— Если хочешь — бери машину и уезжай к родителям. В морге твоем все равно делать нечего…

— Уверен?

— В чем именно?

— В том, что хочешь меня отослать?

Ив развернулся в мою сторону.

— Там безопасней. Наверняка в вашей деревне не громят морги и не бродит маньяк со скальпелем. Завод меня не волнует, наверняка потушат, а вот псих, убивающий врачей…

— Черт с ним, с психом. Ты не ответил. Я слышу о маньяке, о безопасности — но сам-то ты что думаешь?

— Сейчас ты скажешь: «А меня кто спросил?»

Я улыбнулась.

— Хорошо, — сказал муж. — Спрашиваю. Большая девочка — наверное, сама знаешь, как поступить.

— В том и дело, что не знаю. — Я спрыгнула с подоконника. Зажужжала кофеварка: без еще одной порции кофе явно не обойтись. — Тебе чая долить?

— Да, пожалуйста.

Чашка негромко стукнула о стол, я вернулась на подоконник. Ив снова сел спиной, давая время подумать. Сквозь толстые стенки кружки кофе не обжигал, а грел ладони, можно просидеть так до скончания века, покачивая ногой, щурясь разомлевшей на солнце кошкой и вдыхая теплый аромат. Просто быть — и ничего не делать. Непозволительная роскошь по нынешним временам. Особенно после того, как минимум неделю подряд ощущаешь себя щенком, которого жестокие дети бросили в горный ручей: отчаянно молотишь лапами, чтобы удержать мордочку надо водой, и нет времени даже скулить от страха, только барахтаться и хоть как-то дышать. Мне не справиться с течением. Но…

— Ив, я еду на работу.

— Сбрендила, — констатировал муж. — Вчера острых ощущений не хватило?

— Каждый раз, когда наше любимое Минздравсоцразвития издает новый гениальный приказ, я слышу о том, что ты хочешь послать все к ядреной матери и забыть медицину как страшный сон.

— При чем тут?.. — Ив повернулся ко мне, плеснув чаем на пол. Настороженный, точно вот-вот начнется перепалка. Даже обидно, просто же разговариваем.

— Так что ты делаешь до сих пор в своей больнице? Острых ощущений не хватает?

— Я уйду — кто останется?

— Вот тебе и ответ.

— У меня больные. У тебя — трупы.

— Да к твоим больным я на пушечный выстрел не подойду — они шевелятся, — усмехнулась я. Встретилась взглядом с мужем. — Трупы. Несколько сотен. Летом. Продолжать?

— Не пугай, не маленький. Провоняют весь район, а потом придут мыши-крысы-тараканы и утилизуют. Еще бродячие собаки — тем тоже все равно, что жрать. Машка, ты не Матросов — грудью на амбразуру.

— Естественно. Матросов погиб, а я планирую еще пожить. Долго и счастливо — если получится.

— Пусть в Минздраве разбираются.

Да уж, эти разберутся. По большому счету я сама еще не знала, что буду делать, оказавшись в морге, — если мы не могли справиться с работой, когда бюро было еще в полном составе, то много ли смогу я одна?

— Минздрав… Смешно. Санэпиднадзор, может, и зачешется, когда полетят тучи мух. Еще стаи крыс, собаки. Бешенство, чума, тиф…

— Спасибо, — перебил Ив. — Я помню курс инфекционных болезней. Не пущу.

И что на это ответить? Только и остается, что, подняв бровь, уставиться на мужа, всем видом изображая веселое любопытство. Пять минут назад сам говорил — взрослая девочка; и нате вам. Нашел время изображать деспота.

Спорить бесполезно — чем сильнее я буду давить, тем сильнее Ив упрется. Лучше дать возможность отступить с достоинством. Мы же оба знаем — в конце концов, я сделаю то, что сочту нужным. Точно так же как и он за себя всегда решал сам.

Муж заерзал под моим взглядом.

— Вот ведь упрямая баба… Маруська, ты понимаешь, что можешь снова нарваться на погром?

— Это мои проблемы.

— Хоронить по нынешним временам — тот еще геморрой. Так что это будут мои проблемы.

— Что бы ты делал на моем месте?

— Сидел бы на попе ровно и ждал решения Минздрава.

Я от души рассмеялась: врет и не краснеет. Кто не так давно сутками из операционной не вылезал?

— Машка, не пущу… — Он снова поерзал. — Ты меня в гроб вгонишь когда-нибудь.

Я молчала.

— Одну — не пущу. Вместе поедем, хоть будет кому, если запахнет жареным, ухватить тебя за шкирку и утащить оттуда. Собирайся.

— Есть, сэр! — отсалютовала я, спрыгивая с подоконника. Кружка с остатками кофе, сбитая неловким движением, кувыркнулась на пол.

— Раззява, — хмыкнул Ив, глядя на коричневые кляксы, украсившие пол. — Чашку в руках удержать не можешь, а туда же — на амбразуру, мир спасать…

Я запустила в него кухонным полотенцем, тут же получила этим полотенцем по заднице и поспешно ретировалась с кухни. Перед тем как спасать мир, придется помыть пол.

Пока я возилась с ведром, Ив устроился за компьютером. Вскоре из гостиной донеслась отборная брань.

— Машка, иди сюда!

Я оперлась подбородком о его плечо, глядя в монитор. Тряпка, чавкнув, шлепнулась на пол. Похоже, родственники умерших в тот день нашли крайних не только у нас. Два морга Москвы, Новосибирск, Находка, еще несколько городов, названия которых ничего мне не говорили.

— Прочитала? — поинтересовался муж. — А теперь глянь сюда.

— Суки! — Я выпрямилась, с трудом переводя дыхание. Сволочи, какие же сволочи, шеф с первого дня докладные писал, и не он один, по всей стране… Я подхватила со стола коробку с диском, со всей дури запустила в стену. Хрястнула пластмасса.

— Маруська?

Я сухо всхлипнула — отчаянно не хватало воздуха. Ив развернулся вместе с креслом, усадил меня на колени, не обращая внимания на заскрипевший пластик подлокотников.

— Все, Маш, все… Ничего уже не изменишь.

— Сволочи… — Я уткнулась в его ключицу. — Ив, они же могли этот приказ — что скоропостижно скончавшихся не исследовать — в самые первые дни выпустить. И все были бы живы. Не только наши, эти… — я мотнула головой в сторону монитора. — Все, понимаешь? А они тянули, пока по всей стране не полыхнуло.

— Маш… я не уверен, что сам на их месте бы не тянул. Даже если наплевать на закон — нужно же понять, в чем причина стольких смертей.

— Да нечего там понимать! Ни на макро-, ни на микроуровне ничего!

Никакого разумного объяснения, логичные версии давно закончились, разве что удариться в эзотерику, которая всегда была последним прибежищем некомпетентности. Готова поспорить на что угодно — меньше всего чинуши думали о поисках причин. А вот о том, чтобы прикрыть себе задницу…

— Днем раньше! Хотя бы днем раньше — и все наши остались бы живы!

Муж молчал, тихонько баюкая меня на руках.

— Ив, а может, попы правы? Может, ад есть? И на самом деле — это мы умерли, а преисподняя — это не геенна огненная, а то, что вокруг?

— У тебя слишком буйное воображение.

— Тогда почему этот кошмар не заканчивается? Я больше не могу. Просто не могу, и все.

— Можешь, Маш. Ты можешь. И я могу.

— Я задолбалась быть сильной!

Он тихонько хмыкнул.

— Хорошо. Давай я притащу с кухни оставшуюся посуду, а ты ее всю расколотишь. Я помогу — тоже все задолбало. Вдруг полегчает? А нет — потом ляжем рядышком на пол и будем дуэтом рыдать, пока не сдохнем. Такая перспектива тебе больше нравится?

— Вредина ты… — Я снова уткнулась ему в плечо, переводя дыхание. Потом заставила себя выпрямиться. — Все. Попустило.

— Вот и хорошо. Ехать на работу передумала?

— Не дождешься. — Я слезла с колен мужа, разглядывая осколки пластика на полу. — Да уж, наворотила… Александр Македонский, конечно, герой, но зачем же стулья ломать?

— Да ну его, вкладыш сохранился, а коробку найти да диск переписать — пара пустяков, — отозвался Ив. — И пока не начали собираться… Маш, насчет вчерашнего.

Я развернулась, встретила его взгляд.

— Не советую повторять. У меня тоже не железные нервы. Либо мы разговариваем как люди, либо мы — два сорвавшихся с цепи животных… и на этом поле я сильнее. Просто потому, что мышц больше. Так что не надо.

— Поняла, — медленно произнесла я.

— Вот и отлично. — Ив выбрался из кресла. — Если не передумала ехать — одевайся. Время идет.