- Я уже в курсе. Но я обещал твоей матери позаботиться о тебе, и, раз уж мы все ухитрились пережить Волдеморта, я должен довести дело до конца и превратить агрессивного балбеса во что-то более-менее приличное и жизнеспособное. И я буду делать это так, как мне удобно. И тебе придется быть предельно корректным и внимательным, потому что родителям твоих бывших однокурсников я обещал то же, так что имеет смысл осчастливить вас всех скопом. Так что успокойся заранее и готовься стать кем-то получше...

   Новый я (на момент разговора со Снейпом) был все еще горячим гриффиндорским парнем, но уже не лишенным здравого смысла, который в отсутствие военных действий и необходимости критиковать планы боев-захватов-диверсий нашел себе применение в житейских делах. Ну а дальше, как говорится, с кем поведешься - я обзавелся хитростью, изворотливостью, профессией, оравой новых привычек и предпочтений, ну и, как мне ласково многие говорят, демо-версией мозга, работающей в частных случаях. Нередких, но частных.

   Слизеринцы были одной большой семьей - и сейчас, когда от ранее сильных, многочисленных и не очень родов осталось по одному-двум представителям, это было действительно видно. Изнутри, по крайней мере. Они действовали как единый организм - в сущности это напоминало что-то вроде муравейника, если знания биологии меня не подводят. По отдельности каждый из них получил приличествующее воспитание, которого вполне достаточно для самостоятельной жизни и ведения дел - на деле же, стоило им собраться вместе, сразу было видно - это не одиночки, но команда. Причем команда сработанная, не имеющая лишних разногласий. Леди Гринграсс была по уши вовлечена в финансовые вопросы всех остальных; вопросы общения, политики, сотрудничества с кем-либо курировал Малфой, впрочем, к нему часто присоединялся Забини. Безусловно, у каждого из них был немного отличный от остальных круг общения, свои друзья, не связанные с "семьей", и, разумеется, собственное мнение - но общая линия поведения была всегда.

   Винс Крэбб, к моему изумлению, оказался - да, заторможенным, да, тихим, да, невыразительным, но очень и очень хорошим аналитиком. Паркинсон была блистательной светской дивой, которая знала все обо всех и чуть больше. Были среди ребят и, так скажем, "непричастные к большому плаванию" - ремесленники, то есть зельевары, ботаники... Учителя, журналисты, авроры, драконологи - чета Лонгботтомов, Люпины, Чанг (с которыми я, как неожиданно выяснилось, чувствовал себя вполне комфортно) на удивление легко и органично, пусть и не быстро, влились в "семью". В семью.

   Я относился к целому полку "решателей проблем", где не было никаких лишних забот или ответственности - что меня, разумеется, полностью устраивало.

   Правда, прежде чем настало время лени и благоденствия, пришлось плотно потрудиться. Я обрастал лоском постепенно, день за днем находясь в компании тошнотворно воспитанных слизеринцев - я имею в виду, что слышать раз за разом вычурное "Мистер Поттер, не могли бы вы"...

   На время все поселились в любезно предоставленном Малфоем меноре, где проходил наш своеобразный полуторалетний эскапизм. Все учились, чтобы вскоре выйти в большой мир с аттестатом, четко выверенным жизненным планом и серьезной поддержкой за спиной для осуществления этих самых планов. Учил нас прежде всего Снейп и еще несколько иностранных репетиторов. Но, все же, в основном Снейп. Именно зельевар выгонял меня на фехтование и заставлял размахивать саблей, и именно он выдумал эту извращенную систему обучения этикету - когда все вокруг бесконечно вежливы и возвышены в независимости от ситуации, и банально не обращают на тебя внимания, если ты не ведешь себя также. В первые дни от нескончаемых "уважаемый мистер Поттер, не будете ли вы так любезны", "право, неловко вас тревожить, но" к вечеру голова просто раскалывалась. Но, к счастью, когда я с честью и без ошибок выдержал неделю такого общения, мучения кончились, и неукоснительное соблюдение этикета осталось или на каких-нибудь мероприятиях, или в дружеских шутках.

   Вскоре Снейп одобрительно окинул взглядом наши выстраданные аттестаты, на которых золотым тиснением значилось "С отличием", и отеческим кивком выпустил выпестованный гадючник в большой мир. Гадючник, то есть мы, весьма обрадовался перспективам и первым делом осчастливил своими документами предварительно выбранные высшие школы. Лично я слабо себе представлял, чего хочу в дальнейшем, так что доверился выбору своего подсознания, которое, судя по кошмарам, весьма симпатизировало судам.

   Мое поступление в университет было достаточно запоминающимся, в основном благодаря одной милой женщине - леди Синклер, сидевшей в приемной комиссии. Она мучила меня дольше всех, ювелирно ехидничала - так, что было не придраться ни к тону, ни к словам, я же, уже имея нехитрый жизненный опыт в этом вопросе, молчал и всепрощающе смотрел на нее глазами умирающего оленя. В общем, раздражение и неприязнь были взаимными.

   Не передать всю степень моего умиротворения, когда эта самая противная тетка из комиссии появилась на нашем первом уроке, многообещающе поздоровалась лично со мной, представилась куратором курса и преподавателем по большинству профильных дисциплин.

   Первый год в университете был интересным в основном уроками той самой стервозной леди Синклер. Любой мой, даже мимолетный, взгляд в любую сторону мгновенно подводился ею под статью, причем каждый раз - под разную. И что самое смешное - каждый раз вроде правильно и обосновано. Правда, самое большое разочарование в жизни постигло меня в тот момент, когда я осознал, что больше половины названых ею статей были ее же выдумкой. Но это же и стало самым важным уроком, собственно говоря...

   Физкультура... Сколь много в этом слове. Куратор активно рассекала по залу вместе с нами, фактически уроки с официальным преподавателем они вели как бы напополам. Помню, как в первый раз зашел в спортзал. Я увидел нереальную полосу препятствий. Ехидный голос Синклер участливо сообщил, что сие - полоса препятствий, которую выпускник Академии авроров должен проходить за семнадцать минут, а окончивший первый курс нашего прекрасного университета - за пятнадцать. Тогда я не до конца понял всей многозначительности этой фразы - увы, юношеский тупняк был во мне еще жив, даже вопреки тому, что уж я-то должен был все понять первым.

   Нас предусмотрительно готовили к самым разным конфронтациям с правоохранительными органами.

   ...А на сдаче итогового норматива эта дамочка довольно хлопала по плечу каждого сдавшего и наставительно говорила - "Хороший юрист долго не живет! А тренированный хороший юрист живет чуть дольше".

   Помнится, мне пришлось потом перейти на заочное обучение из-за того, что моих новых друзей снова начал доставать аврорат и Визенгамот. Леди Синклер неизменно выражала мне свое глубокое разочарование этим фактом на экзаменах. И позже она лично вручила мне диплом с оптимистичным: "Понятия не имею, как это может происходить, Поттер, но, кажется, ты все-таки ухитрился доучиться вопреки законам мироздания".

   Через полгода после моего выпуска умер Дамблдор. Я так и не посетил его могилу - после войны мы с ним вовсе не общались, разве что встретились один раз - мне достаточно было посмотреть на него, чтобы навсегда закрыть общий для нас вопрос. И теперь я не видел смысла так или иначе прерывать обоюдное молчание.

   Еще через два года преставился Снейп. Вот рядом с его могилкой я топтался достаточно часто - раз в полгода так точно. Впрочем, не могу быть уверенным в том, что ему это нравилось. Он многое мне дал и не раз спасал жизнь, но... Учитывая, как он не любил фальшь, скажу об этом открыто - он все же был и оставался порядочной сволочью, и мы с ним вопреки плодотворному сотрудничеству и взаимной заботе ладили плохо.

   Леди Синклер, к слову, сама подтвердила свою присказку. Одновременно с обучением новых поколений юристов она занималась прокурорской практикой, и в конце концов благодарные осужденные смогли устроить ей пару капель яда в чае. Насколько я знал, к моменту смерти ей не исполнилось и сорока... Ее похороны были аккурат полгода назад. Или лет так пятнадцать вперед?..