Посидели, повспоминали. Песни попели.

Потом я кивнул на кухню. На кухне включил радио на полную и воду пустил…

– Раиса сказала, ты чуть ли не диссидентом стал…

Левада махнул рукой

– Да какой там диссидент.

– Ну, взыскание по партийной у тебя есть.

…

– Хочешь, сниму?

Левала уставился на меня, потом шепотом сказал

– Зачем?

– Ну как… нехорошо, когда в личном деле взыскание по партийной линии. Проблемы будут, изо всех очередей уберут.

– Так и так убрали.

– Поставят?

Левада подумал, потом криво усмехнулся

– Нет, Михаил Сергеевич, не надо.

– Почему?

– Скажут: продался?

Теперь настала пора криво и многозначительно улыбаться мне

– От оно как. Партийное взыскание – как знак отличия в определенных кругах. Только мне вот что непонятно. У тебя совесть чиста. И ты это знаешь и знать будешь. Так в чем проблема?

– Другие то не знают.

– А что другие? А… у вас совесть коллективная. Одна на всех.

Левада посмотрел на меня странным, каким-то загнанным взглядом

– Зачем звал, Михаил? Знаешь же, что я рискую даже сюда приходя. И плетью обуха не перешибить.

– Знаю. Разговор есть. И по совести и по душам. Помощь твоя нужна.

– Тебе?

– Народу. Партии. Мне.

– Э, как…

– То что ты мне сейчас можешь сказать, для меня не новость. Да, в партии были и есть перегибы. Да, есть и такие люди, которых заставь Богу молиться – и весь лоб себе расшибут. Но прошлое не может определять будущее.

– Погоди, ты в этом уверен?

– Да, уверен.

Я и Юрий Левада смотрели друг на друга. Русский интеллигент еврейского происхождения – который как всегда больший интеллигент, чем любой русский – и непонятный гибрид, человек с телом советского человека и разумом адаптировавшегося американца, который искренне не понимает, как это так – прошлое определяет будущее.

Американцы тем и были сильны – сильнее всего мира – что они умели оставлять прошлое в прошлом. Их гениальная отмазка во внешней политике – господа, это все были обязательства предыдущей администрации. И когда они начали копаться в своем прошлом – это и было началом и симптомом конца. Кем был Томас Джефферсон? Гениальным политиком, поборником свободы – или рабовладельцем и лицемером? Если так подумать – а какая разница то? Томас Джефферсон давно умер, оставив своим потомкам сверкающий град на Холме. Его дела говорят сами за себя, и это и есть истинная мера его жизни.

А у нас скоро начнут копаться в сталинских могильниках. Это совсем другое прошлое – черное и страшное. Но потому еще важнее оставить прошлое в прошлом. Советский народ – рождался в грязи и крови Гражданской, и никакая гражданская война – не может оставить крайне дурного отпечатка на всех гражданах, на всей стране. Прецедент братоубийства, войны внутри общества – он просто так не проходит, не зарубцовывается. А потом была Великая отечественная – и как наказание и как искупление. Но эти люди, надрывавшиеся, страдавшие, голодавшие, поднимавшиеся в атаки, жертвовавшие собой и убивавшие – их дела тоже говорят сами за себя. Они оставили нам сверхдержаву. Которую сотворили, как умели и как им позволили. И какой смысл сейчас копаться в могильниках и определять вину, растравливая общество. Не лучше ли и нам – оставить прошлое в прошлом.

– Юра, я в этом уверен, потому что раскопки прошлого ничего не дадут. Только поссорят нас.

– Да, но должен же народ знать правду!?

– Должен? Кому – должен? Зачем – должен?

…

– Что даст эта правда нам – сейчас живущим? Сказать правду о том, что происходит сейчас – это одно. Сказать правду о том, что происходило сорок, пятьдесят лет тому назад – это что-то изменит к лучшему? Скажи, только честно?

Левада долго думал, и потом сделал очень тяжкое для любого интеллигента признание

– Не знаю…

– А я знаю. То что произошло сорок, пятьдесят лет тому назад – там уже ничего не изменить и не поправить. Перестать закрывать глаза на происходящее сейчас – совсем другое. В последнем – я прошу тебя помочь.

– Как?

– Твои наработки в области социологии. Юрий Владимирович правильно сказал – мы не знаем общества в котором живем. Так нельзя, общество нужно изучать, изучать научными методами, а не отговариваться привычными фразами про неизбежность прихода коммунизма и про то что учение Ленина бессмертно потому что оно верно. Мы должны знать, что на самом деле думают люди по самым разным вопросам.

– То есть, ты хочешь, чтобы я у людей в голове ковырялся. Кто что думает на самом деле.

– Примерно так. Это твоя работа.

– А потом? Психушка? Сто первый километр?

– Юра, ты дурак?

Левада и сам смутился.

– Нет – после паузы сказал он – ты сажать не будешь. Вот ты – и не будешь. А товарищи твои.

– А товарищи мои витают в облаках. Ты понимаешь, сколько первых секретарей можно снять одним твоим опросом.

Левада испуганно замолчал. Он вдруг понял, каким оружием он обладает.

Провели, скажем, такой вот опросик с десятком – другим хитрых вопросов, да данные наверх и отправили. А там возьми – выходит, что народ ни хрена ни в какой коммунизм не верит. И что будет?

Как что – оргвыводы. Первого секретаря за развал работы – нах… с пляжа. И какому первому секретарю такое надо?

– Теперь понял?

Левада кивнул. Он понял, что Гришин, прежде всего, его боялся, потому и нападал. Они все боятся…

– Ты хочешь, чтобы я… то есть мы…

– Ошибаешься. Использовать социологию как оружие в ведомственных или политических войнах я не хочу. Грызни и так более чем достаточно. Если начать бросаться обвинениями – раздеремся, и добром это не кончится. Я хочу выйти…

Чуть было не сказал – из зоны комфорта. Хотя тут так никто не выражается – просто не поймут.

– … из тумана идеологии и посмотреть трезво на наш народ. На то что он на самом деле думает. Во что верит. Чему и кому он верит

Теперь Левада смотрел на меня с ужасом.

– Михаил. Тебе зачем это? Как только выйдет первый опрос… ты же понимаешь

– Это не для прессы – раз. Два – от того что мы спрячем голову в песок как страусы – ничего не поменяется. Тем более что под ногами у нас бетон. И больно и не спрячешь.

…

– Ну, так что?

– Как это будет оформлено?

– Сначала спецсектор. Потом отдельный институт.

Я не сказал – когда я стану генсеком.

– И можно брать кого захочу?

– После проверки КГБ можно.

…

– А ты как думал. Темы секретные. Стоит хотя бы одному отчету просочиться на Запад, на Радио Свобода будет праздник.

…

– Я серьезно, Юра. Использовать полученную информацию, чтобы шатать страну – не выйдет. Такие случаи будут жестко пресекаться.

– Тогда многие не пойдут.

– Понимаю. Только вот над чем подумай.

…

– Есть люди, которые живут с фигой в кармане. Так и живут – фигу в кармане держат, небо коптят, рак от злости зарабатывают. Потом так и на тот свет отправятся – премудрые пескари, премудрость которых никому не нужна. А я предлагаю пусть косвенное, но участие в принятии важнейших стратегических решений. Понимаешь?

…

– Пусть каждый выбор делает. Либо тихо гадить. Либо менять. Пусть не сразу. Не напрямую. Но менять. У кого как совесть позволит…

– Он согласился?

Я покачал головой

– Не знаю.

Мы сидели за чаем – вдвоем с Раисой. Стемнело совсем, к чаю было какое-то варение – домашнее, с югов

– Я с ним поговорю

– Не надо!

…

– Каждый должен принимать такие решения сам. Как совесть позволяет. Или ее отсутствие.

Раиса смотрела на меня

– А ты изменился

Я невесело улыбнулся

– Жизнь заставляет. Дальше будет только хуже.

– Но тебе оно надо?

Я выдержал паузу

– Надо Рая. Надо.

Из дневников Анатолия Черняева

Помощника Генерального секретаря ЦК КПСС