Но успех оказался мнимым и кратковременным, так как квестор Скрофа, командовавший этим крылом, помчался к римской кавалерии, стоявшей в резерве, и приказал Кнею Квинту, ее начальнику, ударить силами шести тысяч всадников на левый фланг гладиаторов, оставшийся незащищенным. Вскоре третий и четвертый легионы подверглись натиску римской кавалерии с тыла, и ряды гладиаторов были сломлены.

Красе одновременно послал два легиона и шесть тысяч стрелков в обход правого фланга Крикса; с необычайным пылом и быстротой вскарабкались они на вершины, находившиеся позади холма, где стояли резервы гладиаторов, взобрались на этот холм, перебежали его, и, спускаясь кольцом, напали на пятый и шестой легионы: но те, вытянув свой правый фланг, насколько позволяла местность, образовали новую боевую линию; таким образом оба гладиаторских фронта представляли две стороны треугольника, основанием которого было море, а вершиной — холм.

Завязалось ожесточенное и страшное сражение.

Красе, видя, что ему не удается окружить правый фланг гладиаторов, воспользовался промахом, совершенным Онацием и уже использованным Скрофой, — он бросил в эту же сторону, с целью окружения левого фланга не только остаток своей кавалерии, но еще два легиона, приказав обойти гладиаторов с тыла.

Так, несмотря на чудеса храбрости, совершенные в этой схватке тридцатью тысячами человек против восьмидесяти тысяч, меньше чем в три часа шесть легионов Крикса, окруженные со всех сторон, были безжалостно изрублены.

Крикс до самого конца сражения надеялся на приход Спартака. Увидев, что большая часть его товарищей погибла, он остановил своего коня — это был третий конь за день, так как два уже были убиты под ним — и окинул ужасное побоище взглядом, полным невыразимой тоски. Крупные горячие слезы потекли по его щекам. Устремив взор на ту точку горизонта, откуда должен был придти Спартак, он воскликнул дрожащим и полным любви голосом:

— О, Спартак!.. Ты не придешь во время, ни спасти нас, ни отомстить за нас!.. Что будет с тобою, когда ты увидишь жалкую гибель тридцати тысяч твоих доблестнейших товарищей!

Подняв левую руку, он решительным движением вытер слезы и, повернувшись к своим контуберналиям — среди них с самого начала сражения уже не было Эвтибиды, — сказал спокойным и звучным голосом:

— Братья!.. А теперь пора умирать!..

И, подняв меч, весь красный от крови убитых им римлян, он пришпорил коня и обрушился на манипулу пеших врагов, которые окружили нескольких гладиаторов, исколотых, израненных, но все еще сопротивлявшихся. Вращая над головой свой страшный меч, он закричал громким голосом:

— Это вы, храбрые римляне. Вы смелы, когда вас трое против одного! Держитесь! Я иду умирать!

Крикс и его четверо контуберналиев, врезавшись в неприятельские ряды, начали валить на землю, топтать лошадьми и убивать римлян, которые с трудом могли защищаться от этой бури могучих ударов. Сперва легионеры, пришедшие в некоторое расстройство, отступили, а потом, по мере того как к ним подходили новые товарищи, сомкнулись все вокруг этих пятерых гладиаторов. Гладиаторы были сбиты с коней и пешие продолжали драться с неслыханной яростью. Но римляне, нападая на них со всех сторон, скоро покончили с ними. Пал и Крикс, тело которого представляло собой одну сплошную рану. Падая, он повернулся к римлянину, поразившему его в спину, и пронзил его своим мечом, увлекая за собой. Клинок остался в груди легионера, и Крикс, не имея уже сил вынуть его, пораженный стрелой, пущенной в него на расстоянии пяти шагов, прошептал:

— Пусть улыбнется тебе… Спартак… Победа… И сомкнул уста. Другой легионер, метнув дротик в его израненную грудь, закричал:

— А ты пока отправляйся на тот свет!

— Клянусь богами! — воскликнул один ветеран. — Никогда во всех войнах Суллы я не видел человека более живучего!

— Смотрите, — сказал другой, показывая на трупы римлян, лежавшие вокруг Крикса, — сколько он перерезал наших, пусть Эреб поглотит его душу!..

Так в течение трех часов закончилось сражение у Гарганской горы, в котором погибло десять тысяч римлян и были изрублены тридцать тысяч гладиаторов.

Только около восьмисот гладиаторов, большей частью раненых, были взяты в плен. По приказу Красса они были присуждены к распятию вдоль дороги, пройденной римлянами в течение прошлой ночи.

После полудня Красе приказал сжечь трупы римлян, а затем заняться разбивкой лагеря и укреплением его широкими рвами. Трибунам и центурионам он велел приготовить войско к выступлению до полуночи.

Между тем Спартак в невыразимой тревоге ожидал весь день и всю ночь контуберналиев Крикса. Увидев, что никто не является, он послал на рассвете двух контуберналиев, каждого с сотней кавалеристов, к Сипонтуму, чтобы собрать сведения о неприятелях и о Криксе; он сделал это еще и потому, что его солдаты, выступив из лагеря, взяли с собой продовольствия только на три дня; к концу этого дня они оставались без пищи.

Когда первый контуберналий Спартака прибыл в лагерь при Сипонтуме, он нашел его, к своему крайнему изумлению, покинутым. Не зная, что делать дальше, он подождал прибытия второго контуберналия, чтобы посоветоваться с ним насчет дальнейшего. Пока они стояли в сомнении и нерешительности, к лагерю примчались на тяжело дышавших и покрытых пылью лошадях два контуберналия, посланные Криксом к Спартаку при первом появлении римлян.

Велик был ужас четырех контуберналиев, когда они поняли предательский замысел Эвтибиды и ужасное положение, в котором очутился Крикс. Они помчались во весь опор к Спартаку.

Но когда они прибыли туда, сражение у Гарганской горы уже близилось к концу.

— О, клянусь богами ада! — проревел Спартак, побледнев как мертвец при известии о подлой измене, все страшные последствия которой стали ему ясны. — В поход! Немедленно в поход, к Сипонтуму!

Садясь на коня, он позвал Граника и голосом, в котором слышались слезы, сказал ему:

— Поручаю тебе вести форсированным маршем восемь легионов. Пусть у каждого солдата вырастут крылья на ногах… И пусть у каждого сердце будет тверже алмаза!.. Летите!.. Летите!.. Крикс гибнет!.. Наши братья умирают, зверски избиваемые!. Я иду на помощь вперед с кавалерией… Ради всего святого, спешите, летите!

Сказав это, он во главе восьми тысяч всадников помчался по дороге в Сипонтум.

За полтора часа они прибыли туда на дымящихся и обессиленных конях. Близ места, где Крикс стоял лагерем до этого дня, Спартак увидел нескольких гладиаторов, которые чудом спаслись.

— Ради Юпитера Мстителя, скажите, что случилось? — спросил Спартак, задыхаясь.

— Мы разбиты.., мы уничтожены.., от наших шести легионов осталось одно название!..

— О, мои несчастные братья! О, мой любимый Крикс!.. — воскликнул в отчаянии Спартак, закрыв лицо руками и разразившись безудержными рыданиями.

Начальники кавалерии и контуберналии Спартака хранили глубокое молчание при виде этой благородной и святой скорби. Растерянность и тревога, появившиеся на всех лицах при этом ужасном известии, еще усилились при виде слез их мужественного вождя.

Долго длилось молчание, пока Мамилий, находившийся рядом со Спартаком, не сказал ему мягким, дрожащим от волнения голосом:

— Смелей.., благороднейший Спартак… Будь мужествен в несчастье..

— О, мой Крикс!.. Мой бедный Крикс!.. — воскликнул скорбным голосом фракиец, обняв правой рукой шею Мамилия, скрыв лицо на его груди и снова разразившись рыданиями.

Спустя мгновение, он поднял мокрое от слез лицо и ладонью левой руки стал вытирать глаза.

Мамилий говорил:

— Мужайся, Спартак!.. Подумаем о том, как спасти остальные восемь легионов.

— Это верно. Необходимо найти средство против грозящей гибели и сделать менее пагубными последствия гнусного предательства этой подлой фурии ада. Надо отступать. После тяжелой битвы легионы Красса не будут в состоянии двинуться от Гарганской горы ранее чем через восемь-десять часов; нам необходимо использовать это время, чтобы поправить наше положение.