Критический Прудон ниспровергает французскую десятичную систему. Он оставляет франк, но на место сантима ставит «грош».
«Когда я, — добавляет Прудон» (критический Прудон), — «уступаю участок земли, то я не только лишаю себя жатвы данного года, но отнимаю у своих детей и внуков некоторое постоянное благо. Земля имеет стоимость не только сегодня: она обладает также и стоимостью потенциальной, будущей».
Действительный Прудон говорит не о том, что земля имеет стоимость не только сегодня, но и завтра; он противопоставляет полную, сейчас существующую стоимость той потенциальной, будущей стоимости, которая зависит от моего умения извлекать пользу из земельного участка. Он говорит:
«Разрушьте ваш участок земли или, что то же для вас, продайте его. Вы этим самым не только лишаете себя одной, двух или многих жатв, но вы уничтожаете все те продукты, которые вы могли бы извлечь из этого участка, — вы, ваши дети и внуки».
Прудону важно было не противопоставление одной жатвы постоянному благу (деньги, вырученные за участок земли, могут, как капитал, тоже превратиться в «постоянное благо»), а противопоставление теперь существующей стоимости той, которую может получить земля в результате продолжительной обработки её.
«Новая стоимость, — говорит Шарль Конт, — которую я придаю вещи своей работой, есть моя собственность. — Прудон» (критический Прудон) «думает опровергнуть его следующим образом: В таком случае с прекращением работы человек должен был бы перестать быть собственником. Право собственности на продукт ни в коем случае не может вести за собой права собственности и на вещество, составляющее основу продукта».
Действительный Прудон говорит:
«Пусть работник присваивает себе продукты своего труда; но я не понимаю, почему право собственности на продукт должно вести за собой право собственности на материю. Разве рыбак, более успевающий в рыбной ловле, чем другие рыбаки на том же самом берегу, становится от этого собственником той полосы, на которой он ловит рыбу? Разве ловкость охотника давала ему когда-нибудь право собственности на дичь целого кантона? То же и с хлебопашцем. Чтобы превратить владение в собственность, необходимо ещё некоторое другое условие, кроме затраченного труда; в противном случае человек переставал бы быть собственником, как только он перестаёт быть работником».
Cessante causa, cessat effectus{18}. Если собственник есть собственник только в качестве работника, то он перестаёт быть собственником, как только перестаёт быть работником.
«Поэтому по закону собственность создаётся давностью; труд есть только осязательный знак, материальный акт, служащий выражением завладения вещью».
«Система присвоения вещи через посредство труда», — продолжает Прудон, — «противоречит, таким образом, закону. И если сторонники этой системы утверждают, что они пользуются ею для объяснения законов, то они противоречат самим себе».
Если, далее, согласно этому мнению, например, приведение земли в культурное состояние «создаёт полную собственность на эту землю», то такое рассуждение — не что иное, как petitio principii. Фактически же верно лишь то, что здесь создана новая производительная способность материи. А требовалось доказать, что тем самым создано и право собственности на самоё материю. Самоё материю человек не создал. Даже те или иные производительные способности материи создаются человеком только при условии предварительного существования самой материи.
Критический Прудон делает из Гракха Бабёфа борца за свободу, у массового же Прудона Бабёф фигурирует как борец за равенство (partisan de l'egalite).
Критический Прудон, взявшийся за определение гонорара, причитающегося Гомеру за «Илиаду», говорит:
«Гонорар, который я выплачиваю Гомеру, должен равняться тому, что он мне даёт. Как определить стоимость того, что даёт нам Гомер?»
Критический Прудон слишком презрительно относится к политико-экономическим мелочам, чтобы знать, что стоимость предмета и то, что этот предмет даёт другому, — совершенно различные вещи. Действительный Прудон говорит:
«Гонорар поэта должен быть равен его продукту; какова же стоимость этого продукта?»
Действительный Прудон предполагает, что «Илиада» имеет бесконечно большую цену (или меновую стоимость, prix); критический же утверждает, что она имеет бесконечно большую стоимость. Действительный Прудон противопоставляет стоимость «Илиады», её стоимость в политико-экономическом смысле (valeur intrinseque), её меновой стоимости (valeur echangeable); критический же Прудон противопоставляет «внутренней стоимости» «Илиады», т. е. её ценности как поэмы, её «стоимость для обмена».
Действительный Прудон говорит:
«Материальное вознаграждение и талант не имеют общего мерила. В этом отношении положение всех производителей одинаково. Следовательно, всякое сравнение их между собой и всякая имущественная классификация невозможны» («Entre une recompense materielle et le talent il n'existe pas de commune mesure; sous ce rapport la condition de tous les producteurs est egale; consequemment toute comparaison entre eux et toute distinction de fortunes est impossible»). Критический же Прудон говорит:
«Относительное положение производителей одинаково. Талант не может быть материально взвешен… Всякое сравнение производителей между собой, всякое внешнее выделение их невозможны».
У критического Прудона
«человек науки должен себя чувствовать в обществе равным всем остальным, потому что его талант и его проницательность — только продукты общественной проницательности».
Действительный Прудон нигде не говорит о чувствах таланта. Он говорит, что талант должен спуститься до уровня общества. Он отнюдь не утверждает, что талантливый человек — только продукт общества. Он говорит, напротив:
«Талантливый человек содействовал тому, чтобы в себе самом выработать полезное орудие… В нём скрыты свободный работник и накопленный общественный капитал».
Критический Прудон продолжает:
«Он должен быть, кроме того, благодарен обществу за то, что оно освобождает его от других работ и даёт ему возможность отдаться науке».
Действительный Прудон нигде не прибегает к благодарности талантливого человека. Он говорит:
«Художник, учёный, поэт получают свою справедливую награду уже в одном том, что общество позволяет им отдаваться исключительно науке и искусству».
Наконец, критический Прудон совершает истинное чудо: он заставляет общество в 150 работников содержать «маршала», следовательно — и целую армию. У действительного Прудона этот самый «маршал» — не больше, как «кузнец» (marechal).
КРИТИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ № 4
«Если он» (Прудон) «хочет сохранить понятие заработной платы, если он хочет видеть в обществе учреждение, дающее нам работу и платящее нам за неё, то он тем менее вправе принимать время за меру вознаграждения, что несколько раньше он, следуя Гуго Гроцию, проводит ту мысль, что в отношении значимости предмета время безразлично».
Здесь перед нами единственный пункт, где критическая критика делает попытку разрешить свою задачу и доказать Прудону, что он, исходя из политико-экономической точки зрения, неправильно выступает против политической экономии. Но именно здесь критика и осрамилась поистине критическим образом.
Вместе с Гуго Гроцием Прудон развивает ту мысль, что давность не может служить основанием для превращения владения в собственность, одного «правового принципа» в другой, точно так же, как время не может превратить той истины, что сумма углов треугольника равняется двум прямым, в другую истину, что сумма эта равна трём прямым.
«Вам никогда не удастся добиться», — восклицает Прудон, — «чтобы время, которое само по себе ничего не создаёт, ничего не меняет, ничего не модифицирует, превратило человека, пользующегося какой-нибудь вещью, в собственника этой вещи».
Г-н Эдгар умозаключает: так как Прудон сказал, что время не может превратить один правовой принцип в другой, да и вообще не может само по себе изменить или модифицировать что бы то ни было, то он обнаруживает непоследовательность, делая рабочее время мерой политико-экономической стоимости продукта труда. Г-ну Эдгару помогло додуматься до этого критически-критического замечания то обстоятельство, что он перевёл слово «valeur»{19} словом «Geltung»{20} и таким образом получил возможность применять это слово в одном и том же смысле как там, где речь идёт о значимости правового принципа, так и там, где говорится о коммерческой стоимости продукта труда. Ему удалось это сделать благодаря отождествлению пустой продолжительности времени с заполненным рабочим временем. Если бы Прудон сказал, что время не может превратить муху в слона, то критическая критика могла бы с таким же правом вывести заключение: в таком случае он не вправе делать рабочее время мерой заработной платы.
