Он жил со своей сестрой в маленьком белом домике примерно в полумиле от деревни, и когда резидент прибыл на остров, Джонс поднялся на борт судна и пригласил его остановиться у них, пока дом Грюйтера не приведут в порядок. Резидент принял приглашение, но вскоре увидел, как скромно жила эта пара. Выдержать такое было сверх его сил. Чай и скудная еда три раза в день, а стоило ему закурить сигару, как мистер Джонс вежливо, но твердо попросил, пожалуйста, не курите, поскольку они с сестрой решительно не Одобряли курения. Через двадцать четыре часа мистер Грюйтер переехал в свой дом. Он бежал, охваченный паникой, как из зачумленного города. Резидент любил пошутить и посмеяться, и общаться с человеком, который любую болтовню воспринимал с величайшей серьезностью и не считал возможным улыбнуться даже самому удачному анекдоту, было свыше его сил. Преподобный Оуэн Джонс был человек достойный, но как собеседник просто немыслим. Сестра была еще хуже. Чувство юмора отсутствовало у обоих. Но если миссионер был человеком меланхоличным, выполнявшим свой долг добросовестно, с твердым сознанием безнадежности всего сущего на земле, то мисс Джонс отличалась неистребимой жизнерадостностью. Она смотрела на вещи решительно оптимистически. Со свирепостью ангела мщения она выискивала в своих собратьях доброе начало. Мисс Джонс преподавала в миссионерской школе и помогала брату в его врачебной практике. Когда он делал операции, она вводила обезболивающие средства, и вообще исполняла функции медицинской сестры, сестры-хозяйки и сиделки в крошечной больнице, которую мистер Джонс по собственной инициативе организовал при миссии. Но резидент, этот упрямый коротышка, никогда не упускал возможности потешиться над упорной борьбой преподобного Оуэна со слабостями человеческой натуры и над безжалостным оптимизмом мисс Джонс. Он развлекался как мог. Голландские суда заходили три раза в два месяца на несколько часов, и тогда резидент мог побалагурить с капитаном и старшим механиком. Но настоящим праздником было редкое появление люгера[3] с ловцами жемчуга с острова Четверга или из порта Дарвин. Он стоял у острова два-три дня. Большей частью ловцы жемчуга — грубоватые парни, но зато отчаянные; на борту у них было полно спиртных напитков, и каждый мог порассказать кучу интересных историй. Резидент всех их приглашал к себе домой и угощал превосходным обедом. Прием считался успешным только, если все так напивались, что не могли вернуться ночевать на люгер. Кроме миссионера, на острове Бару жил еще один белый, по прозвищу Рыжий Тед, но он, уж точно, был позором цивилизованного мира. Ничего хорошего о нем не скажешь. Он попросту компрометировал белую расу. И все же резиденту порой приходило в голову, что не будь Рыжего Теда, жизнь на острове была бы совсем невыносимой.

Как ни странно, но именно из-за этого негодника мистер Джонс, вместо того чтобы посвящать юных язычников в таинства баптистской веры, явился в столь ранний час с визитом к мистеру Грюйтеру.

— Садитесь, мистер Джонс, — сказал резидент. — Чем могу быть полезен?

— Видите ли, я пришел поговорить с вами о человеке, которого все зовут Рыжим Тедом. Что вы собираетесь предпринять?

— Предпринять? А что случилось?

— Разве вы ничего не слышали? Я думал, сержант уже доложил вам.

— Мне не нравится, когда мои служащие являются ко мне домой без крайней надобности, — с подчеркнутой важностью сказал резидент. — В отличие от вас, мистер Джонс, я работаю для того, чтобы иметь досуг, и люблю наслаждаться своим досугом без помех.

Но мистер Джонс не терпел пустой болтовни, и его не интересовали абстрактные рассуждения.

— Вчера вечером произошел отвратительный скандал в одной из китайских лавок. Рыжий Тед разгромил лавку и чуть не убил китайца.

— Наверное, опять напился, — спокойно заметил резидент.

— Конечно. Разве он бывает в другом состоянии? Послали за полицией, и он набросился на сержанта. Потребовалось шесть человек, чтобы доставить его в тюрьму.

— Он здоровенный парень, — заметил резидент.

— Я полагаю, вы отправите его в Макасар.

Эверт Грюйтер, подобно миссионеру, принял оскорбленный вид, но в глазах его мелькали веселые огоньки. Он был не так глуп и уже догадался, куда клонит мистер Джонс.

— К счастью, я облечен достаточными полномочиями, чтобы лично справиться с создавшимся положением, — ответил он.

— Вы обладаете властью выслать кого угодно, мистер Грюйтер, и я уверен, что многих неприятностей можно избежать, если бы вам удалось навсегда избавиться от этого человека.

— Конечно, я обладаю властью, но убежден, что вы, во всяком случае, не захотите, чтобы я злоупотребил ею.

— Мистер Грюйтер, присутствие здесь этого человека — позор. С утра до ночи он пьян, притом доподлинно известно, что он находится в связи то с одной, то с другой туземкой.

— Это любопытный факт, мистер Джонс. Я неоднократно слышал, что, хотя злоупотребление алкоголем способствует возникновению плотского желания, оно препятствует его удовлетворению. То, что вы мне рассказываете о Рыжем Теде, видимо, не подтверждает эту теорию.

Лицо миссионера вспыхнуло.

— В данный момент у меня нет желания обсуждать вопросы физиологии, — холодно произнес он. — Поведение этого человека наносит неисчислимый урон престижу белой расы, и его пример серьезно подрывает наши постоянные усилия приучить жителей этих островов к менее порочному образу жизни. Он совсем пропащий человек.

— Прошу прощения за вопрос, но предпринимали ли вы попытки перевоспитать его?

— Как только он появился здесь, я сделал все возможное, чтобы установить с ним контакт. Он отвергал все мои поползновения. Когда вспыхнул первый скандал, я пришел к нему и поговорил с ним начистоту. Он только бранился.

— Вряд ли кто-нибудь больше, чем я, ценит ту замечательную работу, которую вы и другие миссионеры проводите на этих островах, но уверены ли вы, что всегда следуете своему призванию с должным тактом?

Резидент остался доволен этой формулировкой. Чрезвычайно вежливая, она тем не менее содержала упрек, как он полагал, заслуженный. Миссионер Джонс с грустью посмотрел на него. Его печальные карие глаза светились искренностью.

— Был ли Иисус тактичен, когда взял бич и выгнал менял из храма? Нет, мистер Грюйтер. Такт — это отговорка, которой нерадивые пользуются, чтобы уклониться от выполнения своего долга.

Слова преподобного Джонса вызвали у резидента внезапную потребность осушить бутылочку пива. Миссионер с серьезным видом наклонился к нему.

— Мистер Грюйтер, прегрешения этого человека известны вам так же хорошо, как и мне. Нет надобности напоминать вам о них. Для него нет оправданий. Теперь он перешел все границы. Более удобного момента, чем этот, у вас не будет. Я прошу вас использовать свою власть и раз и навсегда изгнать его отсюда.

Глаза резидента заблестели ярче, чем обычно. Надо же, как интересно получается! Про себя он отметил, что человеческие существа значительно забавнее, когда нет необходимости воздавать им хвалу или осуждать их.

— Но, мистер Джонс, правильно ли я вас понял? Вы просите, чтобы я дал вам обещание выслать этого человека до того, как выслушаю обвинения против него и узнаю, что он может сказать в свою защиту?

— Не знаю, как он может оправдаться.

Резидент поднялся со стула и ухитрился придать своим пяти футам и четырем дюймам известное достоинство.

— Я нахожусь здесь для того, чтобы отправлять правосудие в соответствии с законами голландского правительства. Позвольте заметить вам, что я весьма удивлен вашей попыткой повлиять на выполнение мною судейских функций.

Миссионер был слегка сбит с толку. Ему никогда и в голову не приходило, что этот коротышка, самонадеянный юнец, на десять лет моложе его, помыслит занять такую позицию. Он было раскрыл рот, чтобы объясниться и принести извинения, но резидент остановил его, подняв свою маленькую пухлую руку.