— Во, Никита, принимай аппарат, махнул не глядя.

Тот уже узнал, подскочил, взобравшись на крыло, помог вылезти, забрав парашют и тюк комбинезона, я летел без него, в форме, да и шлемофон также отдал. Помогая мне спуститься, тот спросил:

— А где «мигарь», командир?

— А «Миг», Никита, тю-тю, — и поздоровавшись с подошедшим Светловым с парнями, пояснил. — Обратно летел, десять «мессеров» подстерегли, утянул их на высоту и там принял бой. Думал на высоте отсидеться и так уйти, не дали. Шестерых я в землю вогнал, ещё один с дымом уходил, истребители Егорьева перехватили, ещё двое ушли. Так что машина за себя отомстила. А при посадке сложилось правое шасси, и машина скапотировала, разрушаясь. В ней потом больше двухсот пробоин нашли, немцы хорошо стреляют. Представляете, моя фуражка и трость что в кабине лежали, простреляны были, вся кабина в решето, а на мне не царапинки. Я их тому полку подарил, думал на удачу, оказалось нет. Мы отъехать от расположения не успели, километра на три всего, как на них штурмовики обрушились. Машин двадцать работало. Судя по дымам на земле, потери есть. Вот такие дела.

— А этот связной откуда? — спросил Светлов, похлопав по крылу «У-2».

— А это мне подарили. Генерал на дороге встретил, узнал, что это я тот лётчик что в одиночку с десятью дрался, меня водитель сдал, а он этот бой видел, один «мессер» чуть на их колонну не упал, неподалёку воткнулся, долго обнимал, и вот этот аппарат на время дал. Сказал всё равно лётчика нет, погиб, забирай пока. Потом пришлёт за ним нового пилота.

— Прямо так и отдал? — удивлённо приподнял бровь Светлов.

— Сам удивился. Его за грузовиком буксировали. Я уже потом, когда в воздух поднялся и дальше полетел, вспомнил, что ни имени его не спросил, ни документы на эту машину. Хотя бы письмо начеркал от руки. Вообще ничего.

— Как бы проблем с ним не было.

— Надеюсь не будет. О, вот и машина из штаба, ну всё, я на доклад. Никита, машину осмотри, заправь, подготовь к вылету. Пусть пока в нашем капонире постоит, по размеру вроде входит.

— Входит, — уверенно подтвердил тот, и с другими парнями стал закатывать аппарат в укрытие, а я, поздоровавшись с дежурным по полку, это он прикатил, и поехал к штабу.

Там я завис до вечера, много бумаг оформлять требовалось. К счастью, своё дело штабные в корпусе полковника Егорьева знали туго, и необходимые справки и документы у меня были. И о потере машины, и о восьми сбитых за вчерашний день. В последнее время как-то уже никто не удивляется тому, что я могу за один бой сбить противника больше чем другие это делают за год, поэтому спокойно записали мне в лётную карту этих сбитых, и теперь у меня там их ровным счётом двадцать четыре. Солидно. Ну и вечером вовремя ужина я в подробностях описал что было за эти сутки, как всё происходило. И как разведчика сшиб, и «мессера» в землю вогнал, что подстерегал на посадке. Как на следующее утро немцы мне засаду устроили, как бой проходил, как наводчиков у аэродрома разглядел сверху и атаковал, ну и как совершил неудачную посадку и чудом остался цел. Даже без царапинки. Вот так этот день и закончился.

Два следующих дня я бомбардировал штаб обороны «ПВО» Горького по поводу получения новой машины, там отвечали, что сами торопят Москву, но пока машин нет. Мы со Светловым договорились, в случае налёта я буду использовать машину одного из его ведомых, а пока я летал в качестве связного. То почту доставлял, то фельдъегерей, в основном по окрестностям работал. Мне вскоре это надоело и сообщив Бадину что самолёт забирают, от того генерала лётчик прибыл, сам отогнал аппарат от аэродрома, убрал самолёт в хранилище и вернулся на попутке. И о радость, на следующие день приказ, прибыть в Москву за новой машиной. Точнее не новой, с запасного полка. «Миги» прекратили выпускать ещё в прошлом году, но на хранении те ещё были, зачастую в ящиках, не собранные, и вот так их собирали, и ставили в строй. К сорок второму основные запасы уже выбрали, но видимо ещё что-то было.

К счастью в Москву был попутный борт и меня подкинули, там нашёл попутную машину и добрался до нужного запасного полка, где и переночевал, прибыл уже ночью. А утром осматривал истребитель. Не знаю, что за криворукая команда его собирала, но то что его следует перебрать, это факт. Однако в получении я расписался, так как машина также имела дополнительное вооружение, как у меня на прошлом «мигаре». Вот только рации не имелось, только приёмник. Машину мне заправили, оружие снарядили, пришлось расписаться в получении, после чего подняв «Миг» в воздух, я отогнал его километров на тридцать от Москвы, и пошёл на посадку. Я на этом поле доставал свой первый «мигарь», который потом инженеры забрали и не вернули. Покинув кабину машины, я отошёл в сторону, и используя амулет-помощника, за полчаса полностью разобрал аппарат, и дальше стал его собирать, правильно подгоняя узлы. И вот, два часа работы и машина стоит полностью вылизанная, как будто ручной сборки. А как у меня прошлая. Заправив её, решил проверить, тем более отчётливо видел на высоте очередного «Юнкерса»-разведчика, что шёл для проведения разведки и фотосъёмки.

Надев парашют и шлемофон, я неуклюже забрался в кабину машины, и запустив двигатель, ах как приятно урчит, погоняв его на разных оборотах, пошёл на взлёт и стал кругами набирать высоту. За девять минут, куда быстрее серийных машин, я оказался на одиннадцати тысячах метрах, сближаясь с разведчиком, который пока беспокойства не проявлял, двигаясь ровным треугольником над Москвой. Зенитки работали как сумасшедшие, разрывы шрапнели вставали множеством облачков, но ниже немца на километр, а то и два, они его просто не доставали. Когда я вошёл зону их работы, вот, наверное, на земле матерят меня, приказывая убраться в сторону, а я не слышу, рации-то нет, разрывы начали стихать. Поднимаясь дальше, только увечил скорость. Тут немец и забеспокоился, когда я начал нагонять его, причём достаточно быстро. Немец полез на высоту, какая очевидность, все вы так делаете, и именно на ней сблизившись, я начал обстрел со ста метров. Бил по правому двигателю. Уйдя на разворот, я посмотрел на нитку дыма, что тянулась за тем. Говорю же я не промахиваюсь, особенно в упор. И вторым заходом убив пилота, поджёг и второй мотор, и разведчик, вращаясь, стал падать вниз. Я чуть не поседел, переживая, тот на жилые кварталы падал, но к счастью вошёл тот в землю на песчаном берегу Яузы. Причём на пустом берегу, дети были, и много, но купались дальше. Амулет-дальнего виденья даже с такой высоты позволял это видеть достаточно отчётливо.

Вот так убедившись, что аппарат в порядке, я снизился до двенадцати тысяч метров и пошёл на Горький, весело напевая матерные частушки. Час и я на месте. Особо не гнал, и на подлете пошёл на снижение. Так что над аэродромом оказался на высоте моторов сто и сходу пошёл на посадку. У диспетчерской вышки был расстелен знак разрешения совершить посадку. Подогнав аппарат к месту стоянки, с помощью Никиты выбрался наружу, и сдав снаряжение, велел принимать машину, пополнить боекомплект, оружие почистить, ну и заправить. Механики звена Светлова помогали с работой, всё равно скучали, а тут хоть какое-то дело.

— А что, пострелять пришлось? — спросил тот, подавай мне новенькую фуражку.

Подошедший Светлов, приветливо мне кивнув, тоже прислушался, сложив руки на крыле машины и опираясь на них.

— Да, над Москвой в наглую летал разведчик, вот я и не удержался. Тем более аппарат проверить хотел.

— Сбил? — уточнил Светлов, и на мой молчаливый кивок, поинтересовался. — И на какой высоте тот шёл?

— Сначала на тринадцати, потом полез на четырнадцать, и там я его догнал. Только знаешь, что, тот ведь подъём не прекращал и был на четырнадцати двести. Я думаю он мог и выше подняться, да не успел.

— И многое это видели?

— Москва крупный город, над ним было, и самолёт упал на берег реки почти в центре. Чудом никого не угробив. А я сюда полетел.