— А вы не обидитесь, если сейчас я не стану отвечать. Я просто не готов. Вы застали меня врасплох.

— Я понимаю вас, доктор Макартур, и не буду настаивать. По правде говоря, я давно ждал подходящего случая, чтобы намекнуть вам о своих догадках. Наконец такой случай представился. Теперь я подожду, когда вы будете готовы к продолжению разговора.

— Спасибо, — сказал я от души.

— Со своей стороны, — продолжал Фернандо Альба, — я обещаю держать в тайне как свои догадки, так и содержание нашего будущего разговора. Однако считаю своим долгом предупредить вас относительно Рикардо.

Просто Рикардо — по имени, без всяких титулов и приставок, — на Астурии называли Рика.

— А что Рикардо?

— Ваш друг весьма любопытен и обожает копаться в чужих тайнах. На Астурии он создал целую агентурную сеть — просто так, не корысти ради, а из любви к искусству, — и каким-то образом прознал о моих исследованиях. Это открылось месяца полтора назад при обстоятельствах, о которых я пока умолчу. Но, думаю, вы должны знать о самом факте его осведомлённости.

— И как много он знает? — угрюмо спросил я.

— Почти всё, что было известно мне к тому времени. Рикардо сумел получить доступ к моим засекреченным файлам, а поскольку на Терре-Сицилии он серьёзно изучал биологию, то сумел разобраться в их содержимом. Относительно вас и вашей семьи у него имеется весьма оригинальная гипотеза, которую я, будучи скептиком и доверяя только фактам, не разделяю… Пока что, — добавил он внушительно.

Чем дальше в лес, тем больше дров, тоскливо думал я, прощаясь с профессором. Фернандо Альба, Рик… Кто следующий?…

Вернувшись во дворец, я сразу рассказал обо всём Анхеле. К моему удивлению, она восприняла это довольно спокойно.

— Этого следовало ожидать, Кевин, — сказала она. — Неужели ты полагал, что один только ты умный, а все вокруг тебя дураки?

— Но ведь целых четырнадцать лет мне удавалось держать всё в тайне и не вызывать никаких подозрений. И вдруг, в течение одного года, такой провал!

— А ты никогда не задумывался, какую цену тебе приходилось платить за сохранение своей тайны? У тебя не было ни единого друга, никого ты не подпускал близко к себе, держался особняком, лгал всем и каждому. А теперь ты вышел из тени, оказался в центре внимания, приблизил к себе многих людей, ты постоянно на виду… Я не говорю о том, что ты уже не один, и если раньше твоё странное поведение можно было списать на эксцентричность, то подобные чудачества группы людей, к тому же прибывших невесть откуда, волей-неволей настораживают всякого, у кого есть голова на плечах.

— Ты хочешь сказать, что так и должно было случиться?

— Да. И, честно говоря, раньше Рикардо меня разочаровывал. Только однажды, в самом начале, он серьёзно поговорил со мной о подмеченных за тобой, Колином и, особенно, Дейдрой странностях, а потом всё сводил к шуточкам и забавным анекдотам. Теперь я понимаю, что он стал подозревать и меня.

Я крепко задумался.

— Хорошенькое дело! — произнес, наконец. — Как ты думаешь, профессор Альба тебя тоже подозревает?

— Не хотелось бы гадать, но… боюсь, что да. Всё зависит от того достаточно ли сильным оказалось его любопытство, чтобы долг перед наукой в его понимании возобладал над этическими соображениями. Наше законодательство в части, касающейся анализа ДНК, несколько мягче земного. У нас считается незаконным лишь несанкционированное распространение и использование таких сведений, но не их получение. Если дон Фернандо, самостоятельно проведя исследования, никому не сообщил результаты и никак не использовал их мне во вред, то он не нарушил букву закона.

— Могу представить его удивление, когда он обнаружил j-аномалию, которой прежде у тебя не было.

Анхела лишь хмыкнула в ответ, встала из-за стола и направилась в спальню, чтобы посмотреть, как там наш маленький Рикардо (всех старших сыновей в королевской семье Астурии называли этим именем, и мы решили не нарушать традицию). Я последовал за женой.

Впрочем, мы оба прекрасно знали, что с малышом ничего не случилось. И у меня, и у Анхелы имелись специальные пейджеры, которые сообщали не только о том, что мальчик проснулся и требует маму, но также выдавали самые подробные сведения о состоянии его здоровья. Однако нам захотелось вновь посмотреть на наше чудо.

Наше чудо мирно спало в своей уютной колыбельке. Тем не менее, Анхела, не доверяя показаниям приборов, сама убедилась, что с ребёнком всё в порядке, а потом мы ещё минут десять молча простояли у колыбели, взявшись за руки и глядя на сына. Мы думали о том, как счастливы друг с другом и с нашим Рикардо.

Вместе с тем я думал и о другом моём сыне, о моём первенце Патрике. Я очень жалел, что его нет здесь, рядом с младшим братиком. Мальчика взяла к себе Бренда, у которой тремя месяцами раньше родилась дочка Эрика, и теперь она нянчилась с обоими детьми в ожидании, когда вернётся Дженнифер.

Я же всё больше боялся, что Бренда так и останется для Патрика мамой. В одном из миров, указанных в списке, который Софи выудила у Хранителя Хаоса, мы как будто напали на верный след. Дейдра, Софи и Бриан обнаружили дом на берегу моря, где долгое время жила Дженнифер и где родился Патрик. В том же доме обитало четверо брошенных на произвол судьбы слуг, которые уже третий год томились в неизвестности — время там бежало в девять раз быстрее Основного Потока. Поначалу они утверждали, что хозяин, его дочь с ребёнком и signora dottore,[4] принимавшая роды у дочери хозяина, давно улетели, оставив их здесь без средств к существованию. Однако мы, обследовав дом, обнаружили на коврах и полах следы крови, которые тянулись от порога дома в комнату, в которой, по свидетельству слуг, жила signora dottore. Анализы показали, что это была кровь Александра.

В конце концов под нашим давлением слуги рассказали, чтo произошло на самом деле. Однажды утром, больше двух лет назад по местному времени, они обнаружили в спальне «синьоры дотторе» мёртвого хозяина с перерезанным горлом. Ни самой «синьоры дотторе», ни дочери хозяина нигде не было; исчез также и самолёт, на котором, очевидно, они бежали. Слуги испугались, что их обвинят в убийстве хозяина, поэтому избавились от трупа, выбросив его в море. С тех пор на их острове никто не появлялся, и они ровным счётом ничего не знают о судьбе дочери хозяина и «синьоры дотторе». А ребёнка дочери, как утверждали слуги, хозяин увёз полутора месяцами раньше, сразу же после его рождения.

Мы определили слуг в мир, похожий на их родной, снабдили деньгами, а сами принялись искать Дженнифер и загадочную «синьору дотторе», которая, по всей видимости, и убила Александра. Мы буквально выпотрошили наизнанку всю планету, но никаких следов пребывания Дженнифер в другом месте не обнаружили. Само собой напрашивалось предположение, что самолёт, о котором говорили слуги, в действительности был межзвёздным челноком, и у Дженнифер хватило дури запустить генератор. При такой напряжённости Формирующих, как здесь, ц-привод выдержал бы в овердрайве от силы две-три секунды… О том, что произошло дальше, я боялся даже думать.

Однако Софи была уверена, что с Дженнифер ничего не случилось. Откуда у неё такая уверенность — не надежда, как у меня, а именно уверенность, — я не понимаю. Она продолжает искать Эрика и Дженнифер по своей странной методике, которая, тем не менее, один раз уже дала положительный результат — когда был найден Морис. Каждый день, а то и по несколько раз ко дню, Софи прыгает наобум из Безвременья в Экватор и обследует мир, куда попала по воле случая. После успеха с Морисом её неизменно преследуют неудачи, но она не теряет надежды и продолжает искать…

Когда мы вышли из спальни, Анхела спросила:

— Кевин, тебе не кажется, что с Эриком могло произойти то же самое, что и с Морисом? Если Александр часто вкалывал ему эту гадость… — Она не закончила свою мысль.

— Вряд ли, — ответил я, впрочем, без особой уверенности. — У Эрика есть огромное преимущество перед Морисом. О его Даре помнят не только гены, но и мозг. Если гены забудут, мозг обязательно напомнит. За него я не боюсь… не очень боюсь. А вот Дженнифер, бедняжка…