Но, как часто это бывает в жизни, женская любовь оказалась зла, слепа и нелогична. Сутормина, освобожденная от домогательств несчастного Умалата, на шею Павлику не бросилась, а бросилась она к этническому мордвину Эдуарду Сарайкину. От которого Галя уже была в тягости. О чем она простодушно и поведала Павлуше, попросив его не препятствовать их с Эдиком счастью. И пообещав не выдавать мокрушника властям. Мольбам избранницы тот не внял. Поняв, что сделана только половина необходимого для торжества справедливости и любви, рыжий открыл охоту и на художника. Однако при всей своей косоглазости, Эдуард оказался счастливее и изворотливее ингуша. После первого удара по голове, он не выпал из сознания, а, наоборот, изо всех сил кинулся от опасности к людям, истошно крича и зовя на помощь милицию. Павлик рисковать не стал и догонять косого не бросился, справедливо рассудив, что Галя его не сдаст, а сам Сарайкин его не видел.

После того, как художник надежно слег в нейрохирургию, Павел с букетом заявился к Галине и в который уже раз сделал ей предложение. Он справедливо полагал, что теперь-то уж точно все препятствия устранены и глаза Суторминой достаточно открылись, дабы увидеть всю бескрайность его чувств к ней. Но случилось невозможное и впервые Петрунин засомневался, а, может и правду мужики говорят, что все бабы дуры? Разве могла Галина, будучи хоть на самую малость разумным существом, отвергнуть его? После всего, что он ради нее сделал?! После отказа Галины, Павлуша уже обиделся на нее. Но бить любимую железом по голове он не стал. Он придумал для нее иные меры воспитательного характера. С этого и началась генитально-хватательная эпидемия в ТТУ. Сутормина, быстро сообразив, руки какого захватчика систематически теребят ее первичные признаки, быстро забрала своего косоглазого суженого из больнички и эвакуировалась вместе с ним из города. А огнеголовый Павлик уже вошел во вкус…

Убежавший к майору Осколкову Тиунов, позвонил мне уже через пять минут.

- Поднимайся к Николаю Васильевичу! Давай быстрей! – суетился капитан.

- Ты, Корнеев, правда компру на Петрунина имеешь? – майор традиционно мне не доверял. – Ильич говорит, что вроде бы прокурорская статья рыжему светит? Так?

- Точно так, – подтвердил я тиуновскую декларацию, – Два состава. Один прокурорский, другой наш.

- Да хер с ним, что второй наш! Если первая статья прокурорская, то и вторая им достанется до кучи! Лишь бы от нас эта тухлятина свалилась!

Я молчал. И Тиунов молчал. Осколков тоже попытался сыграть в молчанку, но я его победил.

- Чего хочешь? – язвенник неприветливо поинтересовался моими условиями.

- До конца командировки ухожу в отгулы. Отказные сдаю в пятницу утром.

- Хрен с тобой, даешь по рыжему расклад и свободен! Он точно успеет? – майор повернулся к Ильичу.

- Успеет, там ерунда осталась, товарищ майор! – облегченно уверил своего прямого начальника капитан Тиунов.

В эту пятницу, то есть сегодня, моя командировка в Волжском РОВД наконец-то заканчивалась. Я планировал отметить с утра командировочное удостоверение и, сдав исполненные материалы, еще до обеда свалить домой. Этот месяц я вполне продуктивно и добросовестно отпахал на волжан и простодушно рассчитывал на соответствующее к себе отношение. Но не тут-то было. Выжимая из чужого сотрудника напоследок все, что только можно, сегодня меня поставили на суточное дежурство. И в результате, вместо отгульной пятницы, на которую я раскатал губу, я потерял из двух законных выходных еще и субботу. Которую я наверняка потрачу не на приятный досуг с той, которая звалась Татьяной. А на тупой холостяцкий отсып после традиционно суетных суток с пятницы на субботу. Провести выходные именно с ней, меня сподвигла все возрастающая привязанность к Софье. Я уже начинал опасаться такой зависимости. Причина, скорее всего, была в том, что Татьяну выбирал себе мой донор, а Софью добыл уже я сам.

Дежурство проходило штатно, где-то уже ближе к вечернему разводу мне отметили командировку и в принципе, можно было бы свалить домой. Но не срослось. Зам по службе Осколков оказался непрост и мою командировку оставил у дежурного, строго наказав тому отдать мне ее утром после смены. Приняв очередную подлость системы как данность, я, очень не торопясь, собирал первичные материалы, тратя по три часа там, где запросто можно было обойтись часом. Дежурный все понимал и даже хмурился, но наезжать на кабального мента из чужого РОВД даже не пытался. Ибо бесполезно. Утром субботы, за час с небольшим до смены, через 02 УВД области поступила телефонограмма из станции переливания крови о смерти ее главврача. Судя по сообщению, там могли присутствовать признаки насильственной смерти.

- Ты пойми, дружище, – убеждал меня измотанный беспокойной пятничной ночью дежурный старлей, – Там точно нет никакого криминала и это не жилой сектор, значит, поквартирного обхода тебе делать не надо будет.

- Ну и на хрена тогда мне туда переться? – резонно отбрыкивался я, угрюмо поглядывая на настенные часы дежурки, мысленно подгоняя стрелки к 9-00.

- Ну, ты же понимаешь, там целый главврач зажмурился, номенклатура, бл#дь! Группу я собрал и прокурорский следак туда подъедет. И Косинцев попрется, он сегодня ответственный. Выручай, брат! Сам понимаешь, если там кто-то из города будет, то обязательно в сводке укажут, что группа от нас в неполном составе выехала и меня тогда обязательно вы#бут! – дежурный смотрел на меня с мольбой, беззастенчиво давя на мою человеческую жалость и корпоративную порядочность. И да, опасения его были реальны.

- Мне капитана через четыре месяца получать и взыскания ну никак не надо. А я тебе вот прямо сейчас твои документы отдам и ты оттуда сразу домой, а? – скулил дежурный, крутя в руках мои бумажки.

Старлея было жалко, да и не гадил он мне в эти дежурные сутки, хотя мог.

- А Косинцев туда на кой ляд собрался? – уже смирившись и устало зевая, поинтересовался я, вспомнив про рыхлого замполита Волжского РОВД, человечишку непомерно амбициозного, вздорного, и мстительного.

- Так сегодня Стрельникова от судмедэкспертизы дежурит, а он ее уже полгода как обхаживает, – доверительно поделился информацией дежурный, понявший, что я уже сломался.

Судебно-медицинского эксперта Стрельникову Аллу Викторовну я знал еще по юрфаку, где она читала студентам свою специализацию. И по моей работе в милиции мы с ней также частенько пересекались. Не восхищаться этой женщиной было трудно. Кроме того, что к своим двадцати восьми годам она была кандидатом медицинских наук и экспертом высшей категории, у нее было много других несравнимых достоинств. Мало того, что она была хороша собой, она еще была умна и обладала превосходным чувством юмора. Ко мне же она относилась со снисходительной симпатией, благосклонно принимая порой двусмысленные комплименты. Если бы не знать, что эта изящная женщина ежедневно потрошит мертвяков, иногда неделю-другую пролежавших в воде или в земле, то можно было бы пропасть, беспросветно в нее влюбившись.

На место происшествия мы выехали по-взрослому. С нами не было только служебной милицейской собаки со специально обученным для ее выгула человеком. Помимо ответственного от руководства Косинцева, были криминалист экспертно-криминалистического отделения и инспектор ОБХСС. Бэхов тоже припахивали по графику на сутки по линии уголовного розыска, чередуя их с инспекторами «угла» для облегчения тяжкой жизни последних. Этот колбасник, как называли в милицейской среде гладких обэхэсэсников, был юн, тощ и очкаст. Несмотря на свою вызывающую неказистость, борец с расхитителями социалистической собственности был напыщен и своей исключительности не скрывал. Что ж, это тоже свойственно почти всем бэхам. Может быть, именно поэтому все остальные милицейские службы часто относятся к ним без особой симпатии.

Труп главврача лежал на полу его же кабинета между столом и ближним окном. По всему судя, лежал он там с ночи или с позднего вечера, так как трупное окоченение уже наступило. На волосистой части головы покойника была рана, которую он вполне мог заполучить, упав и ударившись о батарею. Несколько смущал натюрморт на столе, который включал в себя недопитую бутылку коньяка и початую коробку шоколадных конфет с порезанным на блюдце лимоном. Главное, что стаканов на столе было два. Два обычных тонкостенных стакана с заметными потожировыми отпечатками на них. Несколькими минутами позже из городского УВД подъехали ответственный и старший опер УР. Городской ответственный добросовестно переписал всех присутствующих.