Поэтому религиозную гипотезу следует рассматривать только как особый метод объяснения видимых явлений вселенной; но ни один здраво рассуждающий человек не решится, основываясь на ней, вывести хоть какой-нибудь факт и изменить что-либо в явлениях или же прибавить к ним хоть какую-нибудь частность. Если вы думаете, что видимые явления служат доказательством некоторых причин, то вы можете заключить о существовании последних. По отношению к таким сложным и утонченным предметам каждый должен пользоваться свободой предположений и доказательств. Но на этом и надо остановиться; если вы пойдете назад и, исходя из выведенных вами причин, заключите, что в природе существовал или будет существовать какой-нибудь другой факт, способный служить более нолным проявлением известных атрибутов, я должен буду заметить вам, что вы отступили от метода рассуждения, подобающего настоящему предмету, и, несомненно, прибавили к атрибутам причины нечто кроме того, что проявляется в действии,—иначе вы не могли бы с достаточным основанием или правильно прибавить нечто к действию, чтобы сделать его более достойным причины.

Итак, в чем же одиозность той доктрины, которую я преподаю в своей школе или, вернее, исследую в своих садах? ⁷² Что же во всем этом вопросе такого, что хоть в малой мере грозило бы целостности нравственности или общественному миру и порядку?

Вы говорите, что я отрицаю провидёние и верховного правителя мира, руководящего течением событий, наказывающего злых бесчестием и неудачами и награждающего добродетельных почетом и удачей во всех их предприятиях. Но ведь я не отрицаю самого порядка событий, открытого исследованию и рассмотрению каждого. Я признаю, что при нынешнем порядке вещей добродетель сопровождается большим душевным спокойствием, чем порок, и встречает более радушный прием в мире. Я сознаю, что, согласно прошлому опыту человечества, дружба является главной радостью в человеческой жизни, а умеренность — единственным источником спокойствия и счастья. Я никогда не колеблюсь между добродетельным и порочным образом жизни и знаю, что для человека с хорошим« наклонностями все преимущества находятся на стороне первого. Но разве вы можете сказать нечто большее, даже если допустить все ваши предположения и рассуждения? Правда, вы говорите мне, что этот порядок вещей порожден разумом и намерением. Но чем бы он ни был порожден, сам этот порядок, от которого зависит наше счастье или несчастье, а следовательно, и наше поведение в жизни, остается одинаковым. Как вы, так и я можем регулировать свое поведение с помощью прошлого опыта; а если вы утверждаете, что при допущении во вселенной божественного провидения и высшего, воздающего правосудия я должен ждать особой награды для добрых и особого наказания для злых сверх обычного течения явлений, то я здесь нахожу ту же ошибку, которую и раньше стремился открыть. Вы продолжаете воображать, что если мы допустим существование Божества, которое вы столь усердно защищаете, то вы свободно можете выводить из него следствия и прибавлять кое-что к известному нам из опыта порядку природы, исходя из атрибутов, которые вы приписываете своим Богам. Вы как будто забываете, что все ваши заключения об этом предмете можно вести только от действий к причинам и что всякий аргумент, идущий от причин к действиям, необходимо является грубым софизмом, коль скоро вы можете знать о причине лишь то, что вы не вывели предварительно, а полностью нашли в действии.

Но что должен думать философ о тех самонадеянных мудрецах, которые, вместо того чтобы считать нынешний порядок вещей единственным объектом своего рассмотрения, так изменяют весь порядок природы, что считают эту жизнь только переходной ступенью к чему-то дальнейшему, вратами, ведущими к более высокому и совершенно иному зданию, прологом, только вводящим в пьесу и сообщающим ей больше прелести и смысла? Откуда, думаете вы, могут такие философы взять свою идею о Богах? Конечно, из своего собственного воображения, из своей фантазии. Ведь если бы они взяли ее из имеющихся налицо явлений, она никогда не указывала бы на что-нибудь иное, а должна была бы в точности соответствовать им. Что Божество может обладать атрибутами, проявления которых мы никогда не наблюдали, может руководствоваться в своих действиях такими принципами, осуществления которых мы не в состоянии заметить,—все это легко можно допустить, но остается простой возможностью и гипотезой. Мы лишь постольку имеем право заключать об известных атрибутах Божества или принципах его поступков, поскольку знаем их проявление и осуществление.

Существуют ли в мире признаки осуществляющего воздаяния правосудия? Если вы ответите утвердительно, я выведу отсюда, что коль скоро правосудие проявляется во вселенной, значит, оно осуществлено. Если ваш ответ будет отрицательным, я заключу, что вы, стало быть, не имеете права приписывать Богам правосудие в нашем смысле этого слова. Если вы придерживаетесь середины между утверждением и отрицанием, говоря, что правосудие Богов проявляется в настоящее время отчасти, но не во всем своем объеме, я отвечу, что вы не имеете основания приписывать ему какой-либо иной объем, кроме того, в каком, насколько вы это можете наблюдать, оно проявляется в настоящее время.

Таким образом, о афиняне, я быстро привожу к концу свой спор с противниками. Порядок природы открыт и моему, и их наблюдению; известное нам из опыта течение событий является великим мерилом, с помощью которого все мы регулируем свое поведение. Ни на что иное не можем мы сослаться ни на поле сражения, ни в сенате; ни о чем ином нам не следует говорить ни в школе, ни дома. Напрасно стал бы наш ограниченный ум стремиться к тому, чтобы преодолеть эти пределы, слишком узкие для нашего избалованного воображения. Если мы, исходя из порядка природы, заключаем о существовании особой разумной причины, которая впервые ввела во вселенную порядок и продолжает поддерживать его, мы прибегаем к принципу и недостоверному и бесполезному. Он недостоверен, ибо предмет его находится совершенно вне сферы человеческого опыта; он бесполезен, ибо, если наше знание об этой причине заимствуется исключительно из порядка природы, мы не можем, согласуясь с правилами здравого рассудка, извлечь из причины какое-нибудь новое заключение или, прибавив что-либо к общему, известному нам из опыта порядку природы, установить какие-либо новые правила образа действий и поведения.

Я замечаю (сказал я, видя, что он кончил свою речь), что вы не пренебрегаете искусством древних демагогов: вы сделали меня представителем народа и стараетесь приобрести мое расположение, защищая те принципы, к которым, как вам известно, я всегда выражал особую привязанность. Но, позволив вам считать опыт единственным мерилом наших суждений о данном вопросе, а также о всех других вопросах, касающихся фактов (что, мне кажется, и следует делать), я, однако, не сомневаюсь в том, что исходя из того самого опыта, на который вы ссылаетесь, можно опровергнуть то рассуждение, которое вы вложили в уста Эпикура. Если бы вы увидели, например, наполовину оконченное здание, окруженное кучами кирпича, камня и известки и всякими инструментами, которыми пользуются каменщики, разве вы не могли бы заключить из действия, что оно продукт намерения и плана? И разве вы не могли бы, исходя, наоборот, из выведенной вами причины, заключить о новых добавлениях к действию, о том, что строение скоро будет вполне закончено и снабжено всеми дальнейшими усовершенствованиями, которые может дать ему искусство? Если бы вы увидели на морском берегу отпечаток одной человеческой ноги, вы бы заключили отсюда, что здесь проходил человек и что он оставил также следы другой ноги, хотя последние и уничтожены намытым песком или нахлынувшей водой. Отчего же вы отказываетесь допустить тот же способ заключения по отношению к порядку природы? Рассматривайте мир и нынешнюю жизнь как недоконченное здание, на основании которого вы можете заключить о существовании высшего разума; отчего же исходя из этого высшего разума, который не может оставить ничто несовершенным, не вывести заключения о более законченной схеме или плане, который будет завершен в отдаленном пространстве или же далеком будущем? Разве эти способы заключения не вполне тождественны? И на каком основании можете вы признавать один из них, отвергая другой?