— Конечно, — соглашаюсь я. — А вы объясните мне, зачем пленять мирного гражданина и везти его на рудник?

— Позже.

Не могу разобрать, кто из них говорит, хотя голос похож на тот, что я слышал глубокой ночью, двое суток назад. Только теперь соображаю, что черные люди все-таки не немы — они говорят со мной на моем родном языке. А с самим собой тот, кого я слышал, говорил на языке южных воинов. Удивительно. Я так давно покинул родной край, что вряд ли во мне можно узнать его жителя.

— Насколько долга дорога до Рейт-харга? — спрашиваю, хотя вовсе не собираюсь оставаться с черными далее Кельта Гард.

«И где, кстати, остальные пленники?»

— Горная цепь Скиталь, — голос доносит до меня весь путь, который нам предстоит преодолеть.

Это же добрые сотни километров!

— Но пешком наш путь продлится много дней! — пытаюсь возражать я, но меня не слушают — кандалы спадают с моих рук и ног и мы движемся к городу, причем черные люди окружают меня, опасаясь, что мне придет в голову сбежать. Наверное они правы.

Мы поднимаемся по пологому склону, отделяющему город от порта залива Медуз, и входим через главные ворот, вливаясь в разнолицую толпу. Гигантские ворота украшены символом двух городов — двумя лентами, перевивающими друг друга подобно змеям. Две зеленые ленты. Символ всеобщего благополучия на вольных землях.

— А где остальные шестеро?

Мы как раз минуем стражей ворот и попадем на широкую улицу, которая ведет к центральной площади Кельта Гард, разветвляясь на улицы поменьше. На прощание я подмигиваю стражам, которые подозрительно смотрят на моих конвоиров. Но они наверняка привыкли видеть самую разнообразную публику и мы движемся дальше.

— Они уже в дороге к руднику, Ледоруб. Помолчи.

Почему бы нам было не пойти вместе? Этот вопрос оставляю при себе, мне же лучше и так — меньше следящих за мной красных глаз.

— Мы должны остановиться поесть, — замечаю я, пытаясь сообразить, как обмануть своих провожатых и сбежать.

Чувствую руку на своем плече, она слегка сжимается и мне делается больно. У них совершенно железные тела. Они не чувствуют боли, не боятся драк… А зачем же мне было бросать меч? Плохи дела. Они, видно, настолько заворожили меня, что я забыл даже про свой меч, который наверняка так и остался лежать на ночной мостовой Кельта Оберхейма.

— Мы остановимся в той стороне, — один из них указывает своей костлявой рукой в направлении трехярусного деревянного строения, надпись на котором недвусмысленно дает понять, что это постоялый двор.

Мне это на руку, выигрыш времени. Но во мне просыпается кpовь матери, которая могла достоверно изобразить поведение любого человека в любом настроении.

— Разве нам не надо торопиться на рудник?

За свой интерес тут же получаю чувствительный толчок в бок и еще раз убеждаюсь, что черные люди сделаны из камня. Вспоминается боль в руке, которой я ударил одного из них по лицу, и холод, который я все-таки успел почувствовать до того, как он сбил меня…

Пересекая толпу, которая кричит на всех языках мира, мы подходим к «Пути Тонгхатов.» Так называется постоялый двор, ухоженный дом, которым безусловно должен владеть добропорядочный житель Кельта Гард. Хотя… тонгхаты, в соответствии с преданиями многих народов, были беспристрастными скитальцами, которым все было нипочем — и беды и страдания, которым было плевать на добро и радость. Внимательно гляжу на своих спутников, может быть — они и есть загадочные тонгхаты? Они бы подошли, но предания ничего не говорят о красных глазах или о недочеловеческой природе скитальцев.

Я декламирую стихи о тонгхатах, которые так легко слетают с уст странствующих бардов, и существуют в десятках измененных вариантов. Мои конвоиры останавливаются на пороге и несколько секунд рассматривают меня.

— Ты ошибся.

И мы входим в «Пути Тонгхатов». Да, я ошибся и не очень удивлен. Тонгхаты наверняка были человечнее черных людей.

Это было противное утро, не в пример предыдущему. Я проснулся с головной болью, которая, каким бы странным это не казалось, была вовсе не результатом вчерашней вечеринки. Тем более, что никакой вечеринки вчера не было, а только Анна и комиксы, комиксы и еще миллион раз эти растреклятые комиксы!

К концу дня она все-таки начала что-то понимать. Боже мой, это то же самое, что и учить школьника списывать! Совершенно невозможное и бессмысленное занятие. Надо убить братьев Грин за это. Однако, как бы все не было неприятно, я вновь мог позволить себе не торопиться — Анна сказала, что немного задержится. Но все же, я вскочил и помчался в ближайший магазинчик — купить пива. Хотя оно все равно не помогло бы мне. Голова разламывалась. Я же не могу переносить удары так же, как Веселый Ледоруб…

Она уже ждала меня перед закрытой дверью студии.

— Ты опоздал!

— Конечно, — отозвался я, — приключения Ледоруба сказываются на мне неблагоприятно.

Кажется, она оценила мою шутку, потому что на ее губах появилось слабое подобие улыбки.

— Ты знаешь, я не вижу ничего ничего сложного в том, чтобы копировать тебя. Я попробовала несколько раз дома…

Мы едва вошли, а она уже вытаскивала из сумки целую кипу набросков. Ха! Если бы я не знал, что не рисовал их, то решил бы, что у меня галлюцинации.

«Ура!» — закричал я про себя, еще не догадываясь, что меня ждет впереди.

— Но, я не понимаю… я не знаю, откуда берутся последовательности картинок. У тебя сюжет никогда не развивается стандартно — он то затянут, с кучей ненужных для ребенка подробностей, то чересчур сильно скачет…

— И? — спросил я, начиная подозревать, к чему она клонит.

— Больше так никто не делает, ты должен меня и этому научить, иначе, как я буду реализовывать твои идеи?

Я тяжело опустился на свой стул и положил руку на чистый лист бумаги.

— Может быть, ты хочешь стать мною?

Не дожидаясь ее ответа, я набросал панораму города в утреннем тумане и прибрежные воды залива с курсирующими в них суденышками.

— Ну вот, опять, — сказала Анна, присаживаясь рядом.

У нее в руке был карандаш.

— Если бы я начала отмечать кадры, которые надо выкинуть, осталось бы не более четверти от того, что ты рисуешь.

— Спасибо братьям Грин, что ты, пока еще, не мой редактор, — заметил я, вложив в свои слова побольше сарказма.

Голова уже перестала напоминать о себе и я расслабился. Всегда есть надежда на хэппи-энд.

Ученица несколько минут сидела молча, наблюдая за появлением новых кадров с Веселым Ледорубом и черными людьми. Потом она начала активно вмешиваться, когда обратила внимание на реплики персонажей, которые я подписывал под каждой картинкой мелкими буквами.

— Мне кажется, ты слишком подробен! Это плохо для развития сюжета, почему бы тебе не придумать злодея, который просто крадет людей и превращает их в рабов в золотоносных шахтах? А Ледоруб победил бы злодея… Это же комикс для детей!

— Знаю, а тебе не кажется, что фантазия ребенка должна развиваться нормально? При простом сюжете достаточно десятка кадров и пары слов… или вообще можно обойтись без слов, а при закрученном приключении не должно быть больших провалов в повествовании, иначе ребенок не поймет ничего!

Это был глупый спор. Мы оба знали, что при теперешнем среднем IQ комиксы читают не только дети. Возможно, именно поэтому «Комик Бардс» приблизилась к тому, чтобы подвинуть студии «Диснея». Посему, я решил прекратить все прения и занялся стихами, которые должен был продекламировать Ледоруб.

Тут уж Анна не сдержалась.

— Стихи?! Что за ерунда? Аж целых два четверостишья!

Ну вот, меня уже критикуют. Причем сильно. Вспоминая вчерашний день, я спросил:

— Что ты делаешь сегодня вечером?

Всего лишь на мгновение ее глаза округлились от удивления.

— Ничего…

Ха, она, наверное, тоже вспомнила мои нескромные вопросы.

— Знаешь, как это называется, Кит? Грин за это могут нас уволить и будут правы.