Ирий… Это место овеяно легендами. Человеческие фантазеры, убежденно твердили, что здесь текут кисельные реки, что с небес сыплется манна, что мертвые здесь встречают живых…

Однако на деле все выглядит совершенно иначе.

Здесь и впрямь есть реки и небеса, горы, даже поляна с папоротником, который независимо от времени года (а здесь этого разделения нет), светится миллионами блуждающий огоньков в ночи.

Здесь цветут (точнее цвели) самые необычные и прекрасные цветы — их словно кто-то нарочно посыпал крошкой драгоценных камней. А сколько радуг в одночасье появлялось над озером, где высится черная башня! Да и строение это не было никогда таким страшным, как сейчас. Когда-то очень давно вокруг частично разрушенного замка плавало несчетное количество кувшинок. По темным стенам вверх тянулся вьюнок, распускающий в темное время суток голубые колокольчик, распространяющие сладкий запах.

Птицы ворковали, соловьи пели новые песни и не редко звучали старые, те, древнее которых не сыщешь. В небесах, ныряя и прячась в облаках, летали игривые ирийцы, а опускаясь на твердую землю, обращались в людей… счастливых людей.

Но в один момент все это исчезло. Радужный мир утратил краски, а врата рая заперлись изнутри, оставив прекрасный, чистый душой пернатый народ в заточении. Так должно было быть. К такому решению пришел владарь и спорить с ним никто не посмел, да и не хотел — птицы слишком уж боялись и ненавидели людей, хорошо изучив тех за долгие несколько веков соседства. Только смелые и отчаянные вылетали за границу, разведывая, не изменился ли людской мир. К сожалению, он менялся не в лучшую сторону…

Существа по обе грани возведенной стены в равной степени оказались в западне: птицы в человеческом мире утратили способность обращаться и говорить с людьми, а те, что живут в Ирие — пребывали в вечной печали за семью печатями. Страх и разочарование породили ужасную атмосферу в птичьем краю: здесь то и дело шли дожди, ирийцы прятались, и в то время как люди плодились и размножались, в райском месте почти не было слышно детского плача — птенцы были желанной редкостью.

Однако новый день многим показался началом светлого будущего. Обитатели Ирия получили небольшую надежду, когда темно-грязные, фиолетовые и серые тучи разошлись, пропуская солнце, которого здесь ждали сотни лет.

Прорываясь сквозь границы и выставленные стены, в Ирий, неведомо из какого мира, прилетел ветер. Не ураган. А скорее ветер перемен к лучшему. Он пронесся над спокойной гладью бескрайнего озера, всколыхнув его воды, разметал тучи, подул на них, прогоняя, очищая небо. Здешние люди-птицы и позабыли, какое оно — синее чистое небо. Когда лучики ласкового солнца пробрались в дома на деревьях и в гнезда на верхушках, мало верилось, что оно задержится надолго, это тепло. Все живые существа выбрались порадоваться свету, серебристые рыбки выпрыгивали, изгибаясь в воздухе, и вновь опускались в водоем. Красиво затянули песни соловьи на одном берегу, и на другом тут же подхватили мотив.

Боясь упустить такой славный момент те, кто был людьми, хорошенько разбежались, оттолкнулись от грязной земли, и взмыли в небо, расправляя крылья, подставляя их ветерку. Они кружили, ныряя в потоки воздуха и выныривая, как те самые рыбки в озере.

Смех разнесся по округе, подхваченный ветром, и стало казаться, что это он заливисто хохочет, радуясь тому, что есть с кем поиграть.

Пригревшее и приласкавшее всех солнышко, собрало на ветвях огромного дуба сплетниц. Синяя птица, усевшись рядом с невеличкой — красной, растеряла перья и превратилась в миниатюрную женщину, с не менее яркими и красивыми глазами, как ее недавнее оперение. Она поведала о дивном существе из человеческого рода, поселившемся в башне владаря.

— В башне ребенок! — Хвастала новостями синеокая.

— Ребенок? Человечий? А как зовут его? — задумалась черная ворона.

— Элишка, кажется, — ответили ей, и черная призадумалась. Она полетела к башне, чтобы посмотреть на новую жительницу Ирия. А пока летела, по всему раю разнесся слух, что маленькая девочка принесла с собой солнце, и тем самым дитя заранее заслужило любовь и почет всех жителей здешних мест.

Ворона покружила вокруг башни, заглянула в каждое окошко, и робея, приземлилась на подоконник покоев владаря. Он спал в постели, укрытой черным одеялом, будто сотканным из тех мрачных туч, которые так долго поливали Ирий дождями. Сон правителя был безмятежен и светел. Его не нарушало ни игривое солнце, ни пение развеселившихся соловьев, ни плетение косицы из его длинных волос и уж тем более не беспокоил нехитрый напев:

«Ну да! — подумалось вороне. — Принцу нужно быть очень смелым, чтобы посвататься к нашей Марфуше… Особенно, когда она проснется и начнет метать гром и молнии…»

На последней веселой ноте рукодельнице-мастерице пришлось спрятаться. Потому что сон владаря мигом прошел. Повелитель сел на постели, потянулся. А в распахнутую дверь влетел сокол, и кружа под крышей, начал свой доклад.

— Весна в Ирие! Птицы поют! Вода от берегов отходит. Многие из гнезд повыбирались. Все оживает, хозяин!

— Кажется, я слышал соловьев. — Расправил плечи, потянулся за сложенными в кресле вещами повелитель, и быстро облачился в свои черные одежды, оповестив верного друга: — Слетаю к горам, посмотрю…

И сокол посмотрел… на владаря. Опустил голову, мазнул взглядом по черной шевелюре хозяина, и с карканьем, больше свойственным вороне, ухнул на пол.

— Что с тобой, Бориска? — участливо спросил правитель.

— Что-то перед глазами все закружилось. — Молвил сокол, пристально разглядывая новый облик владаря. — Не бери к сердцу.

Владарь уж было шагнул за порог, как услышал еще кое-что:

— И корону-то надень! — чуть тише добавил: — А то еще не признают без венца-то…

Повелитель Ирия водрузил на голову черную корону, так и не обратив внимания на косы, умчался облетать свои владения… Бориска тем временем, осматривал его покои.

— Вылезай, а то клюну куда попаду! — предупредил он того, кто скрывался под кроватью, и конечно, желающих выбраться под пристальные очи сокола не обнаружилось. Наоборот, рукодельница отползла к центру, чтоб птица не смогла ее достать, как бы ни засовывала морду под ложе. — Вылазь, кому говорят! Я тебе покажу, как из владаря чучело делать!

— Я хотела, чтоб он красивым был! — заревели из-под кровати.

— Святые яйца! — воскликнул сокол, взмахнув крыльями. — Она еще и в слезы ударилась! Значит, как из повелителя посмешище делать — нам весело, а как по заднице за то получать — так плачем!

— А что же вы, Борис Васильевич, сами ему позволили в таком виде из башни отбыть? Посмешищем по горам летать… — спустилась с подоконника темноволосая девушка. Вопли из-под мебели прекратились. Сокол напыжился, заквохкал, однако объяснить, почему допустил такой опрометчивый поступок, не удосужился.

— А ты чего ж видела и промолчала? — повернул к ней голову он.

— Ну так меня-то здесь и быть не должно… — пожала плечами девица.

— Ага-ага… — ворчал Бориска, но к чему прицепиться не нашел. А его собеседница, которой и быть в покоях владаря не положено, заглянула под кровать.

— Эй, проказница, выходи, будем вместе от этого старого ворчуна отбиваться!

— Кто это тут старый?