Глава 9

— Это сложно, — объясняю я, когда встречаюсь с Софи перед последним уроком сегодня и говорю ей, что она не может вернуться со мной. Что я не могу позволить, чтобы кто-нибудь видел нас вместе. Это до боли напоминает сокрытие романтических отношений отношения. — Просто моя мама не знает о ... обо мне.

Губы складываются в безмолвное О и это наполняет меня смесью вины и сожаления. Печалью, к которой я привыкла. Я ненавижу, что моя мама ничего не знает. Никогда не должна узнать. Я всегда ненавидела это.

Но теперь, кроме того, девочка, с которой я только что познакомилась, знает.

Я имею в виду, что с Сиеррой всё было совершенно иначе. Сиерра имела представление, и, поскольку мы семья, она всю свою жизнь лгала тем же людям что и я. Я вру. Такой взаимно уверенный обман; мы разделили преступление и вину, и это было явно неизбежно. Но это? Я чувствую, что я предаю свою маму, разделяя мой секрет с почти незнакомцем; секрет, который я не могу разделить с человеком, которого во всём мире я люблю больше всего.

-И... — я закрыла рот. Я собиралась сказать ей, что моя тётя придерживается правил. Но даже сказать такую малость, означает, что я раскрою для Софи, что моя тетя — Оракул. И это несправедливо; это не моя тайна. Но, по крайней мере, я могу уйти с ложью чистой воды о ней для Софи — по крайней мере, на сегодня. Я просто ничего не скажу.

— И будет проще, если мы обе отправимся домой по отдельности, и я за тобой заеду, — закончила я, чтобы скрыть тот факт, что я собиралась сказать что-то ещё.

— Я понимаю, — говорит Софи. И хотя я могу сказать, что это так, я хочу убедиться, что она действительно понимает.

— Я хотела бы заполучить тебя в другое время, — сболтнула я, вытаскивая свои исключительно заржавевшие социальные навыки. — Просто не тогда, когда мы находимся в середине проекта, — заканчиваю я, мои глаза мечутся вокруг, когда люди ходят мимо нас. Как я и сказала, заржавевшие. Как один из тех брошенных автомобилей, в которых больше ржавчины, чем металла. Ага.

Призрак улыбки касается губ Софи, и она перекинула свой рюкзак с одного плеча на другой, прежде чем кивнуть и сказать: — Да, конечно.

До меня дошло, что намного лучше если я смеюсь, возможно Софи была также одинока. Если её жизнь по существу вращается вокруг её способностей как Чародейки, какую социальную жизнь она может иметь на самом деле? Может быть, у нас больше общего, чем я изначально думала — список, который на удивление вырос за последние четыре часа.

Незнакомый жар охватывает меня, когда я вытаскиваю свой телефон и спрашиваю её номер и адрес.

Софи напрягается.

— Хм, теперь, когда я думаю об этом, если ты придёшь ко мне домой, это тоже не самая удачная мысль.

— Как так? Я думала, что твоя мама обо всём знает.

Она смотрит вниз, где её носок рисует невидимые круги на линолеуме. — Она знает, но я действительно, действительно напортачила в прошлом месяце. Ведь причина, по которой мы здесь, в Колдуотере — это возможность удержать меня от искушения, чтобы я могла все компенсировать. Маме пришлось бросить работу, которую она действительно любила, и всё такое. Она знает, что потребуется несколько месяцев, чтобы вернуть меня в полную силу. Как физически, и ну, ты знаешь, в другом смысле. И это если я ничего не сделаю. Если она узнает, что я делаю некоторые вещи, даже после всего этого она будет злиться. Не то, чтобы я делаю что-нибудь, — говорит она, напоминая скорее себе, чем мне. — Я ...— Она колеблется, затем улыбается. — Я консультант.

Я улыбаюсь, и мне так странно шутить о наших способностях. Это всегда была такая серьёзная тема для Сиерры. Но приятно найти в ней юмор. Некое освобождение, действительно.

Софи быстро забирается.

— После всего, что сделала моя мама, было бы несправедливо беспокоить её, вот и все, что я говорю.

— Весьма справедливо.

Несмотря на то, что звонок за последний час уже звонит, мы крадём ещё несколько секунд, чтобы найти место для встречи среди довольно короткого списка достопримечательностей, о которых Софи узнала после её краткого проживания здесь. Мы расстаёмся, подавая знак рукой и бежим в противоположных направлениях к нашим соответствующим классам.

Это забавно. Я чувствую себя счастливой. Продуктивной. Нужной, даже. Когда я шагаю через дверной проём в класс и извиняюсь перед учителем, я стараюсь вспомнить, когда в последний раз я чувствовала себя так хорошо.

Несмотря на то, что я опоздала на минутку, это достаточно поздно и мой приход создаёт беспорядки, и несколько голов поворачиваются, чтобы посмотреть на меня.

Один из них — Линден.

О, да. Я помню.

***

Двумя часами позже я паркуюсь на углу парка на западной окраине города.

— Как раз вовремя, — сказала Софи, вздохнув усмехнувшись, прежде чем сесть в машину. — И заметь, просто к сведению мой дом дальше по этой улице. — Она указывает на дорогу, обрамленную деревьями, находящиеся в поле зрения парка. — Мы в 658, если тебе когда-нибудь понадобится ... я не знаю — обратиться к моей маме?

— На самом деле, это, вероятно, хорошая идея, чтобы я знала, — говорю я, пытаясь игнорировать пустоту, которая появилась у меня в животе, после того, как я увидела лицо Линдена сегодня днём. — Всё что угодно может пойти не так.

Как например, ударить ножом в живот парня, которого ты любишь. Я хочу плакать от этих воспоминаний. Я так успешно затолкала их в самые пыльные уголки моего разума, но сегодня всё поднялось на поверхность.

Мы берём несколько минут, чтобы ввести номера друг друга в мобильные телефоны. Когда я нажимаю кнопку "Сохранить", Софи добавляет:

— И ты можешь в любой момент отправить мне смс.

Снова то же чувство и я слегка улыбаюсь. Фокусируюсь на хорошем.

— Я так и сделаю, — обещаю я, возможно, с большей силой, чем этого требовал момент. Но мне так хорошо, что я могу сказать почти всё.

Тем более, что я никогда не смогу рассказать Линдену правду. Даже если бы я хотела.

— Что это такое? — спрашивает Софи, отдаляясь от обочины.

— Что?

— Эти штуки на руле.

— О, это ручное управление? — Я так привыкла к тому, что они есть, я даже почти ничего не знаю о них. Для меня будет странное ездить в машине без них, хотя я их фактически не использую. — Моя мама — паралитик.

Я могу сказать только это, чтобы моё горло не сжалось. Потому что я рассказывала сотням людей об этом на протяжении всей моей жизни. Тысячи раз. Потому что это просто факт. Я едва могу вспомнить, как было иначе.

Но моё сердце ускоряется, потому что я знаю, мне придётся больше рассказать Софи. Может быть, не сегодня, но это так много из того, что значит быть Оракулом, и почему я так живу. В конце концов мне придётся рассказать ей. Не потому, что я обязана ей объяснением или чем-то ещё, а потому, что мне так кажется. Как будто я должна рассказать Софи всё, что могу. Тем более, что, несмотря на всё, есть ещё секреты, о которых я не могу сказать ей.

— Всегда? — спросила Софи обычным тоном; как люди спрашивают о вещах, которые, как они знают, вам могут не понравиться. Это тон, который даёт тебе путь к отступлению.

Я качаю головой, не принимая этот лёгкий путь, хотя она была достаточно щедра, чтобы предложить его.

-Дорожная авария. Когда мне было шесть лет.

Которая произошла из-за меня. Или в которой я приняла участие. Манипулировала. Все испортила.

— Вы, ребята, живёте со своими папами? Оракулы, я имею в виду, не ты конкретно.

Привет, случайность. Вид замешательства на моём лице, по-видимому, говорит лучше, чем слова, которые я не говорю.

— О, — говорит Софи, и смущается. — Я полагаю, что да.

— А вы нет?

— Чародейки чаще всего... женщины. Я знаю, что это звучит глупо. Я имею в виду, что все Чародейки — женщины, но, как, мы действительно не пускаем парней в нашу жизнь. Не на постоянной основе, я имею в виду, — объясняет она, затем корчит усмешку, которую я могу описать только как мерзкую. — Нам нравятся парни, не пойми меня неправильно. Мы просто не держим традиционно их рядом. Итак, вроде, я знаю имя моего отца, и, думаю, я могла бы найти его, если бы я действительно захотела, но он не является частью моей жизни. Никогда не был. Сомневаюсь, что он знает, что я существую.