Впрочем, комитет этот уже начал свою реакционную деятельность, потребовав отменить назначенное на вчера (воскресенье) народное шествие к могиле мартовских жертв, так как это — демонстрация, а демонстрации вообще вредны.
Написано 5 июня 1848 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 6, 6 июня 1848 г.
Перевод с немецкого
ПРОГРАММЫ РАДИКАЛЬНО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ ВО ФРАНКФУРТЕ И ФРАНКФУРТСКОЙ ЛЕВОЙ
Кёльн, 6 июня. Вчера мы сообщили нашим читателям «Мотивированный манифест радикально-демократической партии в учредительном Национальном собрании во Франкфурте-на-Майне»[29]. В рубрике известий из Франкфурта вы найдете сегодня манифест левых. На первый взгляд оба манифеста различаются между собой разве только по форме, поскольку у радикально-демократической партии неумелый, а у левых опытный редактор. Однако при ближайшем рассмотрении обнаруживаются некоторые существенные пункты различия между обоими документами. Манифест радикальной партии требует Национального собрания, созванного на основе «выборов без ценза и путем прямой подачи голосов», манифест левых — собрания, созванного на основе «свободных всеобщих выборов». Свободные всеобщие выборы исключают ценз, но отнюдь не исключают косвенных выборов. И к чему вообще это неопределенное, двусмысленное выражение? И еще раз мы обнаруживаем эту большую расплывчатость и неопределенность требований левых в противоположность требованиям радикальной партии. Левая требует «исполнительной центральной власти, на определенный срок избираемой Национальным собранием и ответственной перед ним». Но она оставляет нерешенным вопрос, должна ли эта центральная власть избираться из среды Национального собрания, как того определенно требует манифест радикальной партии.
Манифест левых требует, наконец, немедленного установления, провозглашения и обеспечения основных прав германского народа против всех возможных покушений со стороны отдельных правительств. Манифест радикальной партии не довольствуется этим. Он заявляет:
«Собрание уже теперь должно объединить в себе все государственные власти всей страны и немедленно привести в действие различные виды власти и формы политической жизни, которые оно призвано установить, а также должно направлять внутреннюю и внешнюю политику всего государства».
Оба манифеста сходны в том, что они стремятся предоставить «выработку конституции Германии только лишь Национальному собранию» и исключают участие правительств в этом деле. Оба сходны в том, что они, «не в ущерб народным правам, которые должны быть провозглашены Национальным собранием», предоставляют отдельным государствам выбор государственного строя, будь то конституционная монархия или республика. Наконец, оба манифеста сходятся на том, что Германия должна быть превращена в союзное или федеративное государство.
Манифест радикальной партии отражает, по крайней мере, революционную природу Национального собрания. Он требует соответствующей революционной деятельности. Разве самое существование учредительного Национального собрания не служит доказательством того, что не существует больше никакой конституции? Но раз не существует больше никакой конституции, то не существует больше никакого правительства. А раз не существует никакого правительства, то Национальное собрание должно само управлять. Первым проявлением его деятельности должен был быть декрет из четырех слов: «Союзный сейм[30] распускается навсегда».
Учредительное Национальное собрание должно быть прежде всего активным, революционно-активным собранием. А Франкфуртское собрание занимается школьными упражнениями в парламентаризме и предоставляет правительствам действовать. Допустим, что этому ученому собору удалось бы после зрелого обсуждения выработать наилучший порядок дня и наилучшую конституцию. Какой толк будет от наилучшего порядка дня и от наилучшей конституции, если немецкие правительства в это время поставили уже штык в порядок дня?
Германское Национальное собрание, не говоря уже о том, что оно является результатом косвенных выборов, страдает специфически немецкой болезнью. Оно заседает во Франкфурте-на-Майне, а Франкфурт-на-Майне — это только идеальный центр, соответствовавший прежнему идеальному, т. е. только воображаемому, единству Германии. Франкфурт-на-Майне не является так же крупным городом с многочисленным революционным населением, которое стояло бы за Национальным собранием, частью защищая, частью толкая его вперед. Впервые в мировой истории учредительное собрание большого народа заседает в маленьком городе. Это — наследие прежнего развития Германии. В то время как французское и английское национальные собрания стояли на огнедышащей почве Парижа и Лондона, германское Национальное собрание должно было почитать себя счастливым, когда нашло нейтральную почву, на которой оно могло с полным спокойствием и невозмутимостью духа размышлять о наилучшем порядке дня и наилучшей конституции. И все же состояние Германии в тот момент давало ему возможность преодолеть крайне неблагоприятные условия своего существования. Национальное собрание должно было бы повсеместно диктаторски выступить против реакционных поползновений отживших правительств, и тогда оно завоевало бы себе такую силу в народном мнении, о которую сломались бы все штыки и приклады. Вместо этого оно допустило, что на его собственных глазах Майнц был отдан на произвол солдатни и немцы из других частей Германии стали жертвой злостных придирок франкфуртских филистеров{17}. Это Собрание утомляет немецкий народ скучными словами вместо того, чтобы увлечь его с собой или быть увлеченным им. Для него, правда, существует публика, которая порой еще взирает с добродушным юмором на забавные движения вновь воскресшего призрака рейхстага Священной Римской империи германской нации, но для Национального собрания не существует народа, который в жизни Собрания нашел бы отражение своей собственной жизни. Далекое от того, чтобы быть центральным органом революционного движения, Национальное собрание до сих пор не было даже его эхом.
Если Национальное собрание и выделит из своей среды центральную власть, то при настоящем его составе и после того, как оно упустило благоприятный момент, от такого временного правительства можно было бы ожидать мало утешительного. Если же оно не создаст никакой центральной власти то тем самым оно подпишет свою собственную отставку и при малейшем революционном дуновении рассеется во все стороны.
Программа левой, так же как программа радикальной партии, имеет ту заслугу, что она осознала эту необходимость. Обе программы заявляют вместе с Гейне:
«Ведь если обдумать вопрос хорошо, —
Император нам вовсе не нужен»
[31]
.
Трудность вопроса: «кто должен быть императором», наличие множества столь же солидных доводов как в пользу избираемого, так и в пользу наследственного императора вынудят и консервативное большинство Собрания разрубить гордиев узел, отказавшись от выборов какого бы то ни было императора.
Непонятно, каким образом так называемая радикально-демократическая партия могла провозгласить в качестве окончательного государственного устройства Германии федерацию конституционных монархий, карликовых княжеств и крошечных республик — составленное из столь разнородных элементов союзное государство с республиканским правительством во главе, — ибо ведь предлагаемый левыми центральный орган ничего другого собой не представляет.
Нет никаких сомнений, что вначале центральное правительство Германии, избранное Национальным собранием, должно возникнуть наряду с фактически еще существующими правительствами. Но с его возникновением начинается уже его борьба с отдельными правительствами, и в этой борьбе либо общее правительство погибнет вместе с единством Германии, либо исчезнут отдельные правительства вместе с их конституционными государями или карликовыми республиками.
