста: предполагаемая кружка кваса не превышает на весах целесообразности неприятных ощущений, связанных с ее получением. Значит, предпочтительнее от нее отказаться.

— Прекрасно, прекрасно, — Калина сиял от удовольствия. — Но люди-то стоят! Почему?

— Не знаю. Наверное, меньше ценят свое время. Или больше хотят пить.

— Вот туг ты не прав. Сам же сказал, дело не только во времени. И умирающих от жажды здесь нет — любой может потерпеть часок. В чем же загвоздка?

Элефантов пожал плечами.

— В разном отношении к своим желаниям, прихотям, потребностям! Эта очередь — только модель. Миниатюрная, но исправно действующая и достаточно наглядная. Тебе неприятно целый час изнывать на жаре, и ты уходишь, а есть люди, которые очень заботятся о каждом, даже самом маленьком, своем желании И удовлетворяют их, не считаясь ни с чем! Живоглоты!

Калина оживленно жестикулировал, так что Элефантов отошел на полшага в сторону.

— И рассуждают живоглоты совершенно иначе. Когда пить хочется, подумаешь — потерять полчасачас! Зато возьму уж не одну маленькую кружечку, а две большие и напьюсь от пуза. А значит, не зря стоял! Улавливаешь?

Они каждый раз собирают все силы и бьют в одну точку. И достигают цели!

Кстати, зачастую за наш с тобой счет!

— Вот да все как? — удивился Сергей. — Это уж ты загнул!

— Вовсе не г! Ты же ушел? Значит, очередь на одного человека короче!

И я ушел. На двух! А сколько еще прошло мимо тех, кому лучше потерпеть, чем в толпе толкаться! Соображаешь?

Калина сделал короткую паузу, переводя дух.

— Ты сколько раз отдыхал по профсоюзным путевкам? Ни разу? Мол, чего там, и так обойдусь? А ведь наверняка есть у вас в конторе человек, который через год каждый год ездит! Есть ведь?

— Есть, — кивнул Элефантов.

— Небось жалуется все время на здоровье, сочувствия у всех ищет, начальству глаза мозолит, в местком бегает? Так?

— Примерно так.

— Вот пожалуйста. Что подтверждает мою теорию.

— Ну ты даешь, Владимир! Целую теорию из простой очереди вывел!

— Я же теоретик. Каждый день иду с работы, натыкаюсь на эту цистерну, размышляю, к людям приглядываюсь. Ведут они себя по-разному: один стоит и ждет, настырно, терпеливо, только с ноги на ногу переминается да пот утирает. Другой ловчит: вроде бы прохаживается от нечего делать, а сам норовит вперед пролезть, хоть несколько человек обойти.

Калина остановился.

— Хочешь, вернемся, сам понаблюдаешь?

— Да ладно! Верю на слово.

— Только есть у них одна общая черта…

Калина сделал паузу.

— …Лица у всех какие-то, — он пощелкал пальцами, подбирая нужное слово. — Невыразительные, что ли…

— Ну это понятно. Одухотворение не увидишь. Занятие-то мало способствующее самоуважению. И удовлетворения не приносит.

— На твой взгляд. И на мой тоже. Действительно, силы распыляются, дробятся и цели достигаются только мелкие, сиюминутные. Но сами-то они этого не понимают! Урвал путевку, приобрел ковер, достал цветной телевизор лучшей марки, выбил квартиру — и рад!

— Гм… Квартира, по-твоему, тоже украдена?

— Смотря с чем сравнивать. По их масштабам — событие грандиозное, главное в жизни. А Карпухин уже доцентом был, докторскую писал, а жил в коммуналке. Только недавно трехкомнатную получил Ну, новый дом, как обычно: обои отваливаются, плинтусы отходят, в рамах щели, кухня темно-синей масляной краской выкрашена, как общественный туалет. Жена жалуется: надо ремонт делать, а ему не до того — то монографию заканчивает, то рецензиями завален, то с аспирантами возится. Так и живут.

— За научными материями забывать о делах мирских тоже не годится. А то вся наша ученая братия будет в лохмотьях ходить да в винных бочках спать.

Полгода назад Элефантов бы этого не сказал. А сейчас пытался оправдать повышенную активность Марии по благоустройству своего жилья, чтобы не относить ее к обидной категории живоглотов, давящих друг друга в очереди за квасом. Впрочем, она не стала бы стоять в очереди. И терпеть жажду не стала бы тоже. Элефантов совершенно точно знал, как бы она поступила. Нашла бы знакомых, стоящих у самого прилавка. Или познакомилась бы с продавцом. На худой конец послала бы Спирьку, тот исправно выстоит сколько нужно и принесет ей кружку на блюдечке. Могла попросить Эдика или Толяна — те привезли бы по целой канистре. А если бы очень захотела, нашла бы среди своих друзей такого, который может пригнать полную цистерну прямо к ее дому. Да, именно так привыкла она решать все проблемы.

Но…

Среди деляг, с которыми она связана, принцип «услуга за услугу» непоколебим. А какие услуги способна оказать она? Никаких, кроме разве что… Сергей вспомнил, что говорил по этому поводу Спирька. Тогда он и думать о таком не хотел, но другого объяснения ее широких контактов и обширных возможностей найти не удалось. К — тому же… Спирька, конечно, никчемный, спивающийся человечек, он безвольный, бесхарактерный, беспринципный… Но справедливости ради следует сказать, что пристрастия врать, звонить языком абы о чем, без всякого повода, у него нет.