Пусть себе считает, что величайшее дело в его жизни — открыть салон красоты. Распахнув его двери, сказал, что собирается посвятить время выравниванию кожи лица. Проводя каждый день на работе в служебной форме, после никудышной карьеры он только и может как сужать поры на физиономии весь день. Уменьшение пор — это единственное дело для такого тупицы, как Муни.

Таннер, конечно, знал о такой вспышке активности среди полицейских. Своеобразный кризис среднего возраста, когда копы типа Муни пытаются доказать всему миру, что достойны лучшего, используя для этого какую-нибудь дешевую героическую выходку. Так бывает не всегда, но достаточно часто.

Таннер не особо разбирался в таких парнях, но был уверен, что этот случай с Муни из этого ряда. Всех этих наград за меткую стрельбу в тире было, конечно, недостаточно для него. Болван решил, что «Медаль за отвагу» будет хорошо смотреться на стене в его салоне красоты.

Но Таннер до сих пор не верил, что это дело Муни по плечу. Он был готов поставить хорошие деньги на это утверждение. Но ничего, ему будет преподан хороший урок. На это высказывание Таннер мог поставить куда более солидный куш. Поганый Боб Муни! Чертов гомик! «Что за жалкий мир, — удивлялся Таннер, — когда такой парень, как он, ставит на виртуальный кон свою жизнь, делая ставку ка гомика Муни?» Действительно жалкий, трахнутый мир.

Болезненно морщась, он с трудом вылез из-за руля машины. После таких рассуждений изжога стала злить его еще больше. И боль в животе только усилилась. Черт!

Плохо дело. Да, точно, кому-то очень, очень сильно повезет остаться сегодня в живых.

Затем он заметил каталку с чьим-то телом, которую осторожно заносили в машину «скорой помощи», и с некоторым холодком в душе понял, что уже слишком поздно. Кто-то сегодня исчерпал запас своей удачи.

«Лучше совсем немного воды, чем ее полное отсутствие», — думал Муни, грустно поглядывая на золотую рыбку в стакане. Судьба решила совершить крутой финт.

Для Муни было жизненно важно не дать этому сверкающему созданию умереть на ковре. Откуда-то он знал, что золотая рыбка помнит лишь три секунды своей текущей жизни. Она проживает жизнь десятки тысяч раз.

Может быть, эта крошка теперь будет жить за него, — будет его своеобразным фетишем. Талисманом, который всегда в настоящем, — рыбка не помнит прошлого. Она живет в Сейчас. Она не знает ничего про то, как устроен мир. Когда она билась на ковре, а ее жабры пытались дать ей кислород, она все равно не подозревала, что на свете есть смерть.

Муни сидел спокойно, опытные руки медика накладывали повязку на его рану, он наблюдал за плавающей рыбкой, проживающей новую жизнь каждые три секунды, и понимал, что он прав. Было просто необходимо, чтобы его маленький приятель не умер там, на ковре. И он готов был спорить на все, что угодно, что рыбка совершенно согласна с ним, даже если ее малые рыбьи мозги помнят лишь стенки этого бокала.

— Ну что ж, пуля не задела ни одну из важных артерий, — торжественно сообщил ему медик, — но здесь все равно глубокая дырка. Я по-прежнему настаиваю, чтобы вы поехали со мной и… что за черт?

— Что там? — переспросил Муни, желая, чтобы хирург наложил повязку с бинтом и отстал. Он хотел вернуться в косметический кабинет, чтобы Мэрилин продолжала мучить его лицо фруктовой кислотой: эта кислота была единственной вещью сейчас, которая могла бы отвлечь его от мучившей раны.

Медик понизил голос и быстро заговорил:

— Это похоже на… ваша кожа… она, воспалена, по некоторым признакам — это гангрена.

Он продолжал пальпировать шею и начал снимать что-то отслаивающееся вокруг его раны. Муни с трудом повернулся к нему и разглядел, как тот осматривает какую-то зеленую слизь на своем пальце. Быстро взмахнув рукой прежде, чем медик успел отдернуть кисть, он снял с его перчатки слизь, поднес к носу и принюхался.

— Грязевая маска из авокадо, — пожимая плечами в ответ на изумление на лице медика, сказал Муни, — для комбинированной кожи.

Доктор ужаснулся. Муни еще раз пожал плечом, двигая только тем, которое не заставляло болеть шею. И его не касается, что ему не подошла маска для комбинированной кожи. Он дотянулся до чистого кусочка марли и вытер палец. Врач наклонил его голову вперед и продолжил свою работу без каких-либо комментариев.

Муни решил поинтересоваться, может ли авокадо быть причиной такого сильного жжения на его лице? Пусть даже медик невежествен в типах кожи, он все равно может сказать, что жжет кожу, а что нет. Но не успел он и слова вымолвить, как понял, что наблюдает перед носом пару знакомых дорогих ботинок.

— Господи боже, Муни, — сказал Джек Таннер голосом, в котором чувствовалась бесконечная усталость от глупостей рода человеческого. — Что, черт возьми, происходит?

К большому неудовольствию специалиста, работающего над его шеей, Муни поднял голову и посмотрел на детектива.

— Я не знаю, — честно сказал он. — Пытаюсь разобраться.

Он замолчал и почувствовал, что ему немного стыдно. Ничего себе, сказал: я не знаю. Здесь погибла женщина, убита офицер полиции, и я тот, кто спустил курок.

— Я вошел, — продолжил он после небольшого замешательства. — Я сказал, что я полицейский, и… и… она открыла огонь. Ничего не сказала, она просто… — Он снова замолк и сделал вдох. — Я проверил ее документы. Ее звали Дана Бейбек, она из отряда Сентинелла.

— Бейбек. — Спокойный голос Таннера ничего не выражал. — Никогда не слышал о ней.

— Она выдавала себя за Джессику Мартин…

— Постой, постой, — перебил Таннер. — Кто такая Джессика Мартин?

— Владелица этого дома. — Муни зашипел, когда лекарь чем-то уколол его. — Джек, я думаю, что Джессика Мартин попала в большую беду.

Таннер несколько мгновений осмысливал его слова, а затем спросил:

— Бейбек рассказала тебе что-нибудь?

Муни покачал головой, не обращая внимания на недовольство медика.

— У нее не было возможности, — печально вспомнил он.

Эта фраза заставила его впасть в еще большее уныние. Одно дело, когда он из пистолета стрелял в тире, но совсем другое уложить из этого оружия офицера полиции. Да еще к тому же и женщину. Он была из отдела расследований, не меньше. А он убил ее перед тем, как она успела что-либо рассказать.

Может быть, если бы она произнесла несколько слов, он понял бы, что происходит. Может быть, все дело было в какой-то глупой ошибке, каком-то непонимании и она в реальности не собиралась стрелять в него. И бедная женщина осталась бы жива.

Эти мысли не давали Муни покоя. Смириться с этим он никак не мог.

И вряд ли когда-нибудь сможет. Даже если ему суждено прожить сотню лет.

«Чтоб тебя, — думал человек, известный и друзьям, и врагам под кличкой Мэд Дог. — Настоящим объявляю этот поганый бар открытым для поганого дела».

Сделав круг почета вокруг грязного деревянного стола, он приблизился к очень приятно выглядевшей бутылке. Остановился и посмотрел на пирамиду из коротких стаканов, выстроенных вверх дном рядом с бутылкой. Он был не из числа любителей соблюдения формальностей и правил.

На фиг это нужно? Сегодня он уже проявлял свои хорошие манеры. И не в его правилах мыть посуду. Он взял верхний стакан и пристально посмотрел на него на свет.

«Выглядит чистым», — подумал он. Прошелся пальцем по внутренней поверхности стекла. Затем остановил себя и расхохотался. Что ему это даст? Чертов палец в сто раз грязнее, чем этот проклятый стакан. И, какого черта, немного грязи не повредит напитку!

Он великодушно налил себе жидкости и сделал приличный глоток. Да, без сомнения, — это VSOP[11] — дерьмо за приличные бабки. Особенно для бесплатного питья. К чертям бесплатного, кто-то вынул деньги из кошелька для него. А он с некоторых пор платил тем, что снабжал Грира своими старыми добрыми мускулами, которым в данный момент поручено охранять эту сучку наверху на чердаке, и питие в рабочее время этого дерьма означало, что он нарушает некоторые свои священные правила.