Когда они входили в очередное ущелье, Рюби остановилась. Прямо перед ними вырос строй всадников в пышных зеленых одеждах. Хани сразу вспомнил воинов Келхоупа. Да, это снова были они. Но на сей раз воины облачились в доспехи. Кольчуги сверкали и искрились самоцветными каменьями, на шлемах колыхались разноцветные пышные страусовые перья, длинные зеленые плащи, вышитые серебром, покрывали крупы коней и свешивались до земли. Сначала Хани даже померещилось, что они снова встретили Изумрудов, но он моментально убедился в своей ошибке, не увидев дрожащего лучистого свечения, сопровождавшего Радужников. Увы, это была всего лишь попытка походить на них, не более.

Золотистые глаза Рюби гневно потемнели.

— Снова они. Кажется, Директория собралась выслужиться, как и магистрат. Только кому они пытаются нас продать?

Передний из всадников поспешно опустил забрало, словно ее взгляд обжигал. И глухо, как из бочки, крикнул:

— Сдавайтесь!

— Почему воины Келхоупа разбойничают на дорогах? — довольно неприветливо спросил Чани.

— Мне приказано доставить вас в город.

— Ничего не понимаю. Сначала Директория рассылает по всем дорогам вооруженную стражу, чтобы только не пропустить нас в город даже на одну минуту. А буквально два дня спустя те же самые воины получают приказ схватить нас. Ничего не понимаю.

— Это и не нужно. Я выполняю приказ, а не пытаюсь его обсуждать. Сдавайтесь и не заставляйте нас применить оружие! — крикнул воин, опуская копье так, что его острие оказалось нацеленным в грудь Рюби.

Здесь Хани не стал раздумывать. Сто локтей — невеликое расстояние для всадника. Мало что ему взбредет в голову?! Он резко рванул Рюби за руку назад с такой силой, что она едва устояла на ногах, и толкнул ее к брату, одновременно выхватывая меч.

— Бегите! — крикнул он. — Я задержу их.

Но всадники пока не двигались с места. Только тихо позвякивала сбруя коней.

— Глупец, — ответил Чани. — Разве ты сможешь? Надо уходить всем.

Всадники пошли шагом. Их было много, и Хани решил, что на этот раз брат прав. Доблесть не всегда полезна для здоровья. Отбросив прочь гордость, он повернулся и побежал по ущелью. Каменные стены то и дело круто изгибались, это мешало всадникам скакать во весь опор, и какое-то время беглецы держались впереди. Но вот ущелье раздвинулось и превратилось в бескрайнюю равнину. В тот самый момент, когда это было меньше всего нужно. Пытаться убежать здесь от конников было совершенно бессмысленно. Топот копыт по камням становился все громче, приближался. Скоро они появятся из-за поворота, и тогда конец…

У Хани опустились руки.

Но Рюби, заметив впереди высокую скалу, бросилась туда. Видимо, когда-то от горы откололся кусок и откатился в сторону, потому что лежала эта глыба в конце глубокой борозды с рваными краями. По отвесным бокам глыбы взобраться наверх невозможно, лишь в одном месте откос был не таким крутым, и на вершину вело жалкое подобие тропинки. Рюби начала карабкаться по ней.

Когда всадники на разгоряченных конях с громом и звоном вылетели на равнину, путники уже стояли на вершине камня, глядя на растерянно закрутившихся преследователей. Однако вскоре их предводитель опомнился — это был уже знакомый десятник, — по его приказу несколько человек спешились и разбежались в стороны, ища следы. Чани пригнул брата вниз, чтобы их не было заметно, но Хани неловко сдвинул обломок камня, тот со стуком полетел вниз, едва не проломив голову десятнику. Прятаться после этого стало бесполезно, и они встали. Десятник взмахнул рукой, и несколько воинов уже собрались лезть по тропинке…

— Кажется, снова будет интересно, — недовольно бросил Чани. — Хотя мне совсем не хочется с ними встречаться.

Но в это время тучи, раньше клубившиеся над горами, выползли на равнину. Блеснула мертвенная синеватая молния, и прозвучал громовой раскат такой силы, что Хани невольно заткнул уши. Эхо еще долго металось в ущельях, грохоча, как сотни обвалов. Лошади взбесились, с диким ржанием и визгом они вставали на дыбы, били копытами, рвались с привязи. Воины, остановившись, растерянно размахивали руками. Они сбились в кучу, напоминая овец. Ветер беспощадно трепал и рвал их роскошные плащи, сбивал с ног.

Новая молния сверкнула из тучи, она ударила в серую скалу на правой стороне ущелья, прямо над лошадьми. На головы им посыпались вороха раскаленного щебня, снова громовой удар расколол воздух, и люди с ужасом увидели, как серый камень заколебался и начал медленно подниматься в воздух, одновременно стремительно истаивая, словно кусок льда на горячей плите. Через минуту диковинный сиреневый смерч бушевал у входа в ущелье, совершенно скрыв из вида горы. Матово светящийся столб, кое-где поблескивающий крошечными голубоватыми искорками, взлетел в воздух и развернулся кольцом, расползаясь во все стороны.

— Бегите! — отчаянно крикнула Рюби воинам. — Спасайтесь скорее! Это смерть!

Но те, парализованные испугом, не двинулись с места. Сиреневое облако поколебалось немного, а потом стремительно обрушилось вниз, на людей, обволокло их и скрыло из вида. Раздались вопли, визг, рев, в этих голосах не осталось ничего человеческого. Сверху было хорошо видно, что облако ведет себя не как обычный туман. Движения его были направленными и осмысленными. Сначала оно залило участок перед выходом из ущелья, потом выпустило длинные щупальца, неспешно обвернувшиеся вокруг основания каменной глыбы, отрезав путникам дорогу вниз. Теперь им не удалось бы прорваться на равнину, избежав встречи с облаком.

— Туман! — вскрикнул вдруг Хани, звонко шлепнув себя по лбу. — Снова колдовской туман!

— Вот именно, — озабоченно сказала Рюби. — И непонятно, чему ты радуешься.

— Ведь у нас нет Золотого Факела, — добавил Чани.

Усилившиеся порывы ветра не в силах были разметать ворсистую кучу, шевелившуюся внизу. Туман плотнее сомкнулся вокруг камня, обхватил его и, выбрасывая короткие отростки, начал взбираться по неровностям склонов вверх сразу со всех сторон. Хани сначала было испугался, но потом заметил, что Рюби следит за туманом совершенно спокойно и даже с любопытством, и почувствовал себя уверенней. Он всецело полагался на ее силы.

Рюби подошла к краю скалы и наклонилась над обрывом. Ветер трепал ее распущенные волосы, Хани увидел, как над ней загорелось дрожащее красное сияние, отличавшее Рубинов от остальных Радужников. Рюби протянула руку вперед, громко и повелительно, перекрывая свист ветра, произнесла непонятную фразу. Хани с трудом вспомнились уродливые звуки колдовского языка. Туман на мгновение замер, но потом снова пополз наверх, хотя и не так уверенно. Теперь Хани расслышал тихое шуршание, напомнившее ему одновременно и шорох песка, перемешиваемого ветром, и едва различимый плеск волн в тихую погоду, и сотни отдаленных людских голосов, и шелест сухих листьев в осеннем лесу. Все смешалось воедино в этом звуке. И еще слышалось в нем угрожающее потрескивание змеиной чешуи…

Рюби выкрикнула новое заклинание, туман опять замер ненадолго, а потом пополз с удвоенной скоростью. Вскоре он плескался у самых ног Рюби. Хани невольно подался к центру площадки, подальше от опасности. Рюби взмахнула рукой, прямо из ее ладони, как показалось Хани, вылетел режущий красный луч, со свирепой силой ударивший по туману. По пути луч зацепил камень, и крепчайший гранит с треском разлетелся мелкой крошкой. Но даже этот страшный луч беспросветно увяз в тумане. Снова и снова Рюби полосовала колеблющуюся сиреневую массу светящимся лезвием, но с таким же успехом можно было рубить мечом воду. Туман не отступал. Хани подумал, что именно этот луч пронзил когда-то акулу. Но какой силой должен обладать туман, чтобы противостоять ему…

Вдруг за спиной у него прозвучал испуганный вскрик. Хани резко обернулся и увидел, как клок тумана медленно обвивается вокруг ног Чани. Он хотел броситься на помощь брату, но обнаружил, что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. Так, наверное, чувствуют себя бабочки, увязшие в смоле. Подрагивающая сиреневая вуаль поднялась до пояса Чани… Хани с ужасом заметил, что брата всего затрясло. Чани снова вскрикнул. Его лицо исказила дикая гримаса боли, и вдруг оно начало меняться. Или это только померещилось Хани? Он воспринимал теперь все происходящее, как во сне, в дурном кошмаре, когда хочешь сделать что-то и не можешь. Нет сил даже вырваться из объятий липкого страха и проснуться.