В комнате зажегся свет.

У стены, улыбаясь, стояла Настя и запахивала на груди халатик с какими-то японскими драконами. Я закрыл глаза. Потом открыл. Настя не исчезла.

— Боюсь даже спрашивать, где я.

— Вы у меня дома, капитан Загорский.

— Теперь я боюсь спрашивать, как я сюда попал.

Девушка принялась подбирать цветы с пола.

— Мне удалось погрузить вас на такси и довезти до дома. До квартиры я вас довела вместе с таксистом. Хороший дяденька, он даже вызвался вас подержать, пока я открывала дверь, и молчаливо выслушал ваш рассказ о каком-то белом пуделе, который убежал от вас в детстве.

Побелев от ужаса, я кинулся к стулу, на котором аккуратно висела моя куртка.

— Не волнуйтесь. Ваш пистолет и удостоверение я положила в сумочку еще перед отъездом из больницы, — Настя подошла к стулу и развернула его ко мне сиденьем. «ПМ» в кобуре. Удостоверение. У меня вырвался вздох облегчения…

Через десять минут, умывшись и почистив пальцем зубы пахучим «Бленд-а-медом», который больно обжигал ошпаренные спиртом десны, я пил на кухне кофе и слушал историю своих злоключений. Как оказалось, Настя в этот день работала до двенадцати часов ночи, после чего заступала другая смена. Не желая оставлять после себя при сдаче дежурства тело полумертвого оперативного работника, она прихватила меня с собой. Узнав о состоянии Алексея — «стабильно тяжелое» — я все-таки задал вопрос, который не мог не задать:

— Настя, а почему вы оставались в больнице до половины первого ночи, если сменились в двенадцать?

Она подняла на меня удивленные глаза, в бирюзе которых я едва не утонул.

— Странно… Вы были в таком состоянии, что сейчас плохо верится в то, что помните время, когда пришли.

«Вы меня плохо знаете», — едва не вырвалось у меня.

Спасибо девушке по имени Настя. Она дала мне в дорогу несколько таблеток цитрамона и взяла обещание прийти вечером в гости. К чаю будет торт. Я шел в темноте улицы, уже не сторонясь прохожих. Их опять не было. Пройдя несколько кварталов, я с удовольствием почувствовал, как окончательно прояснилась голова и вернулась способность мыслить.

Я специально не стал уточнять у эксперта, что со входной дверью двадцать седьмой квартиры. Раз он дал категоричный ответ «замок открыт родным ключом», это означало, что он этот замок из двери вынул и увез в экспертно-криминалистическое управление для проведения экспертизы. А на данный момент дверь просто заколочена и опечатана. То есть… открыта. Можно, конечно, дождаться начала рабочего дня, взять у следователя Следственного комитета на руки постановление о проведении дополнительного обыска, но… Я был почему-то уверен в том, что днем я не найду того, что могу найти сейчас.

Признаюсь, угрызений совести по поводу незаконных проникновений в чужие жилища я ни разу не испытывал. Поскольку ни разу не испытывал желания присвоить чужое. С моральной точки зрения не существует разницы, проникаю в квартиру я или сотрудники спецслужб. И я, и они роются в помойных ведрах — вначале, и в шкатулках — в самом конце. Воры делают наоборот, ибо их целью является поиск материальных ценностей с последующим их присвоением, а в нашем случае предметом поисков являются ценности духовные. Чем жил человек, с кем поддерживал отношения, каковы направления его деятельности. Так что плевать, что нет у меня постановления. У меня есть едва живой Лешка.

Последний раз я проникал в квартиру частного предпринимателя, никак не желающего сознаваться в убийстве собственной молодой жены. Когда душегубец отъехал в офис, я от соседей перелез на его лоджию и, сняв у порога ботинки, спокойно перелистал всю документацию в бюро. Тогда это помогло, что будет сейчас — не знаю. Дело осложнялось тем, что мне придется в половине шестого утра вскрывать дверь, забитую гвоздями. Если бдительные соседи вызовут группу немедленного реагирования РОВД, мне придется долго объяснять помощнику прокурора по надзору за полицией, каким ветром меня занесло в это жилище. А жилище принадлежало…

Я развернул бумажку. Если верить эксперту, квартира принадлежала Кореневой Ольге Михайловне, 1983 года рождения. Пассии убиенного Тена.

Замка, как я и предполагал, не было. Виднелись две шляпки гвоздей-соток да четверть листа формата А4, на котором виднелась печать моего РОВД. Не очень тормозящий фактор для таких, как я…

После седьмого или восьмого толчка плечом гвоздики стали жалобно поскрипывать и подались назад. Еще минута, и… Казалось, запах дорогого парфюма из этой квартиры не могла выветрить ни смерть, ни сигаретный дым полицейских. Судя по состоянию пола и интерьера, мои собратья по оружию поработали здесь на славу. Я притворил дверь, затолкав ее плечом на прежнее место, и бесшумно прошел внутрь. Правило опытного оперативника, производящего квалифицированный шмон помещения, гласит: во-первых, визуальный осмотр. Затем следует мысленно разбить помещение на квадраты и начать с того, который наиболее интересен. Вопреки человеческой логике, наиболее интересными для обыска местами являются те, которые практически невозможно использовать в качестве тайника. Зная это, я направился к помойному ведру. Это самый неконтролируемый участок человеческой жизнедеятельности. Для хорошего опера помойка — пещера Али-Бабы.

На полу образовалась кучка мусора. Взяв со стола вилку, я приступил к тому, чем ежедневно занимает себя бомж, — ковырянию в поисках чуда. При воспоминании о слове «бомж» мне стало немного неуютно. Бомж и есть… Нет, нужно срочно решать с Тороповым вопрос о жилье, иначе превращу в жилое помещение свой кабинет. Пару раз сварю там суп во время рабочего дня — сразу решит вопрос с главой администрации о предоставлении общежития. Ладно, оставим дела наши личные.

Пустая банка шпрот, сломанная расческа, высохшая картофельная шелуха…

Стоп. Это что? Это конверт. Причем конверт без адреса отправителя и получателя. Просто написано: «Кореневой О.». Не «Кореневой О. М.», а, получается, просто Ольге. Значит, автор из ближнего круга. Такой конверт можно бросить в ящик, можно передать на работе, а можно использовать при передаче денег. Например, зарплаты. Я приблизил конверт к глазам. Почерк явно мужской, без претензий на излишества в росписи. Эх, черт, хорошо бы знать, как Тен подписывал документы!

А вот, судя по всему, и содержимое конверта…

Я аккуратно вытащил из сигаретной пачки кубик разорванного и сложенного вместе листа бумаги. Ольга Михайловна рвала лист до тех пор, пока сил хватало. И после этого поместила уничтоженную информацию в пустую пачку сигарет. Не выбросила в ведро, а спрятала в ведре. Разница существенная. Вот вам и ответ на вопрос о человеческом факторе при обыске. Раз человек что-то не выбрасывает, а прячет от самого себя в помойном ведре, значит, у него есть все основания предполагать, что и в ведро кто-то может залезть. Это не обосновано логикой, это сработала подкорка мозга.

Кубик бумаги в целлофане от сигаретной пачки поместился в мой карман. Мозаикой займемся позже. Более ничего примечательного я не обнаружил. Мусор вернулся в ведро, ведро — на свое место под мойку.

Теперь — подоконники. Ни один из них не поднялся, под ними ничего не было. Приступаем к унитазному бачку. Пусто. Крышка вернулась на место. Шторные карнизы. Ноль. Ламинат. Намертво.

В видеомагнитофоне, аудиосистеме, телевизоре и компьютере никто и никогда не станет ничего прятать. Опять работает подкорка. Если квартиру случайно посетят воры, то они унесут все это вместе с тем, что ты прячешь.

И, наконец, последнее. Как это я сразу не заметил? На подоконнике стояли пять кашпо с цветами. Ткнув пальцем в каждый, я обнаружил, что четыре из них недавно были политы, а во втором земля напоминает грунт южных районов Мексики. Я чуть не сломал палец. Тем не менее в нем как ни в чем не бывало цвела и радовалась жизни фиалка. Ее синтетические фиолетовые лепестки вселяли в меня уверенность в том, что вся жизнь — обман. Уже не сомневаясь в правильности своих действий, я вытряхнул искусственный цветок прямо на пол. Вместе с комом земли на линолеум упал небольшой бумажный сверток. Что, еще одно письмо?