Нолан беспечно рассмеялся.

– А что, если я и есть доверенное лицо Берра, Шан? Это бы тебя удивило? – спросил он.

Она была бы разочарована и разгневана, но вряд ли удивлена. Последнее время ее уже ничто не удивляет – что бы этот негодяй ни сказал и ни сделал. Правда, ее злило, что Нолан взял себе за правило называть ее уменьшительным именем, как будто они с ним закадычные друзья детства. И ее ужасно бесило, что он постоянно увиливает от ответа на любой вопрос.

– Ты хоть раз в своей жизни ответил прямо на поставленный вопрос? – спросила она.

Нолан тут же переменил тему беседы. Он не собирался выдавать ей свою тайну. Если Шандра узнает о его истинных целях, для нее это будет потрясением, так что пусть пребывает в блаженном неведении. Нолану нравилось злить вспыльчивую нимфу. Знай она, чем он занимается на самом деле, ему бы не поздоровилось.

– Я убедил доктора Сибли, что мы торгуем с индейскими племенами всякими безделушками, кухонной утварью и меховыми одеялами. Я набрал полные тюки этих товаров. Чтобы беспрепятственно пересечь земли, принадлежащие племенам, и заняться отловом мустангов, мы должны прикинуться торговцами и посланцами доброй воли. И ты, так же как и я, заинтересована в установлении мирных отношений с индейцами. Я заверил доктора Сибли, что мы никому не причиним вреда и сразу же вернемся, как только соберем достаточно диких лошадей на продажу.

Шандра сникла. Она совсем забыла, как важно установить дружбу с племенами: ведь им придется останавливаться в индейских поселках, прежде чем отправиться в неизведанные земли охотников. Отец как-то рассказывал о своих встречах с индейцами. Но все эти ритуалы мира и дружбы займут много времени, и все это время она будет вынуждена притворяться, что безумно любит Нолана. Шандра уже начинала сомневаться, стоят ли сокровища такой жертвы с ее стороны. Пошла вторая неделя, как она путешествует, ест и спит рядом с Ноланом, невольно восхищаясь его ловкостью и грациозными, как у пантеры, движениями.

Бывали минуты, когда Шандре почти нравился этот сорвиголова. Правда, она тут же напоминала себе, что у Нолана нет ни чести, ни совести, что он предаст ее в любую минуту. Нельзя полагаться на человека, который не заслуживает доверия.

Мысли об отце или усталость порой делали ее настолько слабой, что ей хотелось почувствовать себя в крепких мужских объятиях. Она готова была отдать все на свете, только чтобы прислониться к сильному плечу и поплакать. Но Шандра поклялась себе, что ни за что не будет плакать на плече у Нолана и никогда не поставит себя в зависимость от него. Он никогда не станет для нее больше чем проводником и авантюристом, который завладел ее половинкой карты.

Однако предательская память постоянно возвращала ее к их поцелуям и ласкам. И ей становилось все сложнее ненавидеть этого человека. Нолан не предпринял ни одной попытки соблазнить ее, с тех пор как они переправились через Миссисипи. Он вел себя с ней несколько отстраненно, но подчеркнуто вежливо. Иногда он подтрунивал над ее неопытностью в общении с мужчинами, но ни разу не нарушил их соглашения.

С ним Шандра чувствовала себя в безопасности, но ее гордость была уязвлена. Нолан держался от нее на почтительном расстоянии, и почему-то ее больно задевало его безразличие. Ну что это, как не безумие? Во всем виновато ее женское тщеславие, решила она. Ей не нужно его внимание, ей нравится отказывать ему, когда он посягает на ее неприкосновенность.

– Теперь что касается нас с тобой, – продолжал Нолан. – Мы познакомились в Натчезе во время моего последнего приезда туда и влюбились друг в друга без памяти. Ты заявила, что не вынесешь разлуки, и вызвалась поехать со мной на запад. Несмотря на все свои тревоги по поводу твоей безопасности, я согласился взять тебя с собой…

Голос его замер, потому что в это мгновение мокрая голова Шандры высунулась из-за ширмы. При виде ее мраморной кожи в капельках воды мысли Нолана резко поменяли направление. Он старался вести себя как образцовый джентльмен всю прошедшую неделю, но его самообладание тоже имеет границы. Бывали ночи, когда ему нестерпимо хотелось быть с женщиной, однако он и пальцем не тронул обворожительную плутовку. Одному Богу известно, как ему хотелось заключить ее в свои объятия, но он скорее отрубит себе руку, чем признается в этом голубоглазой фее.

– Надеюсь, я достойна той немеркнущей любви, о которой ты поведал доктору Сибли, – хмыкнула Шандра, вытираясь полотенцем. – Не уверена, что мне удастся изобразить влюбленную супругу, поскольку я никогда раньше не была влюблена. Как ведут себя влюбленные?

Нолан стремительно шагнул к ней, и Шандра торопливо завернулась в полотенце. Ширма не внушала ей чувства защищенности. Сверкающие зеленые глаза обжигали ее обнаженные плечи. Нолан и не старался скрыть свое восхищение.

– Иди ко мне, Шан, и я покажу тебе, как ведут себя влюбленные. – Его голос напомнил ей мурлыканье пантеры. Это было так не похоже на его командный тон, которым он обычно с ней разговаривал. – Возможно, мы с тобой оба ни разу не были по-настоящему влюблены, но сумеем притвориться влюбленными.

Словно под гипнозом, Шандра вышла из-за ширмы. Пальцы ее вцепились в край полотенца, закрывавшего ее грудь. Нолан никогда прежде не использовал все свое обаяние… до сегодняшнего дня. Внезапно она поняла, что у него в запасе полно соблазнительных приемов. Теперь ясно, почему Нолан слывет сердцеедом. Когда он в соответствующем настроении, сопротивляться ему бесполезно. Она вскинула на него глаза, завороженная его теплой нежной улыбкой, от которой на щеках у него заиграли ямочки, а в зеленых озерах, окаймленных черными густыми ресницами, засверкали искорки.

– Если бы ты была в меня влюблена, то я постоянно ловил бы на себе твой обожающий взгляд, – пробормотал он, запуская пальцы в ее огненно-рыжие волосы. – И когда я целовал бы тебя, ты бы таяла в моих объятиях, даря мне свою любовь. – Его губы почти касались ее губ, и Шандре снова захотелось ощутить запретный вкус его поцелуев. Нолан обнял ее, и она, трепеща, прижалась к знакомым изгибам его мускулистого тела. – Мы жили бы душа в душу, разделяя мысли и чувства. Мы были бы счастливы просто оттого, что мы вместе, и никакие беды были бы нам не страшны…