Женщин у него было много, но эта… Он отметил разницу, он был слишком опытен, чтобы не заметить при всей силе своего желания, что она оставалась запретным плодом наслаждения. Запретным плодом, который теперь он мог испробовать, а впоследствии наслаждаться им, когда и как пожелает. Эта мысль, почти неосознанная, разожгла его страсть, но он не дал ей воли, а стал играть ее страстью, уверенный, что в конце концов он получит все, что захочет, что пожелает — любая его причудливая мечта обязательно и полностью осуществится.

Быстрое движение пальцев — и ее нагие груди наполнили его пригоршни. Она задохнулась, ее ресницы затрепетали, но она не открыла глаз. Не посмотрела вниз.

Он совсем не удивился, когда она страстно поцеловала его. Он выждал и вновь повел корабль по волнам прилива, снова заставил ее чувства кружиться в водовороте, а его руки играли и изучали ее. Они нашли кончики ее грудей, крепко сжали, ласково ущипнули, потом нежно погладили… И вот уже она задохнулась, прервала поцелуй и подняла голову, чтобы вдохнуть воздух.

Он провел губами по ее шее, по тонкой коже над ключицами, потом ниже, до мягкого верхнего изгиба груди. Жар его губ коснулся ее, и она замерла, дрожа… Он не остановился, он лизнул, открыл рот и вобрал в себя сосок, нежно тронув его языком.

Звук, который она издала, не был ни выдохом, ни всхлипом — это был звук восторженного потрясения. Люк продолжал дарить ей наслаждение — ей и себе. Первая проба ее плоти останется у него в памяти как нечто сверкающее — ведь еще никто никогда не пробовал ее, не прикасался к ней вот так.

Постепенно он поднимал ее вверх, так что теперь ее бедро касалось его возбужденного мужского естества. Она не могла не понимать, в каком он состоянии, но ни стремления остановиться и отступить, ни вдруг проснувшейся девичьей скромности, ни малейшего страха не чувствовалось в ней.

Когда же он уловил блеск ярких сапфиров под ее ресницами и понял, что она наблюдает за ним, это еще больше разожгло его желание — желание, которое разгоралось с каждой минутой все сильнее. Она наблюдала, как он отдает должное ее грудям, наблюдала, как он наслаждается ее щедростью.

Он поймал ее взгляд и не отвел глаз.

Прижав язык к тугому бутону достаточно сильно, чтобы лишить ее самообладания, он пососал его, и у нее дух захватило. Она закрыла глаза. Ее рука переместилась с его груди на затылок; склонившись нему, она притянула его к себе, и это был такой же явный знак капитуляции, как и дрожь, которая пробежала по ее телу, когда он еще глубже втянул в себя ее сосок.

Его рука оставила ее грудь, двинулась вниз, остановилась на ягодицах и скользнула вокруг, по бедру, к юбке…

Она обмякла с ним рядом, податливая, покорная — воплощенный призыв.

Он провел рукой по верхней части бедра и уже приготовился, чтобы скользнуть пальцами внутрь, отыскивая…

И остановился. Вспомнил.

Где они находятся и что они собираются делать.

До этого остался один только шаг.

Не десять.

Он поднял голову и поцеловал ее, находя мрачное удовольствие в таком откровенно страстном поцелуе, каких еще не было.

Все еще будет.

Этим обещанием он заглушил стон своего протестующего тела. Дай только время — ведь это всего лишь маневр в той кампании, которую он затеял. В кампании, которую он твердо решил выиграть, не соглашаясь ни на какие уступки.

Почувствовав, что этот поцелуй — прощание, она сама прервала его, подняла голову и взглянула на него.

И нахмурилась:

— Что случилось? Почему вы остановились?

Он подумал, будет ли разумным, учитывая обстоятельства, сказать, что она должна быть ему за это благодарна. Лежа под ней, он рассматривал ее лицо, признавая тот факт, что судьба от всей души может посмеяться над ним. Она не хочет, чтобы он остановился, она была бы очень счастлива, если бы он опрокинул ее навзничь, поцеловал вспухшие вишневые губы и…

Собрав всю свою волю, он вздохнул:

— Всему свое время.

Вспышка в ее глазах насторожила его.

— Если только, — он опустил взгляд на соблазнительные белые выпуклости совсем рядом с его лицом, — мы не хотим доводить дело до такой степени, когда вы будете сокрушены.

Положив руку поперек соблазнительных бедер, притянув ее к себе, он перебирал складки ее платья, дразнил, мучил, снова флиртовал.

Она задрожала, глядя сквозь опущенные ресницы.

— Сокрушена?

Недовольство в ее глазах таяло, но еще не исчезло. Он тщательно подбирал слова:

— Нам предстоит испытать так много, так много я могу вам показать, а ведь первый раз никогда не повторится. Никогда не повторится его потрясающая новизна.

Недовольство не исчезало.

Зацепив пальцем ее расстегнутый лиф, он потянул ткань вниз, снова обнажив цветущий сосок. Он обвел его, нажимая именно так, как нужно.

Ее веки опустились, она судорожно втянула воздух.

— Вот как? Понятно.

— Хмм… Учитывая наше положение, я подумал, что вы предпочтете пройти весь долгий путь, осмотреть все окрестности, посетить все храмы по дороге… — Он поймал ее взгляд. — Я не прав?

Огромные, слегка затуманенные глаза василькового цвета прищурились.

— А впереди много… храмов?

Он улыбнулся:

— Достаточно. Многие люди пропускают их, потому что торопятся. — Он переместил руку на другую грудь и повторил нежную пытку, не спуская с нее глаз, прекрасно понимая, какие вихри чувственного напряжения вызывает в ее теле. — У нас остается еще три недели… А потому будет вполне разумно увидеть все, что можно. Посетить как можно больше храмов. Как можно больше мест поклонения.

Она не сводила с него глаз. Он кожей понимал каждый ее вздох, чувствовал, как вздымается и опускается ее нежная плоть под его пальцами, стук ее сердца у себя на груди и еще более сильную пульсацию в самом сокровенном месте.

Ресницы ее затрепетали, и она вздохнула. Теперь она стала совсем податливой, приникла к нему, утратив всякую попытку к сопротивлению.

Взглянув на него, она провела кончиком языка по его нижней губе.

— А я думала, вы нетерпеливый.

Ему удалось подавить желание скрипнуть зубами.

— Все зависит от самоконтроля.

— Ну, вы мастер, я вижу…

Ответить он не успел. Она посмотрела вниз, и он увидел, что его палец остановился, и тогда он снова заставил его скользить вокруг.

— Неужели действительно наслаждений так много?

— Да. — Он не лгал. Его взгляд в который раз остановился на затвердевшем соске; он с трудом втянул в себя воздух. — Но сегодня мы опередили график.

Люк завязал тесемки на ее сорочке. С покорным вздохом она помогла ему привести в порядок свое платье. Но когда он обхватил ее за талию, чтобы помочь встать, она остановила его, скользнула рукой по его подбородку и запустила пальцы в его волосы.

Она заглянула ему в глаза, внимательно всмотрелась в них… и улыбнулась.

— Прекрасно, мы все сделаем по-вашему.

Наклонившись, она поцеловала его — долгим, томительным, сладким поцелуем.

— До следующего раза — и до следующего храма на нашем пути.

Он — человек, которым невозможно манипулировать или командовать, она знала это всегда. Единственный способ иметь с ним дело — соглашаться на все, что он предложит, и использовать это в своих целях.

Такой вывод сделала Амелия. И соответственно подвергла анализу требование Люка об ухаживании в течение четырех недель, сосредоточившись на сей раз на возможностях, которые такой план действий может ей предоставить. Возможностях, о существовании которых она до этого ленча у леди Харрингтон и понятия не имела. Возможности эти вовсе не были пустяком.

Какова цена джентльмена — столь опытного, как Люк Эшфорд, — обещающего леди постепенное прозрение? Шаг за шагом. И так, чтобы не сокрушить ее.

Ее отношение к условленным им четырем неделям сильно изменилось.

Он согласился жениться на ней, сделать ее июньской невестой — она знала, что он так и сделает. Уверившись, что ее основная цель будет достигнута, она не видела никаких причин для отказа от такого развития событий, и перспектива, которую он открыл перед ней, превосходила ее самые необузданные мечты.