Настроение у меня было мягко говоря, не из лучших, и погода тому не способствовала – низкое небо и мокрый снег. Мы ехали с Егором Кузьмичом Лигачевым, секретарем ЦК в одном ЗИЛе – как я с удивлением узнал, даже у секретарей ЦК нет закрепленных машин и надо вызывать из гаража и ждать, пока придет. По американским меркам дикость, там все кроме разве что президента и нескольких чиновников ездят на своих. Но на аппарат здесь тратится мало, перестроечные истерики были явно не к делу. Впрочем, даст Бог, не допустим перестройки…

– Егор Кузьмич – сказал я – я думаю, пленум откладывать надо. Мы не готовы.

– Да… – согласился Лигачев – наверное.

И все понимали, почему. Кстати, на этом пленуме должен был быть блок вопросов, посвященных научно-техническому развитию. Этот вопрос тянулся со времен Брежнева, переходя с пленума на пленум, потому что никто не знал, как к нему подступиться.

Потеплело ночью. Серая хмарь, под ногами – грязная снежно-ледяная каша, вчера выпавший снег тут же начал таять. Чуть не плюсовая.

У крыльца было прибрано, в дубленке, наброшенной на плечи – нас ждал Чазов, главный врач Четвертого управления. Немало людей он на тот свет спровадил…

Сволочь.

Доказательств у меня нет, но… как умер Брежнев? Ровно за день до того как он планировал уйти со своего поста, оставив вместо себя Щербицкого. Как умер сам Андропов? Да как то так – до этого пятнадцать лет почками болел, а тут – на тебе! Почему умирает Черненко? А черт его знает – то ли рыбки откушал, то ли что.

Про Юрия Владимировича разное говорили. Говорят, ему в открытую сказали – больше на Украину не езди, живым не вернешься, там свой КГБ есть. Щербицкий точно знал про намерения Брежнева – и не простит. Нет – поехал в Крым. И оттуда вернулся живым трупом…

– Здравствуйте.

– Добрый день.

С такими надо улыбаться. Пока нет доказательств для ареста.

Прошли тихими, хорошо отремонтированными коридорами, зашли в кабинет главврача.

– Как чувствует себя товарищ Черненко? – спросил Лигачев

– Состояние товарища Черненко стабильное, делаем все возможное. Сегодня состоится консилиум…

То, что Чазов врет, это я определил сразу – жизнь, знаете ли, научила распознавать лжецов. А чему не жизнь – тому ВДА, Военно-дипломатическая академия. Так что – хрен я буду тут лечиться, ищите лохов в другом месте. Себе дороже.

– Мы пройдем?

– Только на несколько минут, не больше. Товарищу Черненко нельзя долго заниматься делами…

Как рассказать про Черненко?

Знаете, потом это все извратили сильно. Все смеялись над Брежневым, сиськи – масиськи. Как то не замечая, какую махину выстроили при нем. Сколько дорог, сколько жилья, сколько заводов построили. Не верите? Посмотрите старые фотографии, годов где-то шестидесятых. Я смотрел. Сколько деревянного жилья. Даже в городах, не говоря уж о селе – дороги не заасфальтированы, дома-сталинки – и грязь, люди как по колхозной улице идут, в дождь хоть резиновые одевай. А после Брежнева нам осталась страна первого мира. Нормальные дома, асфальт, машины. Более тысячи крупных заводов построили! И все это за два десятка лет, и еще с учетом того, какой страшный удар по стране нанесла война. Сколько мужиков не вернулось. В Германии поступили просто – напускали турок. А мы? Сами, все сами.

Я ведь попутешествовал по миру, знаю, что чего стоит. Например, в Лондоне полно домов, где нет нормальной центральной канализации, а сама канализация построена в своей основе в конце 19 века и так ей и пользуются. В Нью-Йорке полно домов, которые не подключены к центральному отоплению, даже небоскребы. Как тогда? А так – в подвале стоит бойлер огромный на мазуте, а через весь дом – труба. Когда в Нью-Йорке холодно, то и дело видишь – дым над домами столбом. Это как печка в деревянном доме. А там где центральное отопление – оно паром, и по часам. Дороги убитые – но это не потому что денег нет, просто профсоюзы обнаглели и проще не чинить совсем. В сельской местности многие комьюнити не могут себе позволить нормальную асфальтированную дорогу – ездят по гравию, сверху битум. И все нормально, так и живут.

Брежнев умер в семьдесят шесть совсем развалиной. Трамп в те же годы – еще ого-го с молодой женой. А почему? Да Брежнев, сука, всего себя стране отдал, на войне под пули лез, после войны восстанавливал, работал на износ, пока мог. А мы над ним ржали.

И Черненко – из той же когорты. Пока мог – работал. Честно работал, как мог, как умел – тоже всего себя отдавал. Сейчас вот умирает. Думаете, он за власть цепляется – ради себя, что ли? Да ни хрена подобного. Боится он – что следующее поколение руль не удержит. И как показали последующие события – не зря боится…

Константин Устинович сидел на кровати, было видно, что ему тяжело. При помощи охранника встал, пожал руку Лигачеву, потом мне. Снова сел, точнее – почти упал на кровать.

Лигачев достал из папки самые нужные бумаги, Черненко с трудом подписал – прямо на кровати. Было видно, что он не видит, чего подписывает.

Но при этом он то и дело косился на меня.

Потом я кратко доложил об обстановке на Политбюро, о принятых решениях. Не знаю, понял ли Черненко…

Заглянул врач – понятно. Мы начали собираться, и тут Черненко сказал

– Михаил Сергеевич…

Я остановился

– С тобой Андрей Андреевич говорил?

Я кивнул

– Хорошо…

Больше Черненко ничего не интересовало…

В машине Лигачев очень проникновенно так молчал – ждал, пока я начну разговор, уж очень ему знать хотелось. Но я тоже – молчал.

Москва

Вечер 09 марта 1985 года

Первым узнал о том, что состояние Черненко внезапно резко ухудшилось (еще пару дней назад Черненко планировал, когда он выйдет из больницы) – Андрей Андреевич Громыко.

Это не было случайностью – информацию ему по своим каналам подкинуло ЦРУ, у которого были доверенные люди в кремлевской больнице. Завербованы они были тогда, когда закупали для своей больницы импортное дорогостоящее медицинское оборудование. Связь с ними держали под видом консилиумов и консультаций, местная станция ЦРУ ничего не знала – они напрямую выходили на центр. Приказ "играть на Громыко" исходил из Совета национальной безопасности США и "группы Б" – команды аналитиков, предоставляющих "второе мнение" как это называлось в медицине. Сам Громыко не знал или не хотел знать – американцы играли его втемную, потому что рассчитывали что именно он займет кресло Генерального секретаря. Они не знали, что игра ими проиграна еще до ее начала – Громыко либо узнал, либо заподозрил игру, а может, просто не хотел связываться. Как бы то ни было – он готовился отступать на заранее подготовленные позиции, послав сына с новостями на дачу Горбачева, уточнить все ли в силе.

Сейчас он сидел за столом, перед открытой бутылкой водки, из которой не отпил ни капли, сцепил кулаки, так что костяшки побелели. Он думал, вправе ли он поступать, так как он постукает.

Он был из Белоруссии. Стране, по которой катком прокатился фашизм. Многие его родственники погибли на войне. Его знаменитая неуступчивость – была потому, что он на всех переговорах вспоминал тех, кто полег в той войне.

И понимал, что их жертвы не должны быть напрасны…

Решившись, он начал набирать номер…

Москва

Час – Ч

10 марта 1985 года

День десятого марта – это был час – Ч. День, когда все решалось.

Ночью подморозило, даже до зимних температур – но уже с утра стремительно теплело. Вчера пришли новости из ЦКБ – состояние Черненко крайне тяжелое, ждать можно всего. На всякий случай, я решил вообще никуда не отлучаться, дом – работа и больше ничего.

Сейчас накрыли стол на завтрак. Кстати, насчет гастрономических пристрастий товарища Горбачева – они довольно просты. На завтрак либо каша либо омлет. Кипяченое молоко. В принципе, я ничего не изменил, да и опасно что-то менять, и так сидишь и думаешь – замечает ли кто-то что товарищ Горбачев не совсем товарищ Горбачев, или нет. Потому я просто попросил в кашу добавлять мясо, как в армии, а молоко заменил на обычное, сырое. Омлет я не слишком то люблю. А Раиса Максимовна следит за своим весом и завтракает кофе с жирными сливками, больше почти ничего не ест.