– Или хочешь, чтобы я отрезал тебе башку? – издевательски спросил парня.

Совсем недавно ВВАС запретил носить прическу «афро», так как считал, что она символизирует солидарность со студентами, выступающими против режима. Солдаты сержанта Тачо, увлекающиеся кабикалой,[7] следовали очень строго этому приказу, отрубая головы нарушителям. Парень знал об этом. Поэтому он напряг все свои силы, чтобы не орать, несмотря на нестерпимую боль. Тачо вырвал еще клок волос, но это требовало усилий. Тогда он вооружился палкой, стоящей у стены, и, злобно усмехаясь, сказал:

– Сейчас я тебе приглажу волосы!

Несчастный попытался уклониться от удара, но солдат схватил его и заставил встать на колени. И тут Тачо отвел свою душу. Ничто не нарушало тишину, кроме омерзительных ударов палки о черен несчастного. После четвертого удара юноша потерял сознание, упал, кровь текла по его лицу, а сержант с остервенением наносил и наносил удары. Зазвонил телефон. Тачо прекратил избиение, снял трубку. Выражение лица мгновенно изменилось, и он сказал почти сладким голосом:

– Я скоро приеду. У меня сегодня не слишком много работы.

Повесил трубку, повеселел при мысли об удовольствии, которое доставит ему его маленькая проститутка из племени годжаме, пользующаяся его благосклонностью. Можно быть палачом, оставаясь при этом мужчиной. Он нанес еще несколько ударов по голове истекающего кровью и потерявшего сознание студента. С трудом оторвал у него ухо. Остановился. Остальные трое замерли от ужаса.

– Они готовы заплатить штраф? – обратился сержант к солдату.

– Да, шеф. Но девушка – эритрейка.

– А! – Сержант теребил ус.

Штраф за нарушение комендантского часа составлял тридцать долларов. Но только не для эритрейцев, которых ВВАС ненавидел из-за стремления этой провинции к отделению от Эфиопии. Тачо пристально посмотрел на девушку, позеленевшую от ужаса.

– Ты задержишься здесь на некоторое время, – сладким голосом произнес сержант. – Это научит тебя смотреть на часы.

– Но мои родители... – робко начала было девушка. Тачо развернулся и со всей силой ударил ее по щеке. Девушка отлетела на метр.

– Сука, тебя следовало бы расстрелять. И от тебя воняет к тому же.

И действительно, от страха у нее перестали работать сфинктеры, и моча лилась по ее ногам.

– Эту отвезите в Сандафу, – приказал он солдату.

В Сандафе находился лагерь военной полиции. Там ее смогут насиловать сколько влезет в течение нескольких недель. А там посмотрят по состоянию: отпустят на все четыре стороны или пустят пулю в лоб. Не имеет никакого значения. Для Тачо и его банды человеческая жизнь стоила не больше, чем жизнь кролика...

Тачо вышел, хлопнув дверью, сел в свой «мерседес».

В зловещей тишине взревел двигатель, машина отъехала. Даже в Эфиопии, стране, где жестокость была почти естественной, зловещая личность Тачо вызывала уважительный страх.

Тачо принадлежал к племени кочевников данакиль, обитавших на севере страны. Их считали дикарями. Так оно и было на самом деле. С детства мальчика-данакили учили идти, не сворачивая с пути, даже когда в него швыряли камнями. Затем он очень легко усвоил данакильский обычай, согласно которому мужчина, желающий жениться на богатой женщине, должен носить на шее ожерелье из засушенных мужских яичек. Проблема была лишь в том, чтобы яички отрезали у человека еще при жизни... Поэтому любая драка у данакили заканчивалась отрезанием у побежденных половых органов, чтобы победитель обеспечил себе успех в жизни.

Манур Тачо набрал себе очень богатое ожерелье ко времени призыва в армию негуса.

Образование у него было нулевое, но это не мешало его продвижению по службе. Он сразу выделился своими «режущими» способностями во время подавления волнений эритрейцев и был произведен в капралы. Несмотря на эти ценные качества, возможно, он так бы и остался до конца своих дней в этом низком звании, но помог военный переворот. Когда понадобилось направить представителя в ВВАС, его товарищи с радостью избавились от него. Манура Тачо произвели в сержанты, он стал одним из ста членов всемогущего ВВАС, управляющего страной. Благодаря своим естественным склонностям, Тачо стал специализироваться на репрессивных операциях. У него не было никакого официального поста, но он сколотил отряд из самых жестоких, беспощадных солдат племени галла из Четвертой дивизии. На их счету было уже несколько сот убитых. Его врагом был или мог стать любой политический противник режима, выявленный Специальным отделом Министерства внутренних дел. У Тачо был один аргумент в борьбе против несогласных – тяжелый пулемет. Днем и ночью по городу разъезжали его «лендроверы», вооруженные пулеметами-"пятидесятками". Обслуживающие их солдаты скрывали лица под масками, чтобы не быть узнанными, сеяли ужас на улицах Аддис-Абебы. По сути дела, Тачо решал, жить или умереть жителям Аддис-Абебы. И он не отказывал себе в удовольствии уничтожать их, особенно сильно он ненавидел приверженцев старого режима. Таких, как принцесса Чевайе.

Он ужасно сокрушался, что не заполучил ее тепленькой, полной жизни, чтобы допросить. С чувством, что его обокрали, Тачо припарковал машину напротив отеля «Теджи» и пошел пешком по пустынной улице. Чевайе была мертва, но остался след. Он был уверен, что иностранец, который был с ней, приехал в Аддис-Абебу не для этой прогулки. За этим скрывалось что-то другое, и он, сержант Тачо, докопается до истины.