После этого не приходится удивляться, что в партии поссибилистов в Париже появились симптомы распада. 16 апреля группа 14-го парижского округа была исключена советом делегатов, из которых против исключения высказались только двое. Когда же Аллеман 23 апреля потребовал заставить двух членов партии отдать кое-какие письма, которые в противном случае могли быть использованы во вред некоторым из лидеров, это предложение было поставлено на голосование в двадцати шести группах. Но пятнадцать групп высказались против него, а три воздержались, и вследствие этого важнейшие организации 13-го округа вышли из федерации, заявив:
«союзники Ферри, Клемансо и Ранка больше не вправе претендовать на место в партии, которая основывает свою деятельность на классовой борьбе. Они дезертировали из этой партии, изменив своим обязательствам перед рабочим классом; сейчас они являются лишь опорой правления буржуазии».
И хотя это еще только начало, можно не сомневаться в том, что даже в Париже господство поссибилистских лидеров серьезно пошатнулось.
Что же касается утверждения, будто поссибилисты являются «безусловно сильнейшими» в провинции, то оно не только не является «очевидной истиной» и «неоспоримым фактом», — оно просто нелепо. Во всех больших городах и промышленных центрах Франции социалистические организации не входят в состав федерации поссибилистов и враждебны ей. Возьмем, например, Лион (5 членов муниципального совета — социалисты), Марсель (1 член департаментского совета — социалист), Рубе (2 члена муниципального совета), Армантьер (5 членов муниципального совета), Монлюсон (2 члена муниципального совета), Коммантри (все члены муниципального совета и мэр — социалисты), Кале (2 члена муниципального совета), Лилль (4 тыс. голосов за социалистов-непоссибилистов на последних муниципальных выборах), Бурж, Вьерзон, Роанн, Бордо, Нарбонн, Алес и пр. и пр. — среди членов этих муниципальных и департаментских советов нет ни одного поссибилиста. Во всех этих городах все социалистические и рабочие организации бесспорно находятся в руках их противников.
Действительно, за последние годы поссибилисты не рискуют и показываться в провинции. В 1887 г., когда они выбирали место, где могли бы хоть с какими-то шансами на успех устроить свой национальный съезд, им пришлось остановить свой выбор на глухом городке в Арденнах, который вряд ли кто сумеет отыскать на карте. А прошлой зимой, когда они объявили о созыве своего съезда в Труа, где, как им казалось, могли положиться на представителей местных рабочих, местный комитет заявил, что на этот раз доступ на съезд будет действительно, а не только по видимости, открыт для всех социалистических и рабочих организаций Франции. Когда главари поссибилистов в Париже поняли, что это не шутка, они предпочли лучше отказаться от собственного съезда, чем встречаться с коллективистами и бланкистами, которые съехались в Труа и провели съезд, созванный поссибилистами, но брошенный ими и, в сущности, отвоеванный у них.
Итак, «очевидную истину», что поссибилисты безусловно являются сильнейшими, нужно расценивать так же, как и громогласные заявления манифеста о величии и мощи Социал-демократической федерации.
Однако вне зависимости от того, сильны они или нет, они «считали своим долгом созвать конгресс в Париже».
Это ставит перед нами вопрос о действительности предоставленных им для этой цели полномочий.
На Парижской конференции 1886 г. присутствовало так мало делегатов от других стран, — вообще ее трудно назвать представительным собранием, — что ее резолюция имеет значение лишь как пожелание; она могла быть обязательной в лучшем случае для тех, кто голосовал за нее, то есть для поссибилистов и английских тред-юнионистов. Эти последние разделались с парижскими резолюциями уже на своем ближайшем конгрессе в Гулле. Следовательно, остается лишь тот факт, что в Париже в 1886 г. поссибилисты уполномочили самих себя созвать конгресс в Париже в 1889 году.
Перейдем теперь к Лондонскому конгрессу.
Лондонский конгресс не был общерабочим конгрессом, это был конгресс тред-юнионов, созванный тред-юнионами и принципиально не включивший никого, кроме тред-юнионистов. Как могут решения такого конгресса быть обязательными для рабочих, не являющихся тред-юнионистами, или для всех социалистов, — это для меня тайна. Конгресс тред-юнионов может созвать другой конгресс тред-юнионов, но ничего более. Созывая конгресс рабочих, он превысил свои полномочия; сам по себе этот акт мог бы вызвать с нашей стороны сочувствие, поскольку он знаменовал собою победу над устарелыми тред-юнионистскими предрассудками, но факт остается фактом: созыв конгресса не входил в компетенцию лондонских делегатов и поэтому имеет лишь значение пожелания.
Несомненно, что и съезд в Бордо был также лишь съездом профессиональных союзов, а следовательно, и его решение созвать международный рабочий конгресс в той же мере недействительно. Но в декабре того же года это решение было утверждено социалистическим съездом в Труа, против резолюций которого не могут обоснованно возражать даже поссибилисты, ибо они сами его созвали, и если они на нем не присутствовали, то вина в этом их самих.
Что из-за сознательного недопущения на Лондонский конгресс делегатов от Германии и Австрии — стран, в которых имеется почти столько же социалистов, сколько во всей остальной Европе, — конгресс получился куцый, это «очевидная истина», действительно «неоспоримый факт»; даже манифест его не оспаривает, он только жалуется, что немцы дали ему такое название, назвали вещь своим именем.
К тому же куцый конгресс (меньшинство которого, впрочем, оказало большие услуги делу социализма в Англии) не был свободен в своих действиях. При первом же серьезном разногласии между английскими шиптонистскими тред-юнионами и социалистами шиптонисты устами самого Шиптона заявили, что, если так пойдет дальше, они закроют конгресс; это сделать в их власти, потому что помещение снято ими. Таким образом, социалистам с самого начала дали почувствовать, что они находятся в положении ирландских арендаторов и что их лендлорд Шиптон готов, если понадобится, осуществить свое право выселения с помощью вооруженных сил ее величества.
Социалисты подчинились и при сложившихся обстоятельствах поступили правильно; но они не выразили формального протеста, и это было ошибкой. Однако они все же не забыли, какому обращению подвергли их в награду за проявленное ими доверие, и, как явствует из приложения к этой брошюре, твердо решили, что подобный случай не повторится.
Кроме того, Парламентский комитет подготовил для конгресса свод правил и инструкций, с помощью которых он надеялся заткнуть социалистам рот и удержать их в повиновении. Проверка мандатов, порядок дня, способ голосования — фактически весь регламент был заранее выработан шиптонистами и навязан участникам конгресса под угрозой немедленного изгнания. Лондонский конгресс был свободен не в большей степени, чем рабочий, нанимающийся на работу к капиталисту, или ирландский крестьянин, арендующий три-четыре акра земли у кровососа-лендлорда и стоящий перед выбором: либо принять его условия, либо умереть с голоду. Достаточно позорно уже и то, что конгресс, проведенный в такой обстановке, будет фигурировать в летописях рабочего движения; но допустить. чтобы на таких же или подобных условиях был созван еще один конгресс, — ни за что!
Несмотря на все это, социалистическое меньшинство конгресса так отделало шиптонистское большинство, что
Парламентский комитет быстро охладел к этой затее. Он публично обошелся с резолюциями конгресса и в первую очередь с резолюцией о созыве Парижского конгресса, как с клочком бумаги.
Итак, мандат, полученный поссибилистами от Лондонского конгресса, был порочен, во-первых, потому, что он был дан конгрессом тред-юнионов, который не властен связать обязательствами рабочих, не входящих в тред-юнионы, или социалистов вообще; во-вторых, потому, что Лондонский конгресс, вследствие недопущения на него немцев и других, стал куцым конгрессом; в-третьих, потому, что он не был свободен в своих действиях, и, в-четвертых, потому, что лица, созвавшие конгресс и составлявшие его большинство, первые аннулировали этот мандат.
