Три дня спустя она сказала мне, что переезжает в женское общежитие, что собирается прекратить отношения со мной, что беременна…
– Все равно это случится, – обыденным голосом произнесла она, – потому что когда начнутся схватки, мне придется переселиться к женщинам, ребенок появится там.
– Но у нас же есть еще столько месяцев времени! – заметил я.
Беременность еще практически не отразилась на ее фигуре.
– И все равно, между нами все кончено, – настаивала она.
Спокойное лицо, пустые глаза, через которые можно смотреть сквозь нее.
Я попытался добиться ответа:
– Почему?
– Потому что.
– И все же?
– Я так хочу.
Я еле сдержался, чтобы не спросить: «И чего же ты хочешь?» Но это звучало совсем уже глупо, даже учитывая мое эмоциональное состояние. Я сел. Наверное, мы находились в общежитии. Должно быть, там. Не могу вспомнить точно.
– Ты должен признать, – проговорила она немного мягче, – что вел себя практически как ригидист.
Я слышал такие слова от нескольких людей, обычно как насмешку, как камень, брошенный в мой огород, который выявлял мое самосознание или эго – еще один архаический термин, но настолько сложный, что я не могу заменить его никаким словом. То же самое происходило, когда я принял на себя обязанности дипломата и стал в глазах других наций «начальником» Алса. Оскорбления от других людей, например от Лихновски, меня не волновали, я отвечал им тем же, но слышать такое от Турьи было больно. Просто непереносимо.
– Я потерял голову, – признал я. – Ты права в своем желании прекратить наши отношения. Но тебе не обязательно переезжать в женское общежитие, если ты не против остаться здесь.
– Сейчас я хочу быть с женщинами. Я подружилась с Зорис.
Стыдно сказать, но я почувствовал укол в глубине души, отвращение к такому легкому переносу привязанности, но я подавил его.
Странное такое ощущение внутри, как будто сдерживаешь рвотные позывы.
– Это объясняет твой интерес к Лукрецию, – сказал я уже тверже.
Она только кивнула в ответ. Потом вытащила из сумки листы, те самые, и отдала мне. Страница, лежавшая сверху, содержала следующее:
Как прекрасно, когда ветер нагоняет огромные волны на великом море, смотреть, как кто-то другой борется со стихией, пытаясь удержать на плаву лодку; и не потому, что нам доставляет удовольствие видеть трудности другого человека, но потому, что замечательно осознавать свое избавление от подобного несчастья. Как прекрасно наблюдать за великой битвой, разворачивающейся в полях, когда сам находишься в безопасности.
Я сохранил отрывок в блокноте.
Три дня, или даже больше, я не выходил из свирепого настроения. Задирал людей, прохожие, замечавшие беспочвенность моего гнева, объединялись с пострадавшим и избивали меня. Но, оглядываясь назад, могу сказать, что именно такого наказания я, наверное, и добивался. В одной из стычек мне сломали шейный позвонок, который привел меня в больницу. Слава богу, Лихновски в тот момент спал, не то он точно начал бы издеваться, и я наверняка убил бы его.
Но речь не о том. Именно тогда, когда отношения с Турьей двигались к завершению, к нам с дипломатической миссией прибыла Рода Титус с охраной из шести человек. Именно тогда Сенар впервые объявил свои претензии на Алс. В начале переговоров с послами я был счастлив с Турьей, в конце – с ума сходил из-за ее отсутствия. История выявила истинные намерения сенарцев, посольство стало прикрытием для подготовки рейда.
Я предвидел – это как раз входит в обязанности лидера, – что дипломатическая миссия не будет иметь успеха в Алсе, поэтому начал строить планы и готовить войска к нападению на эту страну, пока шли переговоры. Но по политическим соображениям все же полностью поддержал посольство. Я собрал военный совет для обсуждения лучшего плана действий, заседание транслировали все телекомпании на побережье. Мы решили, что Алс на самом деле представляет собой матриархат, несмотря на то, что сильно напоминает анархию, и поэтому лучше послать к ним женщину. Но, как отметил мой секретарь, было бы сумасшествием послать ее в такое место одну – истории об алсианской сексуальной аморальности ужасали. Мы выделили послу почетную охрану.
Рода Блосом Титус исполняла обязанности президента Женской лиги Сенара, организации, которую она же и основала во время путешествия. Я сам разговаривал с ней после того, как стал командующим, и она убедила меня – прямо, без всяких уверток и лести, к которым склонны женщины, – что больше всего заботилась о единстве и счастье нашей нации. Рода не стала вступать в ряды Женской армии, хотя и сказала, что будет счастлива публично присягнуть мне. В конце концов я убедился в ее преданности Сенару.
Она официально приняла предложение стать послом. На последующей конференции я объяснил Титус, что не питаю надежд на успех ее миссии, что ее первостепенной задачей станет выяснение местоположения пленников. Наши лучшие люди готовились атаковать, освободить детей и вернуться в Сенар. За подготовку группы захвата отвечал Жан-Пьер.
Рода Титус прибыла на своем шаттле с невероятной помпой. В аппарате находились она сама, небольшая группа личных слуг и секретарей, сплошь военных; с ними же, на других шаттлах, прилетели люди в синей форме и масках, закрывавших глаза и делавших их мало похожими на людей. Каждый носил короткий церемониальный меч, так крепко приделанный к костюму между лопаток, что я удивился, как же они вытаскивают оружие в пылу борьбы. И каждый демонстрировал иглопистолет, который воины постоянно вертели в руках.
Они промаршировали по трапу вниз и, выстроившись в два ряда, застыли, как деревья, пока Рода Титус проходила между ними. На ее лице сияла улыбка, которая является отличительной чертой высшей касты сенарцев.
Предварительно со мной связались и известили о прибытии посла – сенарцы хотели вести переговоры именно со мной, так что им повезло, что на данное задание компьютер не выбрал кого-то другого, – поэтому я ожидал ее. Наверное, Рода Титус искала глазами толпу встречающих или хотя бы небольшую группу дипломатов, но увидела только меня. Это моя работа, кто еще станет ее выполнять? На самом деле – как смешно бы вам это ни показалось – я с нетерпением ожидал переговоров, потому что дипломатические обязанности не представляли особой трудности и успели мне наскучить.