Часть I. В сумерках. 1. Ночные кошмары — Разноцветная комната — Куда может завести одна погоня

Как и всех выпускников Академии Пьеж-а-Сурс, меня до сих пор терзают ночные кошмары.

События в них могут отличаться, но начинаются они всегда в комнате с большими витражными окнами. Эта комната действительно была на втором этаже нашего корпуса, через две двери от лестницы. Должно быть, её задумывали как место для собраний и скромных праздников. Но все праздники проходят в актовом зале, а собираться можно и в столовой. Вот и получается, что витражная комната почти всегда пустует: ни студенты, ни преподаватели так и не придумали, к чему можно её приспособить.

Когда я учился на первом курсе, то любил приходить в неё после занятий. Здесь всегда чисто и очень пусто, возле стен стоят стулья и ещё стол со скруглёнными углами. Несколько раз я садился за него, доставал тетрадку и пытался что-нибудь сочинить. Почему-то мне казалось, что в таком чудесном и волшебном месте нужные слова придут сами собой. И это будут красивые, утончённые, исполненные особенной прелести слова, из которых составлены переплетённые в золотистую кожу тома нашей библиотеки. Увы - любая строчка оказывалась никудышной уже в тот момент, когда я начинал переносить её на бумагу. Зачёркивал и начинал снова, а потом снова зачёркивал, но это не помогало. Слова не хотели становиться на свои места, они спотыкались и падали, превращая текст в запутанный лабиринт, в котором не мог разобраться даже сам автор. И тетрадка так и оставалась чистой, если не считать измаранной первой страницы.

Но сейчас в этой комнате всё по-другому. Я стою возле окна и замечаю, что не один - сюда пришли люди и что-то обсуждают. Похоже, настолько ушёл в себя, что и забыл про них. Поэтому эти фигуры в светлой ученической униформе и кажутся мне призраками... Происходит что-то важное. Надо быстро вникнуть в суть разговора.

Ага! Судя по знакомым лицам, полным ходом идёт очередное заседание Совета Кампуса.

Вот всегда серьёзный и взъерошенный Хасамиль в очках с толстой оправой. Вот упитанный Сектунува, сын нашего Старшего Преподавателя. Вот юркий Хабан-Тали из Купики... А вот и Камрусена. Её грудь, полные губы и овальное лицо прогоняют из меня все мысли, и поэтому только к середине разговора я вспоминаю, о чём идёт речь.

Надо сказать, что я совершенно непригоден для административной работы и в Совете Кампуса оказался по ошибке. Баллотировался, если мне не изменяет память, на втором курсе, главным образом из страха перед сессией. Никакой статистики не было, но ходили слухи, что общественная работа может вытянуть на экзамене, если ты не совсем безнадёжен.

Удивительно, но я победил с подавляющим большинством голосов, причём за меня голосовал даже предшественник, он же мой единственный конкурент. После выборов он пришёл ко мне, чтобы пожать руку и поблагодарить за избавление от «этих сук, которые всегда что-то просят». Эти слова меня удивили, но в глазах моего неожиданного союзника горела такая злоба, что я не рискнул его расспрашивать. Так получилось, что мы с ним больше ни разу не виделись, и его слова до сих пор остаются для меня загадкой. За все годы, пока я был в Совете, у меня просили разве что списать домашнее заданье, а на выборах побеждал потому, что других кандидатов просто не было.

Вот Камрусена - другое дело. Она перевелась в Академию только в позапрошлом году и с лёгкостью выиграла выборы. Я довольно долго не обращал на неё внимания, а когда наконец обратил, то всё пошло кувырком. Моё сердце разбилось на куски, которые застряли в горле и были готовы удушить меня, если я не добьюсь от неё взаимности.

Не очень ясно, почему мы в этой комнате. Совет Кампуса обычно собирался после занятий, когда всем хочется есть, поэтому столовая была для него самым лучшим местом. А сюда, случается, заглядывает кто-то из первогодков, пока их ещё интересуют закрытые двери - но находит лишь стены, стулья и безукоризненно чистые подоконники. На двери нет даже таблички, и многие думают, что здесь всего лишь склад разного хлама.

Свет, разрезанный рамами и расцвеченный стёклами, рассыпается по комнате, словно горсть драгоценных камней. Красота - это, пожалуй, единственный повод посетить это место.

- ...традиционно совмещённые вечер выпускников и чествование первокурсников увенчает Праздник Цветов,- говорит Хабан-Тали,- Жеребьёвка жертвы состоится...

- Нет необходимости,- Камрусена поднимает руку,- жертва уже определена.

Сейчас она похожа на статую Победительницы, которая стоит в парке возле факультета Механики. Люди редко обращают внимание на статуи, и всё же каждый, кто посмотрит на нашу Победительницу, осознает: эта каменная глыба не из неженок и ей плевать на внимание недолговечного человека.

Я представляю то, что скрывается у неё под одеждой эти сильные мышцы предплечья, груди, живота... - а потом себя в её объятьях.

Она будет моей! Будет!!!

Именно из-за неё я не могу нормально готовиться к экзаменам. Сажусь и сразу же приходит мысль, что хочу быть с ней. Отвечаю ей, что надо сперва сдать экзамены. А мысль парирует: будешь ты с ней или нет, от сдачи экзаменов не зависит.

- У вас есть доброволец??

- Конечно. Иначе я не стала бы об этом говорить.

- В нашем кампусе добровольцы большая редкость. Все эти лекции отучивают искать лёгкой славы. Люди больше доверяют статистике.

- Тем не менее доброволец есть, причём из числа первокурсников.

- Он не откажется от такой чести?

- Нет. В этом плане можете быть спокойны. Он сам вызвался, сразу же после прибытия. Я говорила с ним и могу за него поручиться. Он не струсит.

Я вспоминаю, а потом и вижу жеребьёвку семилетней давности. Мне четырнадцать, я ещё первокурсник, новая униформа хрустит на сгибах. Вместе с новопоступившими стою в актовом зале и вижу, как кидают в красный барабан шарики с нашими номерами.

Как и все, я знаю, что ждёт того, чей номер выкатится на серебряный желоб, но чувствую, что шансов на такое счастье у меня нет. Строгие законы статистики надёжно не допускают в мою жизнь случайных успехов.

Выпадает сорок третий - но человек с этим номером не отзывается. Следует небольшое замешательство, преподаватель требует сохранять спокойствие, а Садовник - статный широкоплечий парень с копной непослушных волос - отходит к краю сцены и вполголоса отдаёт приказ охране. Но вскоре проблема разрешается сама собой: будущего миртоносца приносят из лазарета с перебинтованной ногой и счастливым лицом. В первый же день он оступился на лестнице и думал, наверное, что и учёба после этого не заладится. Но Боги рассудили иначе, даровав ему редкую честь присутствовать на своей трапезе.

Счастливчика перекладывают в санки, выпускники запрягаются в них и волокут по коридорам к Солнечной Пирамиде. Я, по врождённой нерасторопности, оказываюсь в хвосте отутюженного белого потока и когда выхожу под открытое небо, униформа Цветка уже сложена на камне возле подножья, рядом поблёскивает сломанная ручка, а сам он - на вершине, окружённый преподавателями, выпускниками и врачом из медпункта. Четыре выпускника распластывают жертву на покатом камне, обтёсанным в форме древнего военного броневика, доктор вкладывает ему за ухо цветок, а оркестр на средней площадке начинает играть кантату в честь жертвы и Нового Солнца. Садовник уже достал фигурный нож из серебряного сплава и ловит на него солнце, готовясь произнести ритуальное заклинание. Я оборачиваюсь, вижу прислонившегося к стене Сектунаву и возвращаюсь в реальный мир.