Поэтому выстраивать систему «два тоталитаризма — одна демократия» просто не имеет смысла. Можно говорить о трёх тоталитаризмах, но в этом случае слово «тоталитаризм» кардинально меняет смысл. Оно обозначает не доктрины, а состояние идеологического пространства в целом, которое возникло в ХХ веке.
Сегодня подлинный генезис тоталитаризма перестаёт быть тайной за семью печатями. Вопреки мнению К. Поппера, писавшего о «закрытости традиционных обществ», тоталитаризм — продукт либеральной культуры Нового времени. Сегодня это совершенно очевидно.
Говоря о разных видах расизма и особенно о национал-расизме, под знаменем которого была развязана Вторая мировая война, нельзя обойти вниманием и понятие «фашизм», которое в последние десятилетия приобрело расширительное значение.
Небольшое эссе Б. Муссолини «Доктрина фашизма»[59] («La dottrina del fascismo») впервые было опубликовано в 1932 году в 14-м томе Итальянской энциклопедии наук, литературы и искусств как предисловие к статье «Fascismo» («Фашизм»). Эти идеи были взяты в качестве идеологического основания диктатуры Б. Муссолини. Но после Второй мировой войны понятие «фашизм», помимо идеологии Б. Муссолини и его последователей, стало обозначать также и все виды расизма, а потом и любую экстремистскую идеологию.
Вместе с тем разница между двумя явлениями очевидна. Фашизм в его узком понимании (Б. Муссолини, С. Салазар, Ф. Франко и др.) — это культ государства-корпорации, которое утверждает право на неограниченное насилие, осуществляет террор и нередко возрождает такое явление, как цезаризм. Тогда как исторический расизм и нацизм, имея в распоряжении примерно тот же самый властный инструментарий, вместе с ним используют и миф превосходства, идею высших и низших рас, культур, цивилизаций.
Второе, расширительное значение слова «фашизм» стало общеупотребительным; оно очень часто встречается в публицистике и политической риторике, что нередко ведёт к путанице в определениях. Размывание понятий «фашизм» и «нацизм» является опасной тенденцией. Возможность называть фашизмом почти всё, что вызывает негативное отношение (хотя чаще всего и справедливое), в итоге ведёт к забвению реального исторического явления и создаёт опасность его рецидивов, также как и рецидивов нацизма и неонацизма (национал-расизма), которые имели место в последние годы.
Слово «нацизм» сегодня звучит всё чаще, но удручает отсутствие в поле публичной полемики методологически чёткого подхода к этому явлению. Путаница вызвана множеством стереотипов, сопровождающих тему фашизма, благодаря которым обыватель систематически вводится в заблуждение.
Любой разговор о нацизме нужно начинать с двух исходных посылок.
Эта идеология основана на мифе превосходства, то есть на том или ином обосновании градации «человеческого материала». Это ценностное априори нацизма и расизма в целом. Оно может иметь разные формы. Ошибочна и кощунственна точка зрения, которая оставляет в концептуальном поле фашизма только одну его разновидность — национал-расизм, он же «нацизм», вынося за скобки культур-расизм, социал-расизм, идею цивилизационного или религиозного превосходства.
Нацизм и национализм не тождественны. Национализм — это стремление отгородиться от Другого, носителя иной идентичности. Этот мотив присутствует в том числе и в национально-освободительных движениях. Нацизм — это стремление подчинить или уничтожить носителей чужой идентичности или насильно изменить их идентичность. На Западе Украины есть немало желающих мирно «развестись» с Донбассом, эти люди националисты. Но официальная идеология Киева — не националистическая, а именно нацистская, поэтому ВСУ обстреливают мирные кварталы Донецка и Горловки.
Цель нацизма — захват территории и жизненных ресурсов. Чтобы оправдать это, как раз и создаются теории «превосходства», основанные, между прочим, на данных антропологии и положённые в основу так называемой евгеники. Это заставляет характеризовать расизм и нацизм как продукт эпохи модерна. И. Валлерстайн писал о существовании «классово-этнической низшей страты» в мировой системе разделения труда и о том, что этнический фактор маскирует подлинные истоки социального неравенства. Впрочем, о нациях-буржуа и нациях-пролетариях писали в ХХ веке и марксисты. Сам термин «классово-этническая» говорит о том, что классовое и национальное угнетение — это две стороны одного процесса.
Корни нацизма уходят в практику колониализма, что также связано со спецификой Нового времени. Лишь спустя время эта практика была формально осуждена. Но раньше, когда дело касалось бушменов, конголезцев или китайцев, еврообыватель вообще ни о чём подобном не задумывался. Мечтая о колониях «от Вислы и до Волги», Германия надеялась сделать поляков и русских европейскими рабами. И поначалу эта идея не вызвала осуждения: в гитлеровской агрессии участвовало более 20 стран, в основном европейских.
В силу идеологического родства нацизма (шире — расизма) и либерального капитализма либеральные политики и медиа редко критикуют фашизм по существу, с учётом его идеологической и социально-экономической базы, они склонны описывать нацистов как социальных маргиналов, распоясавшуюся шпану и обращать внимание на внешние признаки и символику. Между тем в мировой левой мысли стало нормой определение нацизма как «негативной легитимации» гегемонии либерального капитализма. В качестве иллюстрации можно взять точку зрения Сароя Гири из Университета Дели, который указывал на программную антиэгалитарность фашистской платформы. Кстати, критики коммунизма в своё время действовали именно по этой схеме. Они указывали на ГУЛАГ и красный террор, а не только на генезис марксистских идей. Если мы хотим сохранить последовательность и непредвзятость, необходимо задействовать тот же самый принцип.
Иногда встречается утверждение о том, что разговор о «бремени белого человека» и культур-шовинизме якобы нельзя сравнивать с расовыми теориями. Это, конечно, глубоко ошибочная позиция. Сравнивать не только можно, но и необходимо. Ведь узнику фильтрационного лагеря и жертве зачистки всё равно, во имя чего их ликвидируют: во имя расовой чистоты или во имя стандартов «передовой цивилизации». Для бенефициаров процесса как расовый, так и культурный аргумент — это способ легитимации насилия. Кроме того, оппозиция «культурное — этническое» в рамках колониальной политики вообще довольно эфемерна. Этнические и культурные границы всегда подвижны. И. Валлерстайн утверждает, что в период спада и сжатия мировой экономики целые народы выталкиваются из неё как этнически неполноценные, а в период роста и экспансии часть их «впускают» назад. В военно-политических целях Гитлер, например, вынужден был причислить японцев к «арийской расе» — союзников всё-таки полагалось любить вопреки всем данным антропологии. Само понимание этничности в либеральной системе предстаёт как продукт культурного конструирования.
Здесь применимо понятие «внутренняя колонизация», указывающее на мостик между социальной и колониальной политикой капитала.
Не всегда, но часто бытие определяет сознание. Расистские теории породила англосаксонская колониальная практика. Уильям Петти ещё в 1676 году написал «Лестницу творения» — о неравенстве рас и «различии в строении ума европейца и африканца». Аналогичное по духу сочинение под названием «Орангутанг, или Анатомия пигмея» вышло в 1708 году из-под пера Уильяма Тайсона. Герберт Спенсер написал в целях оправдания колонизации свою «Социальную статистику» (1850). Колонизация в ней оправдывается провиденциальными соображениями: «Силы, трудящиеся над осуществлением великой схемы совершенного счастья, не принимают во внимание отдельные случаи страдания и уничтожают ту часть человечества, которая стоит на их пути». Немец Фридрих Ратцель в книге «Политическая география» (1897), исполненной в «лучших» британских традициях, причислил евреев, цыган и южноафриканцев к кочевым народам, которые не могут «предъявить такие же права на жизнь», как права европейских «растущих народов». И это за 30 лет до Гитлера. Неудивительно, что Гитлер в своих сочинениях и речах провозгласил: «Мы начинаем там, где остановились шесть столетий назад. Мы покончим с вечным германским устремлением на юг и запад Европы и устремляем свой взгляд в сторону земель на востоке…Но когда мы говорим сегодня о новых землях в Европе, мы можем иметь в виду прежде всего Россию и подчинённые ей пограничные государства». Это было логичным и последовательным развитием идеологии западного колониального капитализма — магистральной идеологии модерна.
