— Люк, убери руки. Колин жди внизу.

Одно мгновение во взгляде Люка читалось извинение, как будто он знал, что зашёл слишком далеко. Потом он отпустил меня, и я прошла в свою комнату, делала вид, будто не стыжусь прикрывающего тело короткого полотенца.

Как только дверь за мной захлопнулась, я выхватила из ящиков одежду: джинсы, топ, футболку с пуговицами на воротнике, кардиган, всё такое же чёрное, как моё настроение. Слой за слоем. И не только из-за того, что сегодня я буду путешествовать из одной климатической зоны в другую. Выходка Люка была предназначена не только для Колина. Я хотела, чтобы между нами было как можно больше одежды.

Я завязала мокрые волосы в узел и быстро провела бесцветной помадой по губам. Сейчас я просто не могла тратить ещё больше сил на то, чтобы выглядеть красиво. В конце концов, именно внешний вид принёс мне такие неприятности.

Люк постучал в дверь.

— Ты прилично одета?

— Я одета.

Приличным людям не пришлось бы справляться с такой ситуацией. И с такими чувствами. Приличные люди знают, чего хотят. Они придерживаются своих планов.

— Другой прикид нравился мне больше, — сказал он. — Куджо внизу. Если внимательно прислушаешься, то сможешь услышать, как он хмурится.

— У него есть на это право, — ответила я, избегая взгляда Люка.

— Разве? У меня сложилось впечатление, что между вами всё кончено.

— Как будто для тебя это важно, — огрызнулась я. — Как будто это что-то для тебя изменит!

— Конечно я пытался переубедить тебя, но я не промышлял на чужой территории, — сказал Люк. — А ты теперь дичь, на которую разрешено охотиться…

Я оттолкнула его.

— Это тебе не охота и не игра! Это моя жизнь, а ты обращаешься с ней, как будто…

Я толкнула его ещё раз, потому что у меня не хватало слов. Он схватил меня за запястья, удерживая, а я не могла решить, то ли ударить его в живот, то ли заплакать.

— Прости меня, — сказал он так тихо, что я скорее почувствовал, как слова завибрировали в его груди, чем услышала их. — Когда я вышел из комнаты, ты выглядела такой надломленной. Я видел, как твое лицо стало белее вот этого полотенца, как будто ты истекала кровью перед моими глазами. Я подумал, лучший способ положить этому конец, заставить Колина страдать также, как страдаешь ты. Я не подумал о том, что от этого ты, возможно, будешь страдать ещё больше. Это был инстинкт, а не игра.

Он мужчина. Я не была настолько наивной, чтобы поверить в то, что соперничество не сыграло совсем никакой роли. Но когда я отступила на шаг и заглянула ему в глаза, они были омрачены беспокойством и чувством вины. Типичный, самоуверенный блеск пропал, и я почувствовала, как мой гнев утих.

Он утих, а не исчез. Я сделала глубокий вдох и сказала, отчётливо подчёркивая слова:

— Больше никогда не прикасайся ко мне.

Он открыл рот, чтобы возразить, но я покачала головой.

— Не для того, чтобы досадить Колину. И не для того, чтобы что-то доказать. Ты сказал, что если я поцелую тебя, то должна сделать это с серьёзными намерениями. И теперь я говорю тебе тоже самое: если ты снова прикоснёшься ко мне Люк, тогда, чёрт побери, пусть это будут из серьёзных побуждений!

Он ещё сильнее сжал мои запястья, прежде чем отпустить. Резкими движениями он одел рубашку.

— Ты ведёшь себя так, будто угрожаешь мне. Но знаешь, что я различаю в твоих словах? Ты не полностью против этой идеи.

Я сглотнула и подумала о прикосновении его руки к влажной коже моей спины, о магической нити между нами, которая была в одно и тоже время знакомой и тревожащей. О том, как он настаивал, что я могу добиться большего, быть больше, чем кто-либо от меня ожидает, включая меня саму.

— Ты должен быть честен со мной, а это значит, что ты должен быть честен и к самому себе.

Его пальцы дрогнули, как будто он хотел схватить меня, но вместо этого просто смотрел, как будто всех этих слоёв одежды, которые были на мне, не существовало.

— Тебя это тоже касается, Мышонок.

— Я знаю.

Я спустилась вниз, чтобы встретиться с Колином и получить от него нагоняй.

Глава 26

Я так и не привыкла видеть Колина на моей кухне, как он, прислонившись к столешнице, держит в руке кружку кофе и смотрит мрачно вдаль. Каждый раз у меня замирает дыхание, а пульс ускоряется. Обычно это хорошее чувство.

Но не сегодня.

— Ты собралась поиграть сегодня после обеда в грабителя? — спросил он, разглядывая мой полностью чёрный прикид.

— Это не один из моих талантов, — ответила я. — Сейчас у меня есть другие дела. Глупые и безрассудные дела.

Он поставил кружку на стол.

— Люк рассказал мне о нападении. Ты ранена?

Можно было не сомневаться в том, что Колин сосредоточится на самой неважной части истории.

— Со мной всё в порядке. Ничего не было. Я имею ввиду с Люком.

— Это не моё дело, даже если что-то и было.

— Нет, — медленно сказала я, и желание попросить прощение постепенно пропало. — Действительно не твоё. Но я всё же говорю тебе. Как ты думаешь почему?

— Я не знаю, почему ты вообще делаешь те или иные вещи, — сказал он. — Рискну предположить, что это из-за угрызений совести.

— Тогда слушай лучше, — выпалила я. — Ничего не было! Но знаешь, что?

Это не имеет значения. Ты совершенно ясно дал понять, что испытываешь ко мне. Что больше не хочешь иметь со мной дела. Так что я могу спать с кем захочу. Ты не имеешь права судить об этом. Ты не имеешь права делать язвительные замечания. Ты даже не имеешь права корчить из-за этого гримасу, потому что ты со мной расстался.

— Ты мне соврала.

— Чтобы спасти твою жизнь, ты неблагодарный дурак. И с меня довольно извинений, — мне удалось пересечь кухню и достать кружку из шкафа. Колин стоял перед кофейником. — Прошу отойди.

Он скрестил руки на груди и уставился на меня.

— Ну же, отвали.

— Я не расставался с тобой.

— Ах нет? — я оттолкнула его локтем в сторону, и налила себе кружку кофе. — Мы не разговариваем уже несколько дней. Сегодня ты вообще в первый раз снова посмотрел на меня.

— Но ты представляла собой действительно захватывающее зрелище.

Я почувствовала, как мои щёки снова покраснели, но смотрела на него поверх кружки.

— Ты видел уже намного больше.

— Всё же, это был сюрприз. Потом появился Люк, и я сделал поспешные выводы. Я не хотел причинять тебе боль.

— О нет, хотел.

И я спрашивала себя почему: из-за того, что злился или ревновал? И то, и другое было плохо, но ревность хотя бы сулила надежду.

Он оттолкнулся от столешницы.

— Немного.

— Нет много.

— Мне очень жаль, — он посмотрел мне в глаза, его извинения были искренними.

— Мне тоже.

Уголок его рта дрогнул, жест, который был так хорошо мне знаком и по которому я так скучала, что у меня сжалось сердце.

— Ты ведь говорила, что тебе надоело извиняться.

— Разве мы уже не выявили, что я лгунья? — спросила я.

Он провёл рукой по лицу.

— Я не хотел, чтобы ты узнала о Тесс. О том, что я сделал.

— Почему?

— Потому что это безобразно. То, что случилось с нами, это словно яд. Он разрушает всё, к чему прикасается.

— Только потому, что ты это позволяешь. Ты сделал выбор, и он был ужасным, но он был лучшем из тех, что тебе оставались. Ты спас Тесс жизнь.

На его лице промелькнула печаль.

— Какая это жизнь!

— Ты бы предпочёл похоронить её? Себе ты тоже спас жизнь. Возможно для тебя это ничего не значит, но я этому очень рада.

— Ты спасла мне жизнь, — сказал он.

Я сделала ещё глоток кофе.

— Да, и сделала бы это ещё раз.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты этого не делала. Но… я благодарен. Как-то это затерялось среди всего прочего.

— Не стоит благодарностей, — сказала я.

Да уж, затерялось многое. Больше, чем я думала. Потом я задала вопрос, которого больше всего боялась: