– Ну так флаг тебе в руки! – огрызнулась Джой. Слова Индиго разозлили ее, но прозвучавшая в них страстность так поразила Джой, что девочка просто не придумала ничего лучшего.
Джон Папас вернулся в торговый зал, и в глазах его плескалась усталость.
– Может, я смогу найти еще немного золота, – сказал он. – Возвращайся через несколько дней, через неделю – там посмотрим.
– Посмотрим, – отозвался Индиго. Он забрал из рук Папаса серебристо-голубой рог и, ничего больше не сказав, двинулся к выходу.
– Эй, подожди! – крикнула ему вслед Джой. – Нам нужно поговорить!
Хлопнула дверь. Джой и Джон Папас с дурацким видом уставились друг на друга. А в пыльных углах магазина все еще смеялась музыка Шей-раха.
– Я должен получить его, – ровным голосом произнес Папас. – Никогда в жизни мне ничего так сильно не хотелось, как эту вещь, этот рог. Правду тебе говорю – мне стыдно, что я так его хочу.
– Я понимаю, – сказала Джой. – Правда понимаю. Но он тронулся умом! Ему нельзя этого делать, нельзя продавать рог! Неважно, что он там несет. Если они, Старейшие, теряют здесь свой рог, они не могут вернуться в Шей-рах. Он умрет здесь, мистер Папас, он знает, что умрет здесь!
– Его дело, – отозвался Джон Папас. – Его выбор. Я никогда не пересекал Границу, и единственное, что я знаю, – при этих словах он вдруг протянул руку и потрепал Джой по волосам, – что рядом со мной постоянно болтается тощая маленькая девчонка. И что она вдруг оказалась набита музыкой, которой я в жизни не слыхал и никто не слыхал. Но еще услышат. Господь наш и все святые, об этом все услышат!
Джой попыталась перебить старого грека, но остановить его было невозможно. Он грезил наяву. Джой никогда не видела его таким.
– А самое главное – это чтобы ты побыстрее научилась записывать музыку. Надо научить тебя, как сплетать голоса вместе, как рисовать ими – понимаешь? Тебе надо добиться, чтобы люди видели это место, где ты побывала, этот Шей-рах, чтобы они чувствовали его, а не просто слышали. Впереди много работы, Джозефина Анджелина Ривера! – и с этими словами Папас мягко подтолкнул ее обратно к синтезатору.
– Я не могу! – возразила Джой Во рту у нее пересохло, а горло сдавило. – Мне надо идти. Я приду завтра.
И Джой вылетела на улицу. На мгновение яркое солнце ослепило ее, но Джой тут же пустилась бежать, не разбирая дороги и то и дело врезаясь в прохожих. И на каждом лице ей мерещились древние глаза жителя Шей-раха.
К изумлению Джой, через два квартала она нагнала Индиго. На этот раз он шел медленно. Индиго двигался с обычной своей плавностью, но казалось, что плечи его слегка поникли, а голова утратила прежнюю горделивую посадку. Серебристо-голубой рог он нес под мышкой.
Догнав Индиго, запыхавшаяся Джой перешла на шаг. Едва восстановив дыхание, девочка потребовала:
– Ну, покажи мне их!
Индиго взглянул на нее и отвернулся.
– Ты говорил о Старейших! – не унималась Джой. – Где они? Покажи мне хоть одного! Индиго прибавил шагу.
– Почему я должен что-то тебе показывать? У меня своих дел хватает.
Джой рассмеялась.
– Знаешь, что моя бабушка, Абуэлита, говорит о людях вроде тебя? Она называет таких, как ты, кучей перьев.
Индиго резко остановился и развернулся к Джой. Джой нахально улыбнулась.
– Куча перьев, а птицы-то и нет!
На мгновение ей показалось, что Индиго сделался странно усталым и почти печальным. Трое девчонок прошли мимо, не глядя на них в медленно сгущающихся сумерках. Мимо проехал фургончик с мороженым. Из кабины водителя доносилась мелодия «Забавника». Синие глаза Индиго снова наполнились насмешкой – видимо, он черпал ее из какого-то бездонного источника.
– А почему бы и нет? – сказал он. – В конце концов, почему бы и нет? Пойдем.
Джой пришлось здорово попотеть, чтобы поспеть за Индиго, но он не старался оторваться от нее. На самом деле, когда они пробирались через большую автостоянку или пробивались через толпу, Индиго даже брал девочку за руку, чтобы она не потерялась. Они направились в деловой район, где Вудмонт незаметно перетекал в другой пригород – собственно, граница проходила по автостраде. Здесь магазины работали до девяти-десяти часов вечера. Индиго заходил с ней в каждый магазинчик с неоновой витриной, в каждый пассаж, откуда гремели популярные мелодии – одна другой громче и отвратнее. Индиго взглядом обшаривал толпу, а Джой, наблюдая за его быстрыми, настороженными движениями, думала: «Он любит все это! Он готов любить все, что угодно, лишь бы это был не Шей-рах! Нет, этого мне никогда не понять!»
– Когда она бывает здесь, то сидит вот тут, – неожиданно произнес Индиго, кивком указав на вход мексиканского ресторанчика «Большая лепешка». – Но, я думаю, она уже вернулась туда, где ночует. Пошли.
Автострада шла по эстакаде – выше ее поднимались лишь самые высокие вудмонтские здания, – но съезд с автострады вел прямо в городок. Индиго больно ухватил Джой за запястье и потащил ее за собой в душную полутьму между опорами эстакады. Как ни странно, здесь было менее шумно, чем представлялось Джой, – как будто темнота заглушала грохот несущихся поверху машин.
– Сюда, – сказал Индиго.
Джой почти бежала следом за Индиго по растрескавшемуся асфальту. Она старалась обходить лужи с затхлой водой и кучи мусора, но все-таки вляпалась где-то в масляную краску. Какие-то неясные фигуры мелькали в полумраке мимо них либо бросались прочь, сшибая по дороге пустые ящики. Многие из них тащили под мышкой здоровенные пласты картона либо воевали с битком набитыми зелеными полиэтиленовыми сумками, словно какие-то жалкие Санта-Клаусы. К Индиго и Джой никто не обращался, даже затем, чтобы попросить мелкую монетку. Кое-кто из женщин поглядывал на них, но мужчины всегда отводили взгляд.
И внезапно Джой ощутила музыку Шей-раха – ощутила за несколько мгновений до того, как на самом деле ее услышала. Музыка была такой же болезненной и ущербной, как глаза людей, сновавших под эстакадой. На мгновение откуда-то сбоку послышался одинокий голос рога, взметнулся и тут же поник. Но все же это и в самом деле был голос Шей-раха. Джой застыла как вкопанная.
Индиго нетерпеливо дернул ее за руку.
– Идем! Ты же хотела видеть Старейшего, который сейчас, в твое время живет в твоем городе? Ну, так она здесь. Пошли!
И он, не оглядываясь, зашагал вперед. Мгновение спустя Джой последовала за ним.
Женщина сидела на кипе газет, привалившись спиной к колонне, и играла на алом роге длиной почти в половину ее роста. Одеждой ей служили какие-то тусклые лохмотья. У женщины были густые немытые рыжие волосы, худощавое лицо с выступающим подбородком и светлые глаза. Внешние уголки глаз были чуть опущены книзу. Но когда женщина узнала Индиго, на лице ее появилась теплая улыбка, в которой сиял свет Границы – его ни с чем не спутаешь. А когда она, словно королевский герольд, вскинула рог, музыка Шей-раха пронзила сердце Джой с вечной своей внезапностью – к этому невозможно было привыкнуть. Но музыка почти сразу же оборвалась, обтрепавшись и спутавшись, и унеслась прочь, как уносится вода, если слишком сухая земля не в состоянии ее впитать. Женщина равнодушно пожала плечами.
– О господи! – вырвалось у Джой. Она оттолкнула Индиго и встала перед женщиной. – Что вы здесь делаете?! – воскликнула девочка. – Вы же не отсюда! Вам нужно вернуться в Шей-рах!
Светлые глаза женщины-отекшие и покрасневшие, но все равно до боли ясные, как небо над Шей-рахом, – с леденящим спокойствием взглянули на Джой.
– Мне здесь нравится, – отозвалась она, потом подняла с земли грязную пластиковую посудину и встряхнула – точно так же, как Джон Папас встряхивал свою деревянную шкатулку, чтобы заставить монеты звенеть.
Джой едва удержалась, чтобы не схватить женщину за худощавые плечи и не потрясти хорошенько.
– Да что вы такое говорите?! Вам не может нравиться побираться на улице и играть эту музыку за подаяние! Ведь вы же помните Шей-рах – я знаю, знаю, что помните! Там, в вашем мире, вы – как принцесса! Так что же вы делаете здесь?!