Но если новая американская партия, подобно всем прочим политическим партиям, уже в силу самого факта своего возникновения стремится к завоеванию политической власти, то она еще далека от единодушия в вопросе о том, что делать с этой властью, когда она будет достигнута[В немецком издании слова «когда она будет достигнута» отсутствуют. Ред]. В Нью-Йорке и в других больших городах Востока организация рабочего класса шла по линии профессиональных объединений путем образования в каждом городе сильного Центрального рабочего союза. В Нью-Йорке Центральный рабочий союз в ноябре истекшего года избрал своим знаменосцем Генри Джорджа, и поэтому временная избирательная платформа Союза оказалась сильно пропитанной его принципами. В больших городах Северо-Запада избирательная борьба велась на основе довольно неопределенной рабочей программы, и влияние теорий Генри Джорджа было едва заметно, если оно было заметно вообще. И в то время как в этих больших центрах сосредоточения населения и промышленности новое классовое движение приняло политический характер, мы находим по всей стране две широко распространенные рабочие организации — «Рыцарей труда»[380] и «Социалистическую рабочую партию», из которых только последняя имеет программу, совпадающую с современной европейской точкой зрения, резюмированной выше.
Из трех более или менее определенных форм, в которых, таким образом, выступает американское рабочее движение, первое, то есть движение в Нью-Йорке, возглавляемое Генри Джорджем, имеет в настоящее время преимущественно местное значение. Нью-Йорк — несомненно самый значительный город Штатов; но Нью-Йорк — не Париж, и Соединенные Штаты — не Франция. И программа Генри Джорджа в ее теперешнем виде представляется мне слишком ограниченной, чтобы служить основой для какого-либо движения, выходящего за местные рамки, или хотя бы для кратковременной фазы общего движения. Для Генри Джорджа экспроприация земли у народных масс есть великая и универсальная причина раскола населения на богатых и бедных. Но исторически это не вполне верно. В азиатской и классической древности преобладающей формой классового угнетения было рабство, то есть не столько экспроприация земли у масс, сколько присвоение их личности. Когда во время упадка Римской республики у свободных италийских крестьян были экспроприированы их наделы, они образовали класс «белых бедняков», подобный тому, какой был в южных рабовладельческих штатах до 1861 года; так, при наличии рабов и «белых бедняков» [В немецком издании вместо слов «белых бедняков» напечатано: «обнищавших свободных». Ред.] — двух классов, одинаково неспособных освободить себя, — произошел распад древнего мира. В средние века не освобождение народа от земли, а напротив, прикрепление его к земле было источником феодальной эксплуатации. Крестьянин сохранял свою землю, но был привязан к ней в качестве крепостного или зависимого и был обязан платить землевладельцу дань в форме труда или продукта. Только на заре нового времени, к концу XV века, экспроприация крестьянства в широких размерах положила начало современному классу наемных рабочих [В немецком издании вместо слов «экспроприация крестьянства в широких размерах положила начало современному классу наемных рабочих» напечатано: «была проведена экспроприация крестьянства в широких размерах, причем на этот раз в таких исторических условиях, которые постепенно превратили оказавшихся неимущими крестьян в современный класс наемных рабочих, в людей». Ред.], которые не владеют ничем, кроме своей рабочей силы, и могут жить, только продавая эту рабочую силу другим. Но если этот класс и был вызван к жизни экспроприацией земли, то только развитие в крупных масштабах капиталистического производства, современной промышленности и сельского хозяйства увековечило его существование, увеличило его численно и сделало его особым классом, с особыми интересами и с особой исторической миссией. Все это подробно изложено у Маркса («Капитал», отдел VIII. «Так называемое первоначальное накопление»[381]). Согласно Марксу, причиной современного антагонизма между классами и социальной деградации [В немецком издании вместо слов «социальной деградации» напечатано: «современного унижения». Ред.] рабочего класса является экспроприация у последнего всех средств производства, в число которых, конечно, входит и земля.
Объявляя монополию на землю единственной причиной бедности и нищеты, Генри Джордж, естественно, видит панацею от них в передаче земли всему обществу в целом. Социалисты марксовой школы также требуют передачи земли всему обществу, и не только земли, но равным образом и всех других средств производства. Но даже если оставить вопрос о последних в стороне, то остается еще одно различие. Что следует делать с землей? Современные социалисты, те, представителем которых является Маркс, требуют, чтобы ею владели и обрабатывали ее сообща и на общую пользу, и чтобы то же самое было сделано со всеми другими средствами общественного производства — рудниками, железными дорогами, фабриками и т. д.; Генри Джордж хочет ограничиться сдачей ее в аренду отдельным лицам, как это практикуется и теперь; но только при условии регулирования ее распределения и употребления земельной ренты не на частные нужды, как теперь, а на общественные. То, чего требуют социалисты, предполагает полный переворот во всей системе общественного производства; то, чего требует Генри Джордж, оставляет нынешний способ общественного производства нетронутым и было в сущности[В немецком издании после слов «в сущности» добавлено: «уже давно». Ред.] предвосхищено крайним крылом буржуазных экономистов рикардианской школы, которые также требовали конфискации земельной ренты государством.
Было бы, конечно, несправедливо предполагать, что Генри Джордж сказал свое последнее слово раз навсегда. Но я вынужден брать его теорию в том виде, в каком я ее нахожу.
Второе крупное течение в американском рабочем движении представлено Рыцарями труда. Это течение, по-видимому, наиболее типичное для нынешней стадии движения и вместе с тем безусловно наиболее сильное. Огромная ассоциация, распространенная на огромной территории страны в виде бесчисленных «ассамблей», представляет все оттенки личных и местных мнений внутри рабочего класса. Все, они объединяются соответственно неопределенной программой и сплачиваются не столько практически невыполнимым уставом, сколько инстинктивным чувством того, что уже самый факт их объединения для достижения общей цели делает их великой силой в стране. Истинно американский парадокс, при котором самые современные тенденции облекаются в самый средневековый наряд, а самый демократический и даже бунтарский дух скрывается под кажущимся, но в действительности бессильным деспотизмом, — такова картина, которую Рыцари труда представляют для европейского наблюдателя. Но если нас не остановят чисто внешние странности, мы не сможем не увидеть в этом обширном объединении огромный запас потенциальной энергии, медленно, но верно развивающейся в действительную силу. Рыцари труда — первая национальная организация, созданная американским рабочим классом в целом; каковы бы ни были ее происхождение и история, ее недостатки и мелкие чудачества, ее программа и устав, — здесь перед нами фактически детище всего класса американских наемных рабочих, единственная национальная связь, которая их объединяет, дает почувствовать их силу не только их врагам, но и им самим и внушает им гордую надежду на грядущие победы. И неправильно было бы сказать просто, что Рыцари труда способны к развитию; они непрерывно охвачены бурным процессом развития и преобразования. Это — волнующаяся, находящаяся в состоянии брожения масса, состоящая из пластического материала и ищущая формы, которая соответствовала бы ее природе. Эта форма несомненно будет найдена, так как историческое развитие, подобно развитию природы, имеет свои собственные, присущие ему законы. Безразлично, сохранят ли тогда Рыцари труда свое теперешнее название или нет, но для постороннего наблюдателя ясно, что здесь перед нами тот сырой материал, из которого должно выковываться будущее американского рабочего движения, а вместе с ним и будущее всего американского общества.
