Ариенрод протянула руку и взяла со столика маленький, богато украшенный кубик с голографическим изображением внутри. Лицо девочки на голограмме вполне могло бы быть ее собственным лицом в детстве. Она вертела кубик, наблюдая, как меняется это лицо — улыбается, становится серьезным, движется. Оно казалось совершенно живым. Голограмму сделал для нее один из торговцев, имеющий дело с островитянами постоянно; ему же было поручено следить за тем, как девочка растет. Глядя на голограмму, Ариенрод вдруг обнаружила странное трогательно-пронзительное чувство: ей все чаще хотелось увидеть саму девочку, живую, настоящую… коснуться ее, обнять, смотреть, как она играет, наблюдать, как она растет и меняется, становится умней: видеть себя такой, какой была много-много лет назад, так давно, что даже и припомнить no-настоящему невозможно, как это было на самом деле.
Но нет. Смотри на девочку, одетую в грубые обноски, в плащ из вонючих шкур, пропахший рыбой; она ведь небось и ест-то прямо грязными руками из общего горшка! Разве подобное зрелище для Ариенрод, разве можно вообразить, что она, Снежная королева, когда-то была точно такой же, разве приятно видеть как в капле воды то, во что превратится этот мир буквально через несколько лет, когда инопланетяне снова покинут Тиамат? Но ведь этого может и не произойти? По крайней мере, ущерб будет не так значителен, если ей удастся осуществить свой план. Она внимательно вглядывалась в лицо девочки, так сильно похожее на ее собственное. И вдруг поняла, что оно не в точности такое же — чего-то в нем все-таки не хватает.
Опыта, жизненного опыта — только его. Искушенности. Вскоре она изыщет способ доставить девушку сюда, все объяснит ей, все покажет, расскажет, какие цели нужно преследовать, о чем заботиться. И поскольку объяснять все это она будет как бы самой себе, девушка непременно поймет ее. Как ни малы технические знания, доставшиеся им от инопланетян, утратить их недопустимо. На сей раз их необходимо во что бы то ни стало сохранить и приумножить; и пусть, когда инопланетяне вновь вернутся на Тиамат, они найдут здесь не жалких варваров…
Ариенрод вдруг резко повернулась и прошла на другой конец комнаты, где включила роскошное бра на стене у зеркала, повернув жемчужину у его основания. Она сменила пластинку в проигрывателе и включила видео, чтобы чужие глаза и уши не смогли подслушать или увидеть, чем она занимается на самом деле. Преданность механических шпионов и простое чувство удовлетворения, получаемое от манипуляции ими, привели к тому, что Ариенрод создала целую сеть подсматривающих и подслушивающих устройств — тысячи шпионов были внедрены ею на всех уровнях города. Всеведение и вседозволенность были одновременно и розами и шипами на стебле ее власти; однако и живые, и механические шпионы имели свои потребности и стремились непременно удовлетворить их, даже за счет друг друга, хотя кормились из одних и тех же рук.
Теперь сквозь ставшее прозрачным зеркало она видела своего Звездного Быка; видела, как он нетерпеливо мечется по комнате, как вздуваются и опадают узлы могучих мускулов на его стройном смуглом теле инопланетянина. Да, то был действительно могучий мужчина, казавшийся слишком громоздким среди утонченной изысканности ее спальни. Он был почти обнажен; он ждал, когда его королева придет к нему. Ариенрод смотрела на него с нескрываемым восхищением, в памяти крутился калейдоскоп эротических видений; сейчас она совершенно не думала о том, что и он уже начал надоедать ей — как до него все остальные ее любовники. Услышав, как он пробормотал ругательство, она решила, что заставила его ждать достаточно долго.
Чем-чем, а терпением Звездный Бык не отличался; но, зная, что Ариенрод прекрасно это понимает и использует против него самого, даже не пытался справиться с собой. Он мог бы найти чем занять себя, пока она заставляет его ждать, например, попробовать разобраться, какая тонкая преграда отделяет любовь от ненависти, однако ему не было присуще копание в собственных чувствах. Он снова выругался, уже громче, сознавая, что за ним, скорее всего, наблюдают, и что это позабавит ее, если она сама смотрит на него сейчас. Удовлетворять ее прихоти любым способом — вот в чем заключалась главная его задача. Как и тех Звездных Быков, что были до него. Он обладал достаточно развитым интеллектом, однако чаще руководствовался собственными наклонностями работорговца и полной аморальностью: именно эти качества в сочетании с физической силой избавили юношу, известного на родной планете Харему под именем Герне, от бесперспективного прозябания в самых низах общества и способствовали его успешной карьере на поприще торговли таким доходным товаром, как человеческие жизни. Эти же качества идеально подходили и для его теперешней роли — Звездного Быка.
«А кто он, собственно, такой, этот Звездный Бык?» Сей риторический вопрос он задал, обращаясь к инкрустированному кусочками зеркала кувшину, стоявшему на маленьком столике у постели. Потом громко рассмеялся и налил себе местного вина. (Боги! Что за дрянь делают эти вонючие островитяне вместо бодрящего и поднимающего настроение напитка! Он чуть не плюнул. Ни черта здесь нет такого, к чему привык всякий нормальный человек!) Даже сейчас время от времени он снова превращался в того прежнего Герне, баловался наркотиками и развлекался со случайными приятельницами и приятелями с других планет, пробовал самые различные извращенные забавы, возможностей для которых было сколько угодно в бесчисленных увеселительных заведениях Лабиринта. И очень часто его знакомые, пытливо заглядывая ему в глаза, задавали один и тот же вопрос: кто такой Звездный Бык?
И уж он-то мог бы рассказать им, что Звездный Бык — это инопланетянин, советник здешней королевы, действующий во имя ее интересов и вопреки интересам Гегемонии. А еще он мог бы сказать им, что этот Звездный Бык — великий Охотник, который вместе со стаей инопланетных Гончих охотится на меров и убивает их согласно приказу королевы, собирая для нее мрачную дань. Он мог бы сказать им, что Звездный Бык — любовник королевы и останется им, пока более удачливый и честолюбивый соперник не займет его место, ибо королева, согласно традиции, считается земной инкарнацией Матери Моря, которой полагается иметь множество любовников, как морю — множество островов. И все это было бы чистой правдой; и кое-что еще он мог бы порассказать им, даже то, что он и есть Звездный Бык, ловец доверчивых душ, королевский шпион, заботящийся о том, чтобы положение королевы при любых переговорах оставалось неизменным, — и все его знакомые, конечно же, только посмеялись бы, если б он вздумал говорить им все это.
Потому что Звездным Быком мог бы стать любой из них, но, скорее всего, никто. Звездный Бык обязательно должен был быть инопланетянином, причем лучшим из лучших. Анонимность его обеспечивалась традицией и законом; он существовал как бы вне влияния любых властей, вне правосудия, и лишь сама королева могла покарать его.
Звездный Бык повернулся и поверх бокала с вином посмотрел на совершенно неуместный здесь костюм из черного шелка и кожи, с островерхим шлемом-маской, скрывавшим лицо, — его повседневный наряд при дворе. Надев его, Герне оказывался в одном ряду со своими многочисленными и столь же безжалостными и жадными до власти предшественниками. Шлем был украшен переплетением длинных стальных шипов, похожих на рога быка, — то был символ неограниченного могущества, которым жаждал обладать любой мужчина. Во всяком случае, так считал сам Герне, когда впервые водрузил шлем себе на голову. И лишь позднее он понял, что на самом деле шлем этот принадлежит женщине — как и его кажущаяся власть, как и он сам.
Он плюхнулся прямо на смятые покрывала огромной постели; смотрел, как его движения повторяют, кривляясь, бесконечные отражения в зеркальных стенах и потолке. Неужели в этом весь смысл его жизни? Он нахмурился, отгоняя эти мысли, и провел рукой по густым черным кудрям. Он был Звездным Быком уже, по крайней мере, лет десять и намеревался во что бы то ни стало сохранить за собой эту роль… Пока не наступит Смена Времен Года. Он обладал вполне реальной властью и наслаждался ею, и совершенно неважно, где источник этой власти и когда именно ей наступит конец.
