— Я не просила тебя присоединиться ко мне, — говорю я, наконец, отыскав свой голос. Несколько недель назад я обнаружила этот стол за школой. Он надломленный-шаткий, но не так плохо, чтобы я не могла справиться с этим. Моя собственная маленькая крепость ... ну, может быть, не именно слишком уединенная, но я никогда не вижу здесь Линдена, и других — редко. Я не прихожу сюда каждый день; Я стараюсь не быть совсем асоциальной, потому что это привлекает почти такое же внимание, как и супер популярность. Я должна стремиться к золотой середине. Вот что я пыталась сделать с моей жизнью последние два месяца: найти золотую середину.

Простите за каламбур.

Но иногда мне нужно быть одной и, поверьте мне, никто охотно не будет есть обед на улице в Оклахоме в феврале.

Кроме меня.

И, судя по всему, Софи Джефферсон.

— Ты владеешь этим столом? — спрашивает Софи, выгнув одну бровь.

Я ненавижу язвительных людей.

— Итак, ты ведьма?

Ведьма? Она не знает, кто я. Я могу вычеркнуть Сестер из своего списка... предполагая, что это не какой-то трюк, чтобы увидеть, нарушу ли я их правила. Но это точно не похоже на трюк.

Смех Софи говорит мне о том, что она приняла мои нахмуренные брови и молчание за что-то другое, а не полное недоумение.

— Знаю, знаю. Но их так много; статистически это всегда наиболее вероятное.

Никогда, никому не показывайте, что вы Оракул, кроме другого Оракула. Мне нужно уйти. Я не могу сказать ей ни слова, пока не узнаю, что она такое — с чем я имею дело.

Мне нужно поговорить с Сиеррой.

— Не фея, верно? Она бы не вышла на холод, — размышляет она, почти про себя. — Но с такой сверхъестественной энергией, я думаю, ты могла бы быть феей.

Я засунула свою тетрадь в рюкзак — заметки из своего видения, это не для глаз Софи Джефферсон. Или кого-то ещё. Я дергаю молнию и встаю на ноги, прежде чем она сможет остановить меня. Я сметаю остатки своего обеда в скомканный бумажный пакет и начинаю отворачиваться.

Резкий вздох заставляет меня оглянуться.

— Ты Оракул?

И — из всех самых глупых вещей — в её голосе возникает изумление.

Чёрт возьми. Я знаю, что моё лицо показывает всё, поэтому я снова отворачиваюсь. Прячусь. Спасаюсь бегством.

— Эй! — позвала она меня. — Прости. Я не знала! Я...

Не могу ответить. Не могу остановиться. Боги знают, что я не могу вернуться. Я уже задыхаюсь и глотаю слёзы от ужаса. Ненавижу, что я разваливаюсь, но я не могу повторить это снова. Люди умерли. Дети умерли. Умерли в муках и ужасе, а иногда это были расчлененные тела, залитые собственной кровью. Вот что случилось, когда Смит нашёл меня, и я не знаю, что такое Софи, но она нашла меня тоже в тот же день, что и пропитанное кровью видение. Я не могу справиться с этим снова. Я просто ... не могу.

На этот раз я так рада, что живу меньше, чем квартале от школы, и я на полпути через парковку, прежде чем у меня появится шанс даже подумать о своем плане. Я рискую оглянуться позади себя, и как только я уверена, что Софи не следует за мной, я замедляюсь и пытаюсь остыть.

Я ничего ей не сказала.

Но это неважно. Она, очевидно, знает.

Но... она, очевидно, могла догадаться, что у меня видения. И не только потому, что она видела, как я потеряла сознание. Она что-то сказала о огромном всплеске энергии? Наверное, это один из способов описать это. Это не какая-то энергия, которую я могу ощущать, если только у меня нет видения. Хотя, я думаю, я никогда не пробовала. Моя тётя не собиралась делиться дополнительной информацией больше, чем это было абсолютно необходимо, и я не помню, чтобы когда-либо видела, как Сиерра сражается с видением, а тем более поддаётся ему. Но похоже, что это одна из таких вещей, как ... как будто пописать, я думаю. Вы просто не делаете этого перед другими людьми. Если бы Сиерра делала это, я могла бы догадаться? Будет ли у меня какой-то способ ощутить видение, приходящее к другому Оракулу?

Привет, перегрузка мозга.

Видения убийства более чем достаточно для меня на сегодня. Отнюдь не в первый раз, я хотела бы быть нормальной. Чувство цели и мотивации, которые я ощущала после того, как видение убийства полностью растворялось во мне и было заменено тем, что я не чувствую, является ли иррациональным желание как можно дальше уйти от всех.

— Привет, мам, — звоню, когда я выхожу через парадную дверь.

Она выкатывается в кресле-коляске из своего кабинета, чтобы увидеть меня в прихожей, где я повесила рюкзак и сняла пальто.

— Ты дома рано. — В её голосе нет подозрений, просто любопытство.

— Не полный день, — жизнерадостно лгу я. — Я тоже не знала.

Сиерра позвонит позже и отпросит меня. Мне было около десяти лет, когда мама начала представлять её в качестве одного из моих официальных опекунов в школьных документах, и это сделало жизнь гораздо легче. Мою жизнь, я имею в виду. По крайней мере, это сокращает количество ежедневной лжи.

— Ты хочешь пообедать? — В её предложении есть нерешительность, и я подозреваю, что у неё вероятно горят сроки. По крайней мере, этому я могу помочь.

— Я ела перед тем, как ушла из школы. Не беспокойся обо мне. У меня есть домашнее задание.

Она улыбается, а потом снова двигает колёса вперёд — возвращаясь к работе.

Я направляюсь в комнату Сиерры.

Открыто. Это всегда так — то, что всё ещё волнует меня каждый день, даже через два месяца. Я стучу — мы всё ещё следуем основным правилам конфиденциальности и тому подобным и после тихого:

— Да? — изнутри, я открываю дверь.

— Шарлотта, ты дома рано, — говорит Сиерра, едва подняв глаза от экрана, когда я вхожу.

Я закрываю за собой дверь, прежде чем собираюсь признаться:

— Прогуливаю,— шепчу. — Ты можешь позвонить насчёт меня позже? Пожалуйста?

Она сурово смотрит на меня:

— Почему ты прогуливаешь? — Не надо думать о моей тёте как о мягкотелой. Готова помочь, когда это необходимо? Да. Чрезмерно услужлива? Не совсем.

Я шагнула вперёд и сложила руки на животе, чувствуя холод изнутри.

— Сегодня когда я зашла на урок рисования, кучка парней болтала и они ударились о стол, и пастель новой девушки упала на пол и разбилась.

Сиерра изгибает одну бровь и открывает рот, но закрывает её без единого слова и кивает, чтобы я продолжала.

— Затем время вернулось назад на пять секунд, всё это случилось снова, и девушка протянула руку и поймала пастель, прежде чем она упала.

Глаза Сиерры немного расширяются — едва заметно.

— Я позвоню в школу сейчас же.

Глава 3

В то время пока Сиерра говорит по телефону, я провела пальцем по ряду корешков книг. Её многочисленные полки наполнены текстами, старыми и новыми, об Оракулах и о сверхъестественном.

Сейчас мне разрешено читать их.

Сиерра — историк древнего и тайного общества женщин, которые управляют Оракулами во всём мире. Это звучит так, как будто нас много, но на самом деле это не так. На самом деле просто горстка. Но силы передаются по наследству, поэтому общество — Сёстры Дельфы — знает, где находится каждый Оракул. Включая меня, хотя я ещё не член этого общества.

Возможно никогда не буду.

Надеюсь, никогда не буду. Для большинства Оракулов Сестричество означает три вещи:

Никогда не показывай, что ты — Оракул никому, кроме другого Оракула.

Борись с видениями изо всех сил. Никогда не уступай. Никогда не сдавайся. Не закрывай глаза.

Никогда, ни при каких обстоятельствах, не пытайся изменить будущее.

На практике это означает игнорировать свои способности, бороться с видениями и оставаться в неведении относительно того, что мы можем делать. Но вот одно исключение из общего правила тщательно культивируемого неведения: Историк Сестричества.

Моя тётя, Сиерра.

Эта должность дает значительную власть. Чтобы контролировать деятельность Оракулов и консультировать лидеров Сестричества, кто-то должен знать всю полноту наших сил, но понимать что нужно противостоять искушению использовать силы. Недостатком является то, что у Историка очень мало полномочий; она служит в строго консультативном качестве.